Ягупкин пришёл к капитану, решив задачу, поставленную Шепуновым. Он положил глаз на Скопцева. Правда, у бывшего казака нежелательный набор стойких примет — рыжий и хромой. По канонам разведывательной службы — не то! Если исходить, конечно, из того, что противная сторона мыслит стандартно. Фокус Ягупкина заключался в том, что засылаемого агента с помарками по утвердившейся логике противник в расчёт не примет!
— Скопцев Пратон Артамонович? — Капитан открыл крышку специального бюро и перебрал картотеку. Тень от орехового дерева, росшего за окнами, падала на круглую голову японца. Толстая шея Тачибана распирала стоячий ворот армейского мундира.
— Как есть здоровье Скопцев? — Тачибана наконец выбрал нужную карточку, положил перед собой.
— Мешки с солью носит!
— Ему поручаем груз — тащить нада. — Тачибана задался целью установить на той, русской стороне, вблизи железной дороги радиоточку. Сперва доставить туда рацию.
— Горбушка у казака плотная — утащит!
— Не есть хорошо, пойдёт свою родину. — Тачибана рассматривал данные по карточке. — Его хватают. Провал!
— Скопцев, как вы, конечно, помните, уважаемый господин капитан, ходил к Советам и вернулся удачно.
— Хорошо… — Тачибана потёр ладошку о ладошку, погасил заученную улыбку. — Не пойти ли вам, уважаемый сотