В свою очередь, австро-германцы делали все возможное, чтобы усилить качество своих изрядно потрепанных летними боями войск. В 1916 году немецкое командование приказало формировать части специального назначения – штурмовые батальоны при каждой армии или сводной группе; кроме того, каждая рота должна была иметь один штурмовой взвод. Именно на эти части выпадала участь служить острием при атаках и контратаках.
Первоначально штурмовые батальоны формировались на Западном фронте, где противоборствующие стороны не могли выйти из тупика вязкой позиционной борьбы. Но затем эта практика распространилась и на Восточный фронт. Более того – в конце лета 1916 года к формированию штурмовых батальонов приступило и австро-венгерское командование, для чего австрийские офицеры откомандировывались во Францию, дабы ознакомиться на практике с действиями специальных частей. Смысл создания штурмовых войск предстает, например, в приказе командующего 7-й германской армией (Франция) ген. Р. фон Шуберта от 13 сентября 1916 года: «Специальное обучение штурмовому делу становится совершенно необходимым. Продолжительность войны, развитие технических средств противника и успехи его пехоты, наконец, трудности, представляемые окопным боем как для офицеров, так и для солдат, все это заставляет не только усилить наступательную мощь пехоты и саперов, но и отдать в распоряжение командного состава какую-нибудь часть специального назначения, обученную с особой тщательностью»[240].
Противник сумел рационально использовать свои резервы, распределяя их по оперативным группам, перебрасывавшимся с одного участка фронта на другой, в зависимости от степени тяжести создававшегося там кризиса. Ученый пишет, что остановить русское наступление «в большой степени удалось именно путем заблаговременного создания сильных резервов и быстрой переброски подкреплений. Однако на первом этапе противник увлекался нагромождением резервов, что ослабляло войска первой линии, в несколько раз иногда уступавшие по численности атакующим. Только к осени была выработана система ударных резервов, находящихся в распоряжении командующих многочисленными оперативными группами»[241].
Впрочем, и в России еще был сравнительно мало затронутый ожесточенными боями род войск – кавалерия. Недостаток железнодорожных возможностей и транспортных мощностей вообще в деле подвоза резервов к местам боев было возможно, хотя и в частичном масштабе, восполнить активными действиями кавалерии по изоляции района операции от подхода резервов противника. Как писал Н. Н. Головин, «одной из причин того, что Галицийская победа в 1916 году не дала тех стратегических результатов, которые можно было ожидать, является то, что требуемые для этого оперативные перевозки оказались совершенно не под силу нашим железным дорогам»[242].
Однако конница была «законсервирована» в окопах, неизвестно от кого прикрывая оголявшиеся участки фронта, и ее бездеятельность позволила неприятелю беспрепятственно наращивать свои силы для отражения постепенно выдыхавшихся русских атак на наиболее опасных направлениях. Не сумев правильно распорядиться распределением ударных группировок на тех участках фронта, что были более доступны для развития успешного прорыва в оперативную глубину, русское командование навязчиво старалось действовать там, где противник защищался наиболее упорно. А частям 11-й и 7-й армий не хватало резервов, чтобы исправить огрехи командования фронта, поощряемого Ставкой Верховного Главнокомандования.
Удивительно, но факт: Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеев в очередной раз предложил генералу Брусилову перенести главный удар в 7-ю и 9-ю армии, то есть на южный фас Юго-Западного фронта. Такое предложение обосновывалось, во-первых, намерением использовать успехи командарма-9 генерала Лечицкого и командарма-7 генерала Щербачева, а во-вторых, содействовать румынам. Однако главкоюз в очередной раз отказался (хотя только-только сам вроде бы решился наступать на Владимир-Волынский) и, вновь получив 10 сентября на свой фронт Особую армию (новый командарм – ген. В. И. Гурко), возобновил удары по Ковелю.
Очевидно, ген. А. А. Брусилов, как некогда французский главнокомандующий ген. Ж. Жоффр под Верденом и на Сомме, полагал, что враг выдыхается, и необходимо сделать какое-то полумифическое, но от того не менее навязчивое последнее усилие, чтобы вырвать победу из болота, где уже лежали десятки тысяч русских трупов. Шесть корпусов Особой армии и должны были сделать это самое усилие.
Представляется, что на львовском направлении шесть относительно свежих корпусов воистину получили бы победу. Но немцы имели превосходную разведку. За три дня до предполагавшегося русского наступления, 14 сентября, противник ударил по стыкам Особой и 8-й армий, восстановив свое положение до Корытницких боев. Не имея исходной оборонительной группировки, русские были опрокинуты. Этим положение русских на ковельском фронте лишь ухудшилось. Кроме того, враг взял до пяти с половиной тысяч пленных.
