неподвижные айсберги. В ярко-голубых кристально чистых формах льда мерещились фигуры рыцарей на конях, уродливые головы с застывшими на лицах беззвучными криками, гротескные чудовища, гаргульи и драконы. Кусочки прозрачного подтаявшего льда проплывали по бокам плашкота, потрескивая при столкновении друг с другом, как кубики льда в стакане лимонада. Нам приходилось маневрировать мимо айсбергов, и свесившийся с носа матрос давал команды рулевому – право или лево руля. «Ивана Киреева» по-прежнему не было видно. Четыреста лет назад у этого самого берега зимовщики, возвращавшиеся на двух шлюпках, стреляли из мушкетов в воздух, чтобы найти друг друга в густом тумане (26 июня 1597 года). Наш рулевой несколько раз связывался с судном по радио и получал от них указания. Поскольку на «Иване Кирееве» не могли нас видеть, я думаю, они воспользовались корабельным радаром. Так или иначе, вскоре в тумане показалось слабое свечение.
На «Иване Кирееве» включили все огни – представление вышло грандиозным. Мы молчали. Глядя со стороны, я изумился размерам корабля. Наше безопасное и теплое пристанище выглядело совсем крошечным, но вместе с тем являло собой искусно построенный и надежный стальной дом, который уверенно чувствовал себя перед лицом бескрайнего моря, под этим огромным, непроницаемым небом. Добрых 15 минут спустя, которые показались нам целой вечностью, мы пришвартовались рядом с судном и взобрались на борт по веревочной лестнице. В плохую погоду, как мы однажды заметили, экипаж сбрасывает большую сетку, которую надо схватить на гребне волны. Чтобы противостоять волнам, корабль поворачивается против ветра, как стальная птица, прикрывающая птенцов. Команда работает ловко и слаженно, и, как только вы протянете им руку, они поднимут вас на борт одним быстрым движением. Когда все загрузились, палубный кран поднял на борт плашкот и груз. Как оказалось, в столовой нас ждал ужин. Антон сел напротив меня.
«Ну-ка… – Он пододвинул стул к столу. – Вкусный супчик!» Он потер руки, взял ложку и осторожно отхлебнул желтоватую соленую водичку. Персонал уже подавал следующее блюдо: картошку с жареной печенкой. Суп забрали. Антон посмотрел на меня: «Потрясающе смотрятся все эти растресканные морозом камни, правда?» Он говорил, а у меня из головы не шли Питер Флоре и доктор Маат. Как они там? Сейчас небось сидят, как короли, с Евгением, Константином, Виталием и Николаем в своей маленькой хижине, окруженные тишиной. А между тем время, которое отведено мне на исследования, потихоньку отщипывается с двух сторон. Каждый день, когда мы простояли на якоре, может оказаться решающим. Теперь еще выяснилось, что Старков должен вернуться в Москву 14 сентября, чтобы успеть на ежемесячный рейс Москва – Шпицберген. Он рассчитывает, что мы заблаговременно высадим его в Амдерме – небольшом поселке на побережье Карского моря. Это ставит под угрозу весь наш график. Старков с каждым днем становится всё мрачнее, и, чтобы проделать всю намеченную работу, мы не должны терять даром время, отведенное на пребывание в Ледяной Гавани. На моём походе вглубь острова можно ставить крест. Это досадное разочарование, но нытье и жалобы лучше пока оставить, поскольку для выполнения всех задач потребуется еще много усилий.
26 августа 1995 года, суббота
Проспав около пяти часов, я встал в 7 утра и оделся для похода, надеясь на повторение вчерашней высадки. Однако вскоре выяснилось, что вместо этого нам придется пожертвовать еще одним днем. Боярский не хочет рисковать тем, что мы застрянем на берегу, если погода неожиданно испортится, и поэтому высадка отменена. Логика этого решения мне кажется сомнительной. Они что-то от нас скрывают? У них запланированы какие-то свои дела? Паранойей в этих краях никого не удивишь, и тому есть множество причин. Даже отплытие в Ледяную Гавань отложено, и мы просто стоим и ждем, когда в заливе начнется шторм. «Лучше пойди отдохни, – постарался успокоить меня Ержи. – Когда дойдет до дела, шевелиться придется быстро». Я поставил свои болотные сапоги сушиться, а потом отряхнул с них блестящий черный песок Новой Земли в одном из коридоров судна. Как только тяжелая стальная дверь герметически закрылась за моей спиной, я, насвистывая, двинулся в столовую. Капитан, который как раз спускался по лестнице, приложил палец к губам. Смущенный, я прикрыл рот рукой. Свистеть на корабле – дурная примета, можно накликать беду. В столовой я заметил доктора Лабутина: увидев меня, он вскочил и замахал мне рукой, чтобы я подошел. Он очень интересный персонаж. Джордж сказал мне, что ему почти 50 лет, но внешне он похож на карикатуру на русского студента-медика: взъерошенные волосы, очки в роговой оправе, поношенная одежда, клетчатая рубашка, застегнутая на все пуговицы, и коричневый вязаный пуловер. Я последовал за ним по узким коридорам. Вчера вечером от скуки я наклеил себе на грудь одну из детских переводных татуировок, которые «Филипс Электроникс» вкладывает в упаковки батареек. Обычно доктор Лабутин даже не смотрит своим подопечным в глаза. Он вытаскивает вашу футболку из штанов, и дальше его интересуют только показания приборов. Но в этот раз, закрепляя на моей груди электрод, он заметил надпись Kiss me и ухмыльнулся. Вес: 71 килограмм. Кровяное давление: 160 /75 («Выше может быть, только если вы видите перед собой на улице симпатичную девушку», – говорит в таких случаях доктор Маат). Пульс: 60 ударов в минуту. Затем он сделал мне знак снова сесть на велотренажер. Иллюминатор был открыт, и в него были видны айсберги. Большие синие ледяные горы лениво проплывали мимо, едва не задевая борт нашего корабля. Я вспомнил Амстердам: этот город не победил меня. Я провел там не так уж много времени, живя на заброшенном складе на набережной реки Эй. Ночами, когда мне не спалось, я шел гулять по городу. Проходя вдоль темного здания, я видел в ярком свете автомобильных фар силуэты девушек на высоких каблуках с сумочками на плече. Иногда их там «работало» не меньше сотни, и, когда я возвращался домой, они стреляли у меня сигареты. Впрочем, когда они с тобой заговаривают, понимаешь, что там не только девушки. Два месяца назад, когда я впервые вошел в подвал, в котором располагался офис Гавронского, я не был в такой прекрасной форме, поскольку много курил и пил в одиночестве. Но благодаря моей молодости силы вернулись ко мне довольно быстро. Когда Лабутин решил, что я уже достаточно кручу педали, он жестом показал мне остановиться. Я выпрямился и посмотрел на циферблат, показывающий частоту пульса. Доктор был мной доволен. Наконец мне
