— Я — мать? — Балашева захохотала. — Нет, где это видно, чтоб беспутная баба была матерью?
— Неужели и теперь вы будете скрывать свое прошлое?! — не то спросила, не то упрекнула заключенную Ольга Петровна и достала из папки письмо, Нате, читайте! Это ваши дети пишут.
Балашева равнодушно отнеслась к этой новости. Ока взяла письмо, спрятала в карман. Дескать, на досуге почитаю, разберусь, кто это там пишет…
Но вскоре она снова появилась на пороге. Она плакала, прижимая к груди то самое письмо из Таганрога.
Старшую медсестру Климову ценили и уважали на работе, считались с ней. Но вот случилась беда: она заболела, а после по совету врачей поехала в санаторий. А спустя месяц после возвращения в минуту очередной размолвки муж вдруг швырнул ей в лицо какое-то письмо. Оно было без подписи и обратного адреса, анонимное. Какой-то «благодетель» призывал мужа к бдительности и говорил о ее неверности.
Елена Степановна пыталась доказывать мужу, что это гнусная ложь, клевета, что она верна ему. Но не так-то просто было опровергнуть анонимку, рассеять сомнение.
Муж страдал, а еще больше страдала Елена Степановна. Никого не оказалось поблизости, чтобы поддержать оскорбленную женщину. Муж не прощал ей. И Елена Климова тайком ушла из дома. Навсегда…
После долгих скитаний она оказалась в Казахстане. Работать не хотелось. Зачем? Для кого? Попала в сомнительную компанию, начала красть. Кончилось все тем, что Климова оказалась в колонии.
И вот сейчас письмо детей вернуло ее к настоящей жизни, к мыслям о прошлом, к желанию стать человеком…
ВСЕ ТОТ ЖЕ КОХАНЕНКО
Лейтенанту Голубеву доложили, что вечером окно в изоляторе выломал заключенный Коханенко. Лейтенант распорядился продлить ему штрафной срок и вернулся к себе.
Он выбрал из стопки папок дело Коханенко и начал листать, мельком пробегая давным-давно знакомые строки: подробный словесный портрет, особые приметы и другие данные, относящиеся к личности заключенного. Но, к сожалению, в подобных делах мало что говорится о душевных качествах. Кто он, в сущности, этот человек? Какие помыслы им руководят?
Вот Коханенко, тот же Коханенко, о котором только что был неприятный разговор. Он очень трудный человек. Им занимались и другие воспитатели, но махнули рукой, отказались. Голубев тоже был не в восторге, когда начальник колонии приказал ему заняться этим заключенным.
Впервые встретившись с Коханенко, лейтенант почувствовал, что перед ним закоренелый преступник, отпетый, душа у него — потемки. Разговор был тяжелый и нудный. До сего времени в ушах лейтенанта звучал скрипучий, озлобленный голос:
— Бросьте, начальник! Не лезьте в учителя к Коханенко. Bee равно жизнь дала трещину… И не вам ее склеивать.
Голубев молча ходил по кабинету, терпеливо слушал.
Первый раз Коханенко судили за избиение своего сверстника. Пострадавший надолго попал в больницу, а Коханенко — на пять лет в колонию. В чем причина такой зверской драки, Голубеву не было известно. И он спросил:
— А за что тогда парня избил, Коханенко? Неужели не жалко, что тот на всю жизнь калекой остался?
— На суде объяснял. Хватит! Надоело исповедоваться.
Вечером на совете обсуждалось поведение Коханенко. Лейтенант сидел в стороне, не вмешиваясь в работу активистов колонии.
У Коханенко спросили:
— Как дальше ты жить думаешь, Володя? Ведь в тягость всем становишься… Бездельник, нарушитель режима, грубиян…
— Хватит! — оборвал Коханенко, тяжело подымаясь со стула. — Какой есть, таким и останусь. Старая эта песенка.
В эту минуту Голубев подумал о нем: «А, впрочем, не глупый парень. Видно, что самолюбив, о человеческом достоинстве понятие имеет. А это не так уж мало».
С заседания совета Владимир Коханенко ушел, провожаемый любопытными взглядами своих товарищей. А когда за ним захлопнулась дверь, кто-то из активистов вздохнул:
— Тяжелая судьба у этого парня. Особенная.
— Это какая такая?
— Он рассказывал мне, что от немца в войну родился.
Для Голубева это было новостью. Он снова взял личное дело заключенного. Да, Коханенко действительно был родом из краев, оккупированных в годы войны. Заставляло задуматься, почему в своей анкете Коханенко не написал имени отца. Что же, и такое бывает. Сколько сирот пооставалось в войну!
Матери у Владимира Коханенко тоже не было. В автобиографии он написал: «Мать забыл, не знаю, где она. Дошли слухи, что покончила с собой. Причины смерти мне неизвестны».
