Сестра Матильда, жена профессора Гимли, умерла в Киле в 1878 году. Мы оплакивали ее как ласковую и верную сестру. Другая сестра, София, потеряла мужа, дослужившегося до должности адвоката при Верховном суде Лейпцига, уже много лет назад.
Что касается моей личной жизни, могу сказать, что я оставил управление компанией «Сименс и Гальске» в Берлине, Шарлоттенбурге, Санкт-Петербурге и Вене еще в начале 1890 года, передав его брату Карлу и моим сыновьям, Арнольду и Вильгельму. Сам я для фирмы теперь остался не более чем пайщиком и совладельцем. Как отец, я чрезвычайно рад, что мои дети прекрасно показали себя на таких ответственных и сложных постах, мой же уход на пенсию благотворно сказался на делах фирмы, реально омолодив ее управляющий состав. Последнее тем более верно, что вместе со мной ушли и мои старые помощники, управлявшие техническими делами компании: недавно почивший Фришен, фон Хефнер и Лент. Производственным компаниям, как и государствам, необходимо время от времени омолаживать управляющий состав, дабы сама компания всегда могла оставаться молодой и энергичной. Однако эта моя отставка никак не коснулась лондонского бизнеса и моих личных предприятий, что оставило разумное поле для моей все еще активной технической деятельности.
Все мои дети от первого брака имеют свои семьи и счастливы в них. Старший сын, Арнольд, взял в жены дочь моего друга Гельмгольца и уже успел добавить в наше генеалогическое древо двух сыновей.
Сейчас, на закате лет, я пытаюсь понять, каким образом мне удалось, преодолевая множество препятствий и опасностей, достичь такого почетного места в жизни и полного материального довольствия, и первое, что вижу, – это огромный вклад благоприятного стечения множества обстоятельств, и я благодарен судьбе за ту заботу, которую она ко мне проявила. Одной из главных таких случайностей было то, что начало моей деятельности проходило в пору стремительного развития науки, а электротехника находилась еще в зачаточном состоянии и представляла собой плодородную почву для всяческих изобретений и рационализаций. Но на пути моем встречались не только счастливые случайности, с некоторыми мне приходилось усиленно бороться. Вильгельм Мейер, мой милый старый друг и верный помощник, описал эту постоянную борьбу с преследовавшими меня, особенно в начале пути, неожиданными трудностями и неприятными случайностями, в которой я так преуспел и закалился, меткой студенческой поговоркой «Sau beim Pech»[266]. Я должен признать его правоту, но при этом позволю себе усомниться, что виной всему была только и исключительно слепая судьба, которая, будучи назначена провожатой по нашей жизни, то возводит нас на пики удачи, то роняет в пропасти несчастий и иногда приводит к желаемой цели. Успехи и неудачи, победы и поражения в человеческой жизни часто полностью зависят от своевременного и правильного использования открывающихся возможностей. Умение в критические моменты без ненужных и долгих колебаний принимать верное решение, несмотря на общую мечтательность натуры и привычку впадать тут и там в созерцательное состояние, очень помогло мне в жизни. Много раз это умение спасало меня в трудной ситуации. Конечно, для того чтобы им воспользоваться, приходилось прикладывать немалые умственные и психические усилия, преодолевая не только мечтательность характера, но и многие другие свои слабости. Одна из таких моих слабостей – чрезмерная доброта. Мне всегда очень сложно было отказать в обращенной ко мне просьбе, не выполнить известного мне чужого желания, вообще, сложно было сказать кому-либо что-либо неприятное, что могло человека огорчить. К счастью для меня, этой мягкости, особенно вредной для делового человека и руководителя, этой черте противостояла другая, диаметрально противоположная: я весьма легко возбуждался и впадал в гнев. Он быстро нарастал в моей душе особенно тогда, когда я видел, что люди не понимают или не хотят понять моих благих намерений либо используют их в противоположных целях. Вместе с тем гнев этот помогал мне разрядиться, ибо после того, как приступ его проходил, на душе становилось свободно и спокойно. Потом я часто говорил, что тот, с кем я вел неприятные переговоры, оказал мне большую услугу, вызвав приступ гнева и очистив тем мое сознание. Кроме того, этот гнев, как правило, всегда имел чисто психический характер и никогда не выливался в попытку физического воздействия на раздражитель. Хотя еще в юности друзья называли меня «вихрастой головой», намекая на сходство моих непослушных, торчащих волос и взрывного характера, но взрывы эти никогда не приводили к последствиям, о которых мне потом приходилось бы жалеть. Были у меня и другие черты характера, не особенно подходившие для управляющего большой компанией. Мне недоставало хорошей памяти, стремления к порядку, строгости и непреклонности. То, что, несмотря на это, мне удалось создать множество крупных предприятий и руководить ими с большим успехом, доказывает, что настоящее трудолюбие в сочетании с энергичностью и напористостью способны справиться со многими нашими слабостями или, по крайней мере, сделать их не такими опасными. И я могу вполне определенно сказать, что жажда наживы никогда не стояла у меня на первом месте и не для ее удовлетворения я брался за решение самых сложных задач. Во главе всегда стоял научно-технический интерес. Один мой деловой приятель как-то с усмешкой, довольно едко заметил, что я, конечно, работаю в интересах всего человечества, но при этом всегда держу в голове и свою личную цель. Должен сказать, что наблюдение это в определенной мере верно, ведь те предприятия, которые работают во имя общего блага, привлекают к себе всеобщий интерес и тем самым получают больше шансов на выживание и успешное дальнейшее развитие. Тем не менее я не желаю недооценивать того огромного влияния, которое оказывает на человека осознание собственного успеха вместе с радостным пониманием того, что этим успехом ты даешь возможность заработать на хлеб многим тысячам людей. Это осознание действует чрезвычайно возбуждающе, и, возможно, в этом лежит секрет разгадки весьма спорного высказывания о том, что «кому Господь дает высокий пост, тому дает и высокий разум».
Одной из причин быстрого роста наших заводов я считаю то, что в основе их продукции лежали по большей части наши собственные изобретения. Даже не будучи защищенными патентами, они всегда давали нам возможность идти на шаг впереди конкурентов, а пока те их подхватывали, мы успевали сделать еще несколько шагов вперед. Конечно, такой эффект мог сохраняться только при условии высочайшей репутации нашей фирмы, о качестве продукции которой знали во всем мире.
Кроме широчайшего общественного признания моих технических заслуг я получил такое количество наград, званий и титулов от правителей крупнейших европейских стран, университетов, академий, научно-технических учреждений и обществ, что мне уже нечего больше желать в этой области.
Я начал эти воспоминания библейским изречением: «Срок наш – 70 лет, а если в силах – 80 лет», думаю, что и его вторая часть: «и то большая часть их – труд и тяжесть» вполне ко мне применима. Жизнь моя была прекрасна, потому что она была преисполнена успешным и полезным трудом, и о чем я сейчас сожалею, так только о том, что она уже приблизилась к концу. До боли жаль сознавать, что скоро придется оставить близких и любимых мною людей и что с уходом прекратятся мои труды во имя развития науки, которой были посвящены все мои устремления.
В своих воспоминаниях я уже неоднократно рассказывал о технических трудах, описание которых опубликовано во втором томе изданного в 1889 и в 1891 годах Юлиусом Шпрингером полного собрания моих сочинений «Научные и технические работы». Также я рассказывал о своих ранних научных статьях, поскольку они имели большое влияние на мою дальнейшую судьбу, а молодому поколению физиков они по большей части незнакомы. Однако теперь я считаю необходимым сделать несколько критических отступлений в сторону более поздних своих работ, суть которых во многом отступает от общепринятых на сегодня физических теорий, из-за чего они не признаются научной общественностью, и оценить их результаты.
В ряде статей, опубликованных в период с 1860 по 1866 год в «Анналах…» Поггендорфа, я рассказал о своих работах в области электропроводности металлов и дал описание единственного на данный момент эмпирического способа измерения их сопротивления. Мне удалось показать, что при помощи этого метода можно определить сопротивление заполненной ртутью емкости примерно призматической формы с точностью до одной десятитысячной доли, чего вполне достаточно для современных приборов, и таким образом решить вопрос абсолютной единицы сопротивления. Отныне стали возможны точные и сравнимые электрические измерения.
