Готовятся к боям войска, занявшие позиции на Лужском рубеже. Однако и здесь не хватает сил.
Автор:
Фельдмаршал Браухич подтвердил намерение ставки Гитлера захватить Ленинград, но одновременно впервые дал понять, что не все силы, ориентированные на овладение Ленинградом в соответствии с первоначальным замыслом, будут теперь задействоваться для этого. Соединения, предназначенные для боёв в районе озера Ильмень, должны будут располагаться на стыке с войсками группы армий «Центр», наступающей на Москву. В нужный момент их перебросят для выполнения задачи на московском направлении. Силы германской армии стремительно таяли. По существу это был отход от плана «Барбаросса». За этим стоял начальник генерального штаба ОКХ генерал-полковник Гальдер со своей идеей блокирования Ленинграда.
Лужский рубеж представлял собою систему оборонительных сооружений на берегах Луги и других рек до озера Ильмень. Он включал две полосы обороны протяжённостью до 175 километров. Рубеж был хорошо подготовлен в инженерном отношении. На нём устанавливались мины, отрывались противотанковые рвы, устраивались лесные завалы. Советские войска, оборонявшиеся на Лужском рубеже, задержали продвижение противника, не дали ему возможности с ходу достичь предместий Ленинграда.
8 июля 1941 года, вторник, 17-й день войныЛееб:
Приказ по группе армий «Север» ещё раз доработан. После этого впервые после приступа радикулита я вернулся в штаб группы.
Генерал фон Рок, командующий тыловым районом группы армий, жалуется, что в Ковно произведены массовые расстрелы евреев (тысячи). В них участвовали литовские силы самообороны по указке немецких полицейских органов. Мы к этим мероприятиям не привлекались. Было бы лучше и дальше дистанцироваться от этого. Рок, пожалуй, прав, говоря, что подобным образом, скорее всего, нельзя решить еврейский вопрос. Самым надёжным способом в этом смысле была бы стерилизация всего мужского еврейского населения.
Буров:
В районе Пскова тяжёлые бои. Они идут уже непосредственно за город.
Создалась реальная угроза прорыва противника к Луге. А это уже угроза Ленинграду. В этих условиях в городе должно оставаться как можно меньше гражданского населения. Численность же его, наоборот, растёт. Возникший в конце июня поток беженцев и эвакуируемых из Прибалтики, Карелии и районов Ленинградской области всё увеличивается.
Скрябина:
Пишу, вернувшись из Ленинграда. Навещала мужа, зашла к себе на квартиру. Всё виденное и слышанное безрадостно. Люди продолжают метаться. Каждому кажется, что район, в котором он живёт, самый опасный, а у знакомых спокойнее. В нашу квартиру переехали дядюшка с тётушкой. Всё по той же причине: наша квартира будто надёжнее. Заняли комнату Юры. Я, конечно, разрешила. Сейчас мы не живём в городе, а если даже и вернёмся, то о комфорте думать не приходится.
Каждый день новые тревожные вести. То уверяют, что немцы обязательно пустят газы (это меня пугает больше всего), то идут слухи, что через месяц Ленинград будет занят. Но чаще говорят, что скоро наступит голод, так как крупные продовольственные запасы, о которых твердили газеты, – это очередная ложь.
На рытьё окопов людей посылают тысячами, десятками тысяч. Все учреждения превратились в мобилизационные пункты: служащих, пришедших на работу, обычно организуют в бригады и отправляют в прифронтовую полосу. Едут барышни в сарафанчиках и босоножках, им даже не разрешают поехать домой переодеться и взять хотя бы самое необходимое. Неизвестно, велика ли от них польза, ведь вся эта городская молодёжь даже с лопатами обращаться не умеет, не говоря уже о ломах, которыми приходится пользоваться, так как почва в одних местах глинистая, в других от засухи твёрдая, как камень. Условия тяжёлые: ночуют, где придётся, часто под открытым небом. Немцы сбрасывают бомбы или осыпают пулемётным огнём.
Вчера вернулся из концентрационного лагеря Куракин, муж нашей соседки по квартире. Два года она хлопотала, добиваясь пересмотра дела, но всё было безуспешно. Теперь война помогла – его выпустили. Вначале Любовь была на седьмом небе, не верила, что он вернулся. Но первый порыв прошёл, и между ними установились очень странные отношения. Он просто страшен. Подавлен, пуглив, боится рот раскрыть. Она потихоньку от него нашёптывает мне, что он там перенёс. Рассказывает, что его сильно и многократно били, требуя каких-то признаний в несовершённых им преступлениях. У него сломано ребро, на одно ухо не слышит.
