Несмотря на все принятые начальством меры, люди самовольно уходили в город и возвращались оттуда на рассвете. Солдаты приходили одни или в сопровождении английских полисменов, которым было приказано всех русских направлять в порт.
*
Вечером под звукп английского оркестра корабль отчалил от берега. Этот вечер и ночь мы, отлучавшиеся в город без разрешения, чувствовали себя плохо – ждали наказания. Однако и следующий день прошел спокойно. Мы решили, что начальство не расправляется с нами потому, что стесняется французского судового экипажа или боится еще больше ожесточить людей.
Прошло четыре дня, и все наши предположения разлетелись в прах.
По распоряжению Дьяконова весь полк был выстроен на палубе. Полковой адъютант прочел приказ. В нем говорилось, что такие-то и такие-то унтер-офицеры разжалованы в ефрейторы, в рядовые, а некоторые кроме того подлежат наказанию по тридцать – сорок ударов. Вслед за унтер-офицерами перечислялись наказания для ефрейторов и рядовых. Разжалованных и подвергнутых наказанию оказалось сто сорок человек, среди них был и я.
Тут же заработали ножницы, срезая нашивки на погонах унтер-офицеров и ефрейторов. Перед ротами были поставлены ящики, заменившие скамейки. В руках подпрапорщиков и 'фельдфебелей появились просмоленные веревки длиною около метра. Начальство, видимо, упустило из виду захватить с берега розги.
Через десять минут началась порка. Дьяконов, окруженный офицерами, смотрел на истязание и хохотал. По окончании расправы избитых собрали в одно место и окатили из брандспойта соленой морской водой, которая причиняла людям новые страдания, разъедая свежие раны.
Позже, в тот же день, как будто ничего не случилось, продолжались занятия, а вечером наша первая рота была вызвана к пьяному полковнику петь песни и плясать…
Ночью во всех углах судна шел напряженный, еле слышный разговор. Солдаты возмущались зверской расправой и строили планы мести. Но мстить было невозможно. Весь полк, за исключением офицеров, подпрапорщиков и фельдфебелей, был без оружия, а несколько допотопных берданок, которые выдавались караулу у полкового знамени, у кассы, были без патронов.
Путь до острова Цейлона солдаты провели в тяжелом душевном состоянии. Вслух почти не разговаривали, опасаясь шпионов и предателей. Не было ни песен, ни плясок, кроме обязательных, которые по ночам веселили командира полка.
Солдаты ходили как тени. Питание еще более ухудшилось. Пресную воду опять стали давать уменьшенными порциями, так как запас был совершенно недостаточный. Этим воспользовался между прочим французский боцман: он продавал солдатам лед и драл с них за это огромные деньги.
Положение наказанных осложнялось тем, что в судовой лазарет их не принимали. Ротные фельдшера не лечили, а если некоторые и оказывали помощь, то под большим секретом. Здоровые солдаты старались облегчить страдания больных товарищей. Всевозможными путями они доставали из лазарета иод п другие медикаменты. Забирались по ночам в сумки фельдшеров и все, что находили, употребляли на лечение больных.
Французские матросы в свою очередь стремились помочь, чем могли. Из своей судовой аптеки они приносили разные мази п потихоньку передавали нашим солдатам. Самодеятельная медицинская помощь принесла свои плоды: больные стали выздоравливать.
Но не все перенесли экзекуцию. Через три дня после порки опустили в океан труп солдата девятой роты Сергеенко, затем так же схоронили Кривопалова и Васильева. В следующие дни опускали за борт по два-три покойника. Пока доплыли до острова Цейлона, в море было сброшено одиннадцать трупов. И каждый раз ни один из офицеров при погребении не присутствовал. Не участвовал в похоронах и полковой поп. Свое отсутствие он объяснял тем, что умершие солдаты неповиновением начальникам прогневали бога, за что их души и пошли в ад…
*
На десятый день после выхода из Сингапура судно прибыло на остров Цейлон в порт Коломбо. Нашим глазам представилась невиданная картина: сотни судов были разбросаны по огромной гавани, баркасы и моторные лодки быстро шныряли по воде.
Порт Коломбо был очень мелок, большие океанские суда здесь не могли подходить близко к берегу, как в Сингапуре, и стояли в открытом море. «Сантай» – крупное океанское судно-также остановился далеко от берега. Быстро был спущен в воду тяжелый якорь. Пароход протяжно заревел, выбрасывая клубы дыма. Матросы забегали по палубе. Машины стали работать все тише и тише.