Голубев написал в школу, где учился Владимир Коханенко. Вскоре пришел ответ. Письмо бывшей учительницы Коханенко было длинным, на пяти страницах. Она писала:
«Володя отличался мирным характером и усидчивостью. В учебе не отставал от своих товарищей. Все шло хорошо. Но вот по селу пошли слухи: «Володя прижит от немца». Как теперь выяснилось, эту злую версию пустил бывший немецкий прихвостень полицай Калганюк, чтобы скомпрометировать доброе имя матери Володи, в прошлом отважной разведчицы Василины Коханенко. И коварный враг своего добился. Не выдержав клеветы, Василина покончила с собой. Недавно об этой отважной женщине рассказала наша районная газета. Пусть прочтет этот рассказ Володя».
В конце письма учительница приписала:
«А еще скажите Володе, что его отец нашелся. Он вернулся после долгого отсутствия. Судьба его почти такая же, как и у Василины. Он был тоже разведчиком, ходил на задания со своей женой. Но нашлись злые люди и оклеветали его… Теперь его доброе имя восстановлено».
Случилось так, что вскоре Коханенко сам зашел в кабинет к начальнику.
— А-а, Коханенко! А я только что за тобой посылать собрался. Проходи, присаживайся. Ну как, та книга понравилась?
— Не верю я писателю Проскурину, гражданин лейтенант. Выдумал он этих добреньких людей.
— Что же, ты и писателям не веришь? Хороших людей нечего выдумывать, Коханенко, их в жизни и так много.
— Не убедил, гражданин начальник. Двадцать пять лет прожил на свете, а таких людей, как в книге у Проскурина, не встречал. Брехня все это! Натерпелся я всякого в жизни… А добра что-то мало видел.
Лицо воспитателя помрачнело. После минутного молчания Голубев спросил:
— Так все же, кто такой Бабич, за которого ты свой первый срок получил?
В глазах заключенного мелькнуло любопытство:
— В корень смотрите, гражданин лейтенант. Считаю, что политика ваша правильная. Оттуда все и началось. Вам приходилось когда-нибудь ненавидеть? — неожиданно спросил он воспитателя.
— А как же! Все приходилось…
— Так вот слушайте, коль желание имеете.
Это было в годы войны. Одна непутевая женщина связалась с гитлеровцем и от него родила сына. За это люди, односельчане, возненавидели ее лютой ненавистью. Они даже советовали ей задушить своего ублюдка… Но шло время, мальчишка вырос и пошел в школу. Тогда-то он все и узнал о своем происхождении. Ребятишки в классе шептались: «Смотрите, он и вправду на фрица похож…»
Придя из школы, мальчик спросил свою мать, почему его зовут «фрицем». Мать не ответила, слезы ее душили.
Вскоре случилось самое страшное и непоправимое. Как-то, прибежав с улицы, мальчишка увидел в сенцах свою мать в страшной позе. Сбежались люди, но было уже поздно: мать повесилась два часа назад.
С того дня все и началось. Мальчишка тот понял, что нет правды на земле, нет на ней и добрых людей.
Коханенко замолчал и отвернулся. Наступило молчание. Лейтенант поднялся, прошелся от стола к двери. Потом он спросил:
— И ты веришь в эту злую клевету на свою родную мать, Володя?
Коханенко поднял на него глаза:
— А вам откуда известно, что это была моя мать?
— Земля слухом полнится, — неопределенно ответил лейтенант. — Василину Коханенко оклеветали злые люди. На, почитай, здесь о ней все написано, — и лейтенант подал Коханенко газету, которую прислала ему старая учительница.
* * *
Мы ознакомили читателей с судьбами людей, ставших на скользкий путь преступлений в силу некоторых обстоятельств. При этом мы вовсе не собираемся оправдывать их, придерживаясь принципа «понять — значит простить». Никакое умышленное, сознательное преступление не может быть оправдано даже исключительными обстоятельствами. Преступление есть преступление и должно караться по закону с учетом отягчающих и смягчающих вину признаков.
Мы хотели на конкретных примерах лишь подтвердить тот, впрочем, общеизвестный тезис, что нельзя все условия, способствующие правонарушениям, укладывать в прокрустово ложе раз и навсегда определенных закономерностей, ибо жизнь гораздо шире и многообразнее.
Вот, к примеру, некий Генка Федоренко, молодой паренек. Отец его — вор, переходил из колонии в колонию, мать скончалась, когда Генке исполнилось три года. Хорошие люди усыновили сироту. Все шло нормально. А потом нашлась «сердобольная» соседка и поведала ему, что он вроде подкидыш. И с тех пор пошло и пошло, не стало с ним сладу…