Ну, и так далее – таких недоуменных «почему» можно поставить добрую дюжину…
Самые большие сомнения вызывал единственный известный нам документ, если не написанный, так хоть подписанный Великим Бардом, – его завещание. Например, в завещании Шекспира расписано с подробностями, кому должна достаться его «…вторая по качеству кровать…». Друзьям отписана некая малая сумма на то, чтобы заказать себе кольца в память покойного.
Бен Джонсон в списке друзей не упомянут…
Завещание написано очень и очень хозяйственно – завещатель хочет и с того света контролировать свои деньги, и порядок наследования расписан чуть ли не до седьмого колена. При таком заботливом отношении к имуществу почему-то оказывается, что дочери Шекспира практически неграмотны – старшая с трудом, но попыталась расписаться, а младшая, Джуди, «…приложила знак…».
Подпись завещателя поставлена нетвердой, дрожащей рукой, к письму вроде бы непривычной. Каноническая теория объясняет это тем, что Шекспир был уже очень болен. Возможно…
О рукописях в завещании нет ни слова, хотя их издание принесло бы сумму, раз так в 5–6 большую, чем все движимое имущество завещателя. Почему они не упомянуты? Это утверждение легко проверить – изданное в 1623 году Фолио стоило по сотне фунтов за копию, а отпечатали их больше тысячи. Шекспир не подозревал, что его рукописи имеют коммерческую ценность?
В опись имущества не внесена ни единая книга – почему? Актер целиком полагался на память, на библиотеки своих друзей-аристократов, на рассказы моряков в пабе, куда он ходил? Неясно, непонятно, таинственно и так далее…
Больше всего людей, читавших завещание, задевала какая-то неприятная хозяйственность документа. Перед глазами представал мелкий собственник, эдакий куркуль-мироед. Где тот гордый дух, который создал «Гамлета» и «Короля Лира»? Зигмунд Фрейд говорил, что автор завещания и автор творений Шекспира не мог быть одним и тем же человеком – такое вот у него сложилось впечатление. Ну, впечатление – не документ, к делу не пришьешь…
Величайший политический ум Ренессанса, Никколо Макиавелли, замышлял на подкопленные было деньги завести у себя на ферме курятник и даже пытался торговать дровами. Его бессовестно надули, и тем дело и кончилось…
Так что понятно, что и гению надо есть и пить, и хозяйственные заботы должны быть ему не чужды. Это все, конечно же, было известно давно, и А. Аникст, человек в шекспироведении известный, пишет в очень теплых тонах следующее:
«…Читатель может посетовать: зачем мы занялись столь скучными прозаическими подробностями; не унижает ли это Шекспира? Но Шекспир жил не в облаках, а на земле. За короткий срок ему удалось заработать достаточно, чтобы обеспечить свою семью и помочь отцу. Читателям, которых подобные факты могут шокировать, мы напомним, что и другие великие люди не были безразличны к вопросу о материальном достатке…»
Дальше А. Аникст добавляет, что Шекспир охотно одалживал деньги своим землякам:
«…Ричард Куини, приезжавший по делам стратфордской корпорации в Лондон и остановившийся в гостинице «Колокол», отправил 25 октября 1598 года письмо, адрес которого был начертан так: «Моему дорогому и доброму другу и земляку мистеру Уильяму Шекспиру доставить это». Повторив еще раз эти эпитеты, Куини прямо приступил к делу:
«Любезный земляк, смело обращаюсь к вам, как к другу, прося помочь тридцатью фунтами стерлингов под поручительство мистера Бушеля и мое или мистера Миттона и мое. Мистер Росуэл еще не прибыл в Лондон, и я попал в особое затруднение. Вы мне окажете дружескую услугу и поможете расплатиться с долгами, которые я наделал в Лондоне…» Дальше следовали всякие подробности относительно гарантий, которые давал Куини, и просьба поторопиться…»
В общем, все как бы хорошо и благолепно. Если, конечно, не знать подробностей.
Атака «бэконианцев» на крепость под названием «Авторство Шекспира» не удалась – но она всколыхнула, так сказать, устоявшуюся среду. Начались интенсивные раскопки в архивах с целью подтвердить – или опровергнуть – их гипотезу. Никаких доказательств причастности Фрэнсиса Бэкона к произведениям Шекспира найдено не было. Но и никаких подтверждений авторства этих произведений самого Уильяма Шекспира, зажиточного и хозяйственного обитателя города Стратфорда, тоже не обнаружилось.
Зато обнаружились кое-какие подробности его «…обстоятельного подхода к денежным вопросам…».