Через некоторое время к судну подошел баркас, в котором было человек десять англичан, военных и штатских. Все они перебрались на «Сантай» и любезно приветствовали Дьяконова и других русских офицеров. Переговорив между собой, англичане и большинство наших старших офицеров спустились в баркас и отправились на берег.
Затем к «Сантаю» подошел второй баркас, ведя за собой девятнадцать громадных барж. По приказанию начальства мы все сошли на баржи, и баркас потянул пх к берегу. Там стояли тысячи мужчин и женщин.
Высадившийся на берег полк в течение нескольких минуг построился по-ротно во взводных колоннах. Когда была подана команда «смирно, равнение направо», показался полковник Дьяконов с английским генералом. Поравнявшись с полком, генерал что-то сказал на английском языке. Мы, предупрежденные до этого, ответили стройно, как и полагается отвечать на приветствие полному генералу.
Пройдя вдоль фронта, генерал на обратном пути остановился на правам фланге и внимательно посмотрел на громадную фигуру знаменщика Сабанцева.
Генерал и полковник Дьяконов сели в автомашину и двинулись тихим ходом, вслед за ними пошел полк. По гладко вымощенным улицам города, утопавшим в тропической зелени, стройно проходили колонна за колонной, рота за ротой. На тротуарах стояло множество любопытных. Всякое двияжение было прекращено.
По распоряжению ротного командира в нашей головной роте грянула веселая русская песня. Ее подхватили другие колонны, и вскоре город наполнился песенным гулом.
От жары и поднятой пыли мы быстро утомились. Петь становилось все труднее, но из автомашины, шедшей впереди, не переставали итти распоряжения полковника продолжать пение.
Весь пройденный путь – в город и обратно в порт – равнялся примерно двадцати километрам. Это расстояние мы прошли без отдыха часа за четыре. Горло у каждого из нас так пересохло, что мы готовы были броситься в море и без конца пить соленую воду.
В порту англичане приготовили для нас несколько котлов с холодным ананасным напитком. На каждом котле висел ковш. Солдаты, не дожидаясь команды, бросились пить. Ковшей нехватало, и люди стали пить, кто как мог – пригоршнями, фуражками, а кое-кто и прямо из котла, прильнув губами к широкой поверхности содержимого. Напиться удалось не всем. Начальство, не обращая внимания на нашу жажду, торопило нас на судно. Незаметно для англичан подпрапорщики и фельдфебели награждали солдат пинками и тумаками, чтобы они проворнее садились на ожидавшие их баржи.
Только на «Сантае» мы все вдоволь напились пресной воды, подвезенной на судно во время нашей прогулки.
В тот же день вечером, часов в девять, первой роте было приказано почистить сапоги, подтянуть покрепче ремни и выстроиться на палубе. Подпрапорщик Кучеренко, обойдя роту и тщательно осмотрев каждого, повел нас к лесенке, около которой стоял баркас с двумя баржами.
Мы снова приехали в порт и двинулись за город на виллу представителя русской чайной фирмы Высоцкого. Там были офицеры нашего полка во главе с Дьяконовым. На террасе, выходившей в прекрасный сад, кроме офицеров было много мужчин в штатском и женщин. Вся эта разодетая компания сидела за громадным столом, заставленным бутылками, графинами и закуской.
Нас выстроили в саду, недалеко от ярко освещенной террасы. После команды «смирно» наши офицеры подводили дам к перилам. Дамы хлопали в ладоши и что-то кричали по-английски. Некоторые из них бросали нам цветы. Но многие из нас были неделикатны.
– На чорта нам ваши цветы! – вполголоса говорили солдаты. – Если бы вот по стакану водки да закуски фунта по три- это было бы другое дело…
На террасе было шумно. Слышались тосты и хлопанье пробок. Лакеи беспрерывно подносили вино и закуски. У нас текли слюнки и подводило животы. Мы ругали начальство, все же целую ночь были вынуждены потешать разгулявшихся господ песней и пляской. На рассвете, когда перепившиеся офицеры ушли отдыхать, каждому из нас выдали по двадцать пять штук дешевых сигарет и приказали отправиться обратно на «Сантай».
Измученные, голодные вернулись мы на судно, проклиная начальство и представителя фирмы Высоцкого.
На следующий день были разрешены отпуска в город. Команда за командой покидали корабль. Старшие получили строжайшие указания, как мы должны вести себя в городе.