Ещё Любовь рассказывала мне о своих приключениях. Ведь она на этих днях вернулась из Белоруссии, куда ездила за детьми. Пробралась в самое пекло. Соседняя деревня была уже в руках немцев. Говорит, что видела немцев в нескольких шагах от себя. Ничего страшного в них не нашла, люди как люди, и даже отнеслись к ней сочувственно и предупредили, чтобы лучше легла за камень, так как в это время шла перестрелка.
Больше всего её пугало то, что с ней был её партийный билет, предусмотрительно запрятанный в чулок. Была уверена, что если найдут билет, то ей несдобровать. Всё завершилось вполне благополучно. Детей она нашла, часть пути проехала с ними на поезде, часть – на грузовике, а в некоторых местах шла пешком.
Автор:
Лееб не планировал брать Ленинград с ходу, а намеревался вначале окружить его. Эта мысль была заложена им в доработанном приказе по группе армий. Он отдавал себе отчёт, что город по мере продвижения к нему немецких войск всё больше превращался в мощную крепость. Но овладение Ленинградом после его окружения всё равно оставалось первостепенной задачей командующего группой армий «Север».
Хотя Лееб и не симпатизировал нацистской политике, тем не менее, слова о стерилизации показали его неприязненное отношение к еврейскому населению. В консервативных немецких кругах в то время, как известно, были широко распространены радикальные антисемитские настроения по «улучшению подобным образом породистости немецкой нации». Фельдмаршал в своём дневнике выразился о стерилизации евреев вначале словами «должна была быть». Затем эти слова зачеркнул, оставив более мягкий вариант: «была бы». Лееб всё же обратился с протестом в ОКВ и ОКХ и, по некоторым сведениям, даже приказал войскам стрелять в погромщиков, если убийства не прекратятся. Как пишет в примечании составитель дневника фельдмаршала Г. Майер, Гитлер передал Леебу через Кейтеля, что запрещает «вмешиваться в это дело. Речь идёт об акции политического очищения внутри литовского народа, которая не касается командующего группой армий». Прибывший в группу армий «Север» 3 июля главный адъютант фюрера полковник Рудольф Шмундт ясно дал понять офицерам, что от них требуется невмешательство в действия убийц: «Солдата нельзя обременять этими политическими вопросами. В данном случае речь идёт о необходимой чистке». То есть военнослужащим было приказано закрывать глаза на бесчинства подобного рода.
В книге историка Юлии Кантор «Прибалтика: война без правил (1939–1945)» приводится ужасающий рассказ свидетеля еврейского погрома в Каунасе: «Молодой мужчина (это был литовец) в возрасте примерно 16 лет, с засученными рукавами, был вооружён железным ломом. К нему подводили человека из стоящей рядом группы людей, и он одним или несколькими ударами по затылку убивал его. Таким образом он менее чем за час убил 45–50 человек».[18]
Информация Бурова о притоке беженцев из Прибалтики и прилегающих районов в Ленинград говорила о том, что люди наивно полагали укрыться от войны за стенами огромного города. Он казался им неприступной крепостью, перед которой враг будет разбит.
Высказывание Скрябиной свидетельствует, что многие слухи рождались в войну вследствие хаоса, неразберихи, отсутствия достоверной и полной информации. Эту нишу недосказанности заполняли выдуманные истории. Жители либо сами оказывались подвержены панике, либо выдавали желаемое за действительное. Скрябина тоже питалась такими слухами, поэтому её дневниковые сведения не всегда и не полностью соответствовали реальности. Но настроение различных слоёв населения Ленинграда она отражала правдоподобно.
Подобно Бурову коммунистка Куракина считала всех немецких солдат фашистами. Так ей внушала официальная пропаганда после событий в Испании в 1936–1937 годах. И даже временное потепление отношений между СССР и Германией накануне войны не могло изменить стойкий образ фашиста, созданный Михаилом Кольцовым, Ильёй Эренбургом и другими известными литераторами. Действительность оказалась другой. Примечательна характеристика Куракиной немецких солдат: «Люди как люди». На Скрябину эта характеристика подействовала успокаивающе. Она уже не исключала того, что сама может оказаться в немецком плену. В 1942 году так и случилось после эвакуации Скрябиной с детьми в Пятигорск. Война её догнала, когда немцы овладели Кавказом. Скрябина, оказавшись в оккупации, убедилась в том, что Куракина была в принципе права: многие немецкие солдаты оставались нормальными людьми, хотя встречались всякие. Об этом Скрябина позднее тоже написала в своём дневнике.
