Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер заботился о «сексуальном бюджете нации», направленном на расширенное воспроизводство населения. Он полагал, что падение рождаемости – следствие абортов и гомосексуализма. В феврале 1937 года Гиммлер выступал перед группой высших руководителей СС в школе переподготовки командного состава. Он говорил об опасности, которую представляет однополая любовь:
– Гомосексуалисты утверждают, что это их личное дело и оно никого не касается. Это не так. В сфере секса нет ничего личного. Это вопрос выживания нации. Правильно ориентированный секс – это жизненно важный вопрос для нашего народа. Гомосексуалисты нарушают сексуальный баланс народа, потому что не заводят детей, то есть не исполняют главного патриотического долга.
Гиммлер назвал гомосексуализм заразной болезнью: она передается, заражает нормальных людей и может принять размеры эпидемии. Подписал секретный приказ – член СС, уличенный в гомосексуализме, будет казнен. Распорядился: «Этот приказ должен быть изложен устно всем членам СС. Все должны быть предупреждены, что разглашение этого приказа запрещено. Необходимо подчеркнуть, что члены СС должны быть на передовой нашей борьбы за искоренение гомосексуализма из немецкого народа».
Но полицейско-репрессивные меры не помогли. Гомосексуалисты сохранились во всех важнейших «мужских союзах» Третьего рейха – будь то гитлерюгенд, армия, флот или организации трудовой повинности.
Главнокомандующий сухопутными войсками генерал-фельдмаршал Вальтер фон Браухич подписал приказ, в котором требовал от своих офицеров прекратить гомосексуальные изнасилования в казармах. Несмотря на усилия гестапо, «тело народа» было полно «греха и непорядка», приравниваемого к скрытому диссидентству.
Выявленные уголовной полицией гомосексуалисты, в основном молодые люди, передавались на перевоспитание местным организациям гитлерюгенда и союза немецких девушек, с целью «превратить их в арийцев, полезных национальному сообществу».
Гомосексуализм рассматривали то как «проявление вырождения расы», то как болезнь, и нацистские врачи пытались «лечить» ее хирургическим путем. Но сделать хирургическую операцию нескольким миллионам немецких мужчин, после чего заключить их в концлагерь, было невозможно. Нацистская Германия воевала и нуждалась в солдатах и рабочих.
Нацистским врачам поручили найти способ «окончательного решения» этой проблемы путем создания гормональных средств, «излечивающих» от гомосексуализма. В главном хозяйственно-экономическом управлении СС уже планировали создание института, который бы занялся массовым применением «антигомосексуального препарата» и его продажей за границу, чтобы зарабатывать твердую валюту.
Главный врач СС и полиции обергруппенфюрер СС Эрнст Гравиц велел биологу и штурмбаннфюреру СС Карлу Вэрне внедрить методику гормонального лечения. Штурмбаннфюрер полагал, что склонность к гомосексуализму обусловлена недостатком мужских гормонов. Надо вводить их в достаточном количестве, и болезнь будет побеждена.
В июле 1944 года штурмбаннфюрер Вэрне получил возможность проверить свою теорию на узниках концлагеря Бухенвальд. Подопытные узники точно знали, что их шансы выжить вырастут, если они докажут свое гетеросексуальное перерождение.
Ушлый штурмбаннфюрер Карл Вэрне уже торговался с главным хозяйственно-экономическим управлением СС о своей доле от продажи нового препарата в стране и за границей, но тут нацистский режим рухнул…
Как странно думать, что война, которая разрушила четыре империи, многим нравилась.
«Большинство мужчин, которые побывали на войне, положа руку на сердце, признают, что в глубине души они любили войну больше всего в жизни, сравнивая военные годы с той жизнью, какая была у них до того, как они пошли воевать, и особенно с той, в которую они вернулись с фронта.
Только мы стыдимся этого и никогда не станем говорить об этой любви вслух: все наше воспитание восстает против этого. Война приостанавливает бег времени и обостряет чувства. Она открывает бескрайние просторы неизведанного, позволяет снова вспомнить любимые детские игры.
Война – это бегство от повседневности в особый мир, в котором человек стряхивает с себя бремя обыденных забот и глубже, чем когда-либо в прежней и последующей жизни, ощущает братскую любовь к своим товарищам. Любовь к войне вырастает из коренящегося глубоко в нас переплетения страсти и насилия, прекрасного и ужасного, любви и смерти».