Например, оказалось, что он, предвидя неурожай, скупил загодя зерно с намерением толкнуть его в нужный момент по хорошей цене. Оказалось, что деньги в долг он давал под значительный процент, а неисправных должников безжалостно преследовал по суду. И не только должников, но и их поручителей – мог, например, разорить кузнеца-соседа, который неосторожно подписался под заемным письмом какого-то другого соседа Шекспира, сбежавшего от уплаты. Шекспир подал в суд на должника за неуплату 41 шиллинга – и вдобавок к долгу требовал уплаты набежавших процентов, а еще убытков и проторей. Сумма в 41 шиллинг была чуть повыше двух фунтов, нужда Уильяма Шекспира не давила, он купил в Стратфорде дом за 60 фунтов, причем цена, указанная в документах, наверняка была заниженной – обычная практика в то время, с целью понизить налог часть уплаченной суммы в документы не вносилась, а шла из рук в руки наличными.
В общем, поверить в то, что один и тот же человек и «Короля Лира» написал, и соседям «…давал в долг под хорошие проценты…», становилось уже действительно трудно. Тем временем в процессе раскопок текстов и документов елизаветинской поры начали возникать некие гипотезы, не связанные напрямую с вопросом «…авторства произведений Шекспира…», но наводящие на определенные вопросы.
В «Гамлете» на лорда Берли, тогдашнего премьер-министра, нарисована злобноватая карикатура – сейчас считается доказанным, что в роли Полония в пьесе представлен именно он. Например, на вопрос Полония, знает ли он, кто перед ним, Гамлет отвечает «…fishmonger…» – «…толкач, торговец рыбой…». Лорд Берли завел два рыбных дня в неделю с целью поощрить рыболовный промысел – и в результате его именно так и звали, «fishmonger». Не столь достоверно, но предполагается, что Мальволио в «Двенадцатой ночи» – это Кристофер Хаттон, лорд-канцлер и любимец Елизаветы, и изображен он фатом и самовлюбленным дураком. Королева, говорят, очень смеялась, пьесу ставили при дворе. Знать про клички и привычки министров могли и на лондонском рынке, тут ничего особо секретного нет – кроме храбрости насмешника-автора.
Дальше, однако, пошли вещи менее понятные.
Инструкции, которые Полоний дает в письме к своему сыну, Лаэрту, как оказалось, чуть ли не слово в слово совпадают с такими же инструкциями, даваемыми лордом Берли своему сыну Томасу, который в то время жил в Париже. Положим, это тоже совпадение и, так сказать, элементы народной мудрости – никогда не бери в долг, никогда не давай в долг и так далее, подробности смотри по тексту «Гамлета».
Но вот Гамлет говорит о мертвом Полонии, что тот пошел на корм червям. В английском оригинале – «…worms…» сделали из трупа Полония свою «…diet…». Но, согласно Джеральду В. Филиппсу (Gerald W. Philipps) лорд Берли любил повторять – в домашнем кругу, естественно, – что он родился тогда, когда шел Вормский Собор, на котором Мартин Лютер был осужден, но покарать которого не сумели. По-русски – Вормский Собор (или Вормский Рейхстаг), по-английски – «Diet of Worms»[63]…
Опять само по себе это ничего не доказывает. Может быть – это совпадение. Но может быть – это мрачноватая шутка кого-то, кто был вхож в дом лорда Берли?
А Бэкон, между прочим, доводился ему племянником.
Получается, что Фрэнсис Бэкон снова попадает в число подозреваемых? Пожалуй, что все-таки нет, не попадает. С вопросом «…авторства произведений Шекспира…» вообще имеется проблема. Очень нетрудно разделить негодование Делии Бэкон и признать (хотя бы внутренне, как бы без доказательств, про себя) – ну не может мелкий, жадный и отвратительно мелочный ростовщик из Стратфорда быть автором веселой комедии «Укрощение строптивой», глубокой и жуткой трагедии «Макбет» и фантастической «Бури»…
Согласившись с этим, надо бы ответить и на неизбежно логически следующий вопрос – а кто же это написал?
Поглядим в энциклопедии описание биографии Фрэнсиса Бэкона. Он был честолюбивым человеком, ориентированным на успех и карьеру:
«…В 1584 году в возрасте 23 лет был избран в парламент. С 1617 года лорд-хранитель печати, затем – лорд-канцлер; барон Веруламский и виконт Сент-Олбанский…»
То есть сумел подняться на самый верх – он стал пэром Англии. Но не удержался на вершине из-за чрезмерного корыстолюбия:
