После успешного окончания учебы в Казанском юнкерском училище Дмитрий Александрович был направлен служить в войска, расквартированные на территории Царства Польского, и поначалу был назначен в 25-й Пехотный Смоленский полк.
Как сказано в том же послужном списке: "По окончании курса наук Высочайшим приказом произведен в подпоручики в 25-й пехотный Смоленский полк 6 августа 1909 года".
Но уже через год – 24 сентября 1910 года, он был "Высочайшим приказом" переведен на службу в 71-й Белевский пехотный полк, в котором ему предстояло прослужить и провоевать всю Первую Мировую войну, которую называли тогда – Отечественной, а в конце концов стать и последним командиром в полуторавековой истории этого полка.
Перед войной 71-й Белевский полк был расквартирован в городе НовоАлександрия (сейчас это город Пулавы в Польше) Люблинской губернии Варшавского военного округа.
В январе 1911 года мой дед Дмитрий Александрович Карпинский вступил в брак с моей бабушкой Марией Николаевной Черноголовкиной, происходившей из семьи русских военных, осевших после выхода в отставку в Польше, где были расквартированы их полки. Венчались они в городе Радоме в Православном соборе. После обретения Польшей независимости в 1918 году польские власти переделали этот собор в гарнизонный костел.
До начала войны шла размеренная жизнь: учения, караульная служба. В ноябре 1913 года Д.А.Карпинский произведен в чин поручика.
Но наступил роковой для России 1914 год… Верная союзническому долгу перед братской Сербией, Россия вступила в войну с Германией и Австро-Венгрией. Семейства военнослужащих были отправлены со своим имуществом во внутренние губернии страны.
Перед выступлением в поход 24 июля 1914 года полк был выстроен на полковом плацу перед полковой церковью и полковой священник отслужил молебен в присутствии гражданских властей и жителей города, пришедших проститься с полком.
В первом же бою, который полк принял 4 августа 1914 года возле города Красника, Дмитрий Александрович получил первое ранение ("сквозная рана левой голени с переломом малой берцовой кости", согласно "перевязочному свидетельству") и за этот бой он получил свою первую боевую награду – Орден Святой Анны 4-й степени с надписью "За Храбрость".
Позднее, 5 июля 1915 года в бою под городом Красноставом (ныне г. Красныстав, Польша) он получил второе ранение – "рваная шрапнельная рана нижней трети правого плеча и верхней трети предплечья".
После каждого ранения, едва подлечившись, он немедленно возвращался в строй, в свой полк и снова шел в бой. Последствия ранений мучили его до конца жизни. По какой-то причине шрамы полностью не затягивались и раны время от времени снова открывались, так что приходилось делать даже пересадку участков кожи.
В ходе войны он был награжден и другими боевыми орденами: Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом – Приказом Главнокомандующего армиями Западного фронта от 25 декабря 1915 г. № 2685 за отличия в делах против неприятеля; Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом – Приказом командующего 1 армии от 23 декабря 1916 г. № 2523 за отличие в делах против неприятеля; Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом – Приказом командующего 1 армии от 9 февраля 1916 г. № 1648 за отличие в делах против неприятеля и, наконец, высшим знаком воинской доблести – орденом Святого Георгия 4-й степени: "За то, что 20 мая 1915 года при атаке укрепленной позиции в районе деревни Стружа под сильным ружейным и пулеметным огнем бросился во главе роты по совершенно открытой местности на неприятельский окоп и, преодолев проволочные заграждения, занял окоп, взял в плен 160 нижних чинов и один действующий пулемет", Приказ по 3-й армии от 24 сентября 1915 г. № 517.
Это было самым почитаемым воинским отличием в то время, статут ордена Святого Георгия гласил: "Носить не снимая!", что налагало на кавалера этой награды обязательства безукоризненного поведения и в бою, и в повседневных отношениях между людьми. Любая степень этого ордена давала права потомственного Российского дворянства кавалеру ордена и его прямым потомкам по мужской линии.
Быстро шло присвоение очередных званий. К 1917 году Дмитрий Александрович был уже капитаном, командующим батальоном, и при необходимости замещал командира полка (август 1917 г., Приказ № 280 § 3, капитан Карпинский назначен временно исполняющим обязанности командующего полком с 27 августа 1917 г.).