Это искренние слова. И едва ли их автор, прошедший войну, одинок в своих чувствах. Бывают периоды в истории человечества, когда чуть ли не целые народы хотят воевать!
Первые залпы мировой войны были восприняты людьми в Европе как желанное избавление от гнетущей духоты нестерпимо долгого, затянувшегося исторического лета. Жаждали очистительной грозы, которая покончит с невыносимой духотой, и мало кто подозревал, что эта гроза покончит и с очень многими из них самих.
Это было поколение рассерженных мальчиков, ставших взрослыми в начале нашего века. Тогда молодежь дала о себе знать как социокультурный феномен. В немецкой архитектуре появился югендстиль.
Первые два военных года европейская молодежь будет считать насилие и гибель спасением от одряхлевших оков старого мира. Это был мятеж против авторитета старшего поколения, против собственных отцов или всего поколения отцов, неприятие всей современной культуры. Это было восстание юношей, жаждущих любви.
Поколение ненавистных отцов и весь старый мир должны были исчезнуть, пусть даже ценой их собственных юных жизней. Готовность к смерти была частью их трагического жизнеощущения.
Философ Фридрих Ницше, набрасывая предисловие к своей последней книге «Жажда власти», написал пророческие строки: «Я описываю то, что наступит, что уже неизбежно: подъем нигилизма… Это будущее уже дает о себе знать сотнями знамений… Вся наша европейская культура уже давно движется к катастрофе».
В основе этого лежало чувство, что мир, в котором жили люди на рубеже веков, – самая настоящая Гоморра. Человек с живой душой испытывал отвращение к времени, в котором он жил. Молодые люди, прежде всего молодая европейская интеллигенция, поэты и художники, испытывали чувство отвращения к окружающему. Они были готовы ринуться в кровавую бездну, которая должна покончить с миром лжи, обмана, ханжества. Они считали свою эпоху позорным временем.
Внутренне молодые люди были готовы к войне. Не столько к убийству, сколько к собственной гибели, которая оплатит крушение этого мира.
После первых двух лет войны воодушевление и восторг испарились. Многие утратили веру в справедливое дело родины. Молодежь чувствовала себя удручающе – залитая кровью земля, гниющие на поле боя трупы, ядовитые газы, от которых нет спасения. Большинство молодых людей в окопах смотрели себе под ноги и видели только грязь на своих сапогах, и лишь немногие поднимали голову и видели звезды.
А через десять лет после окончания войны началась идеализация коллективного фронтового опыта. «Война сплачивает людей и пробуждает в них лучшие качества… Только на войне возможна настоящая дружба, перед смертью не лгут».
В какой-то степени идеализация войны сродни идеализации исторического прошлого или деревенского уклада жизни, противопоставленного порокам городской цивилизации. И то и другое – бегство от современной жизни, выражение ненависти к демократии и большому городу, который разобщает людей – в отличие от фронта, который их сближает.
Все это строилось на наборе мифов. В Германии главным мифом было сражение за город Лангемарк. 20 ноября 1914 года плохо обученные, только попавшие на фронт добровольцы, старшеклассники и студенты, с пением «Германия, Германия превыше всего» устремились на вражеские линии к западу от Лангемарка в Бельгии. Смяв врага, взяли в плен чуть ли не две тысячи французских солдат.
На самом деле все было наоборот. Молодые солдаты потерпели поражение и понесли большие потери. Однако неудачную операцию пропаганда назвала проявлением героизма немецкой молодежи. Позднее этот мотив будет восприниматься как воплощение духовности немецкой нации в противопоставлении другим, прагматическим нациям.
Знаменитый писатель Эрнст Юнгер умер на сто втором году жизни в феврале 1998 года. Он прожил очень долго. Президент Франции Франсуа Миттеран несколько раз на вертолете летал к Юнгеру. Хотел поговорить о смерти и Боге. Юнгер потом поведал журналистам:
– Он спрашивал меня о загробной жизни. Я ответил, что ничего об этом не знаю и узнать что-либо невозможно.
Эрнста Юнгера хоронили как знаменитость, как национальное достояние, списывая посмертно его юношеские грехи. Но в истории он так и остался – певцом войны.
На русский язык его книги перевели только после его смерти, прежде он был известен лишь германистам. Но в духовной жизни Германии тонкий прозаик и блистательный стилист Эрнст Юнгер сыграл огромную роль.