Тем не менее главкоюз не отказался от возобновления наступления по всему фронту в прежней группировке. Только теперь 11-я армия по-прежнему наступала на Львов, а 7-я армия – на Галич. В сентябре 1916 года в 7-й армии достигла своего максимума концентрация войск в одной армии – двадцать пять пехотных дивизий, по утверждению начальника штаба 7-й армии – ген. Н. Н. Головина. Но, разбросав силы на стоверстном фронте, ни В. В. Сахаров, ни Д. Г. Щербачев не могли добиться успеха, а потому командарм-7 на свой страх и риск решился содействовать удару соседа. В боях у Ценювке противник был потеснен, но и только, так как командарм-11 ген. В. В. Сахаров заранее не был уверен в успехе и ограничился локальными действиями.
Характерно, что войска 7-й армии на своем пути встретили турецкий корпус. Участник войны сообщает, что еще ранним утром 20 августа команда разведчиков 186-го пехотного Ассадузского полка (47-я пехотная дивизия ген. В. В. Болотова из состава 16-го армейского корпуса) вышла в поиск. Разведчики (семь солдат и прапорщик) сумели пристроиться к возвращавшимся в свои окопы австрийским пикетам, которые должны были смениться. Русских приняли за своих, и потому разведчикам удалось в передовом неприятельском окопе схватить первого попавшегося солдата, от ошеломления не оказавшего никакого сопротивления. «Языком» оказался турок из состава 15-го турецкого корпуса, только что переброшенного в Галицию, где австро-германцам не хватало сил. Рассказчик пишет: «Появление перед нами турок было настолько неожиданно даже и для штаба армии, и он так был заинтересован в быстром опросе, что в штаб полка немедленно был выслан для турка автомобиль, на котором тот и был отправлен непосредственно в штаб армии»[243].
Действительно, по просьбе немцев турецкий военный министр и фактический диктатор младотурецкого правительства Энвер-паша выделил для галицийского театра военных действий 15-й армейский корпус Шевки-паши в составе 19-й и 20-й пехотных дивизий. Тем самым был ослаблен район Стамбула, однако в связи с тем, что русская Ставка продолжала упорствовать в нежелании проведения Босфорской десантной операции, турки смогли пойти на этот шаг без особенного риска для себя. Турецкие солдаты и офицеры тут же, на фронте, переучивались немцами на германский манер и получали дополнительную технику. Как говорит Э. Людендорф, «в составе германской Южной армии турки дрались хорошо, несмотря на то что им приходилось изучать и приспосабливаться к совершенно новым для них боевым методам».
Но главный удар, к сожалению, наносился не здесь, так что удары 11-й и 7-й армий лишь отвлекали на себя противостоявшего противника. С 19 по 22 сентября шесть армейских корпусов вновь и вновь бросались на Ковель. Первоначально сроки наступления были назначены на 17-е число, однако в этот день германская группа ген. Г. фон Марвица у местечка Синюхи нанесла поражение русскому 4-му Сибирскому корпусу ген. Л. О. Сирелиуса: 9-я (ген. И. И. Регульский) и 10-я (ген. А. Г. Елчанинов) Сибирские стрелковые дивизии.
Тяжелая участь очередного бессмысленного кровопролития пришлась на долю Особой армии ген. В. И. Гурко, переданной в состав Юго-Западного фронта 10 сентября, специально для нового штурма Ковеля. В состав Особой армии входили:
– 1-й армейский корпус ген. В. Т. Гаврилова,
– 25-й армейский корпус ген. Л. Г. Корнилова,
– 26-й армейский корпус ген. А. А. Гернгросса,
– 30-й армейский корпус,
– 34-й армейский корпус ген. В. П. Шатилова,
– 39-й армейский корпус ген. С. Ф. Стельницкого,
– 40-й армейский корпус ген. Н. А. Кашталинского,
– 1-й Туркестанский корпус ген. С. М. Шейдемана.
Новый штурм Ковельского укрепленного района продолжался четыре дня. Тактика действий русских войск на ковельском направлении была скопирована с действий немцев под Верденом. То есть с той самой операции, которая, по признанию самих же германских военачальников, вызывала дрожь у столь дисциплинированных войск, как немецкие. При этом, как отмечает А. А. Керсновский, «энергия и напористость генерала Гурко шли только во вред, умножая без всякой нужды и без того громадные потери». Генерал-квартирмейстер войск Гвардии ген. Б. В. Геруа, отмечая чрезвычайную насыщенность ударных армий войсками, дает следующую характеристику действий Особой армии осенью 1916 года: «В сущности, армия в этот период занималась не боевой тактикой, а статистикой потерь. Идея Гурко была: долбить, но не разрушать боеспособности своих войск. Как только долбящая единица понесла «довольно потерь», она сменялась другой. Для того и понадобилось тринадцать корпусов. В то время, как боевая линия обозначала шаг на месте, тыл армии по ночам кипел жизнью – все куда-нибудь маршировали. Смена одних частей другими этого требовала»[244]. Энергичные люди необходимы там, где победа летит на крыльях, а брать человеческим мясом технически превосходно оснащенную крепость, каковой теперь уже на деле стал Ковель, невозможно.