Некоторые приказы по полку, так же говорят о его характере. Приказ № 54, февраль 1917 г., секретно: "Штабс-капитану Карпинскому: Благодарность за спокойное и энергичное управление обороной на … (в подлиннике название местности где происходил бой – неразборчиво, похоже на "острове Глаудаш") при обстреле противником пулеметным огнем и артиллерийским огнем".
Офицеры 71-го Белевского пехотного полка, второй справа – капитан Д.А.Карпинский.
В январе 1917 года, когда в войсках уже началось брожение, и взрыв негодования мог быть вызван чем угодно, Дмитрия Александровича, как человека чья честность и порядочность не подлежала сомнению в глазах простых солдат, назначают (наряду, разумеется, с выполнением своих прямых обязанностей) «наблюдающим за солдатской лавкой» и «ктитором походной полковой церкви». Он должен был требовать от маркитантов, чтобы солдатам продавали товар только подобающего качества и по умеренным ценам. Также он наблюдал за правильным расходованием казны походной полковой церкви.
Для понимания нравственного облика русского офицера того времени следует помнить, что, ведя своих солдат в атаку, русский офицер должен был всегда быть впереди своих подчиненных, чтобы увлекать их в бой не словами и приказами, а собственным примером личной храбрости и самоотверженности. Для сравнения, по требованиям германских воинских уставов того времени офицер германской армии должен был быть позади своих солдат, чтобы препятствовать их возможному отступлению или ослушанию. Было бы несправедливым делом на этом основании обвинять в трусости германских офицеров, тут скорее налицо здоровый немецкий прагматизм, но нравственная высота была, безусловно, в нормах именно русской морали.
В наших войсках царил дух высочайшей нравственной требовательности к действиям офицера. Русский офицер, подчиненные которого погибли по его вине, порой стрелялся, не вынеся позора.
И, наконец, русский офицер проявивший малодушие перед лицом своих подчиненных, не смел более не только командовать ими, но и показаться им на глаза. Описание именно таких качеств мы находим в мемуарах современников Первой Мировой войны.
В условиях войны, когда в течение нескольких лет ты находишься на глазах тысяч людей, когда за каждым твоим движением, поступком, словом, мимикой следят тысячи солдатских глаз – невозможно было бы притворяться честным и смелым. Честным и смелым надо было быть!
Нельзя не рассказать о взаимоотношениях офицеров и солдат. В моем семейном архиве сохранился документ, который моя семья пронесла через все войны, революции, эвакуации и эмиграции. Это письмо денщика моего деда – солдата Белевского полка по фамилии Грищенко, адресованное моей бабушке. Письмо это служит прекрасной иллюстрацией подлинных взаимоотношений офицеров и солдат Русской Армии. Орфография письма сохранена:
"1916-го м. октябр 30-го чис.
Приветъ из действующей армии отъ Грищенка первым долгом спешу уведомить я вамъ дорогая бариня о бариновомъ здоровье барин слава богу чувствуетъ себя хорошо живемъ пока хорошо боевъ нету никакихъ пока усо затишие какъ будто и не война дорогие бариня сейчас барину немьного лучше и легше у бани бывают каждую суботу сапоги у барина новые есть стоят 17 рублей но хорошие очень и топлие они у нихъ можно ходить у большой мороз градусов на 25ять и то будетъ тепло усо пока хорошо но погода не очень хорошая сирая снегу нету пока еще морозовъ нету тоже. Я хожу на охоту часто и бю зайцев и барина кормлу и утками и куропатками и ловили рибу и всо у насъ хорошо пока баринъ хотя и когда и покричит но я замовчу и усо хорошо будет у насъ я очень радъ вамъ и пожелаю я вам от господа бога всего хорошево на свети всемъ дорогие бариня пришлите хотя и одно писмо ко мне и я вам тогда каждой разъ буду писать писма пока я вамъ всемъ пожелаю всего хорошево на свети я пока живу и з божею помощу нечево неболелъ нечимъ дай бог повидаца с вами скоро".
Для меня это письмо стало еще одним доказательством братских, теплых, почти родственных отношений между офицерами и солдатами Русской Армии, но я не могу удержаться, чтобы не привести еще одного свидетельства этому, чтобы было понятно, что добрые взаимные чувства были нормой, а не исключением. Ниже я приведу выдержку из книги мемуаров генерала Петра Николаевича Краснова «Тихие подвижники» из главы «Как они относились к своим офицерам», целиком посвященной этой стороне:
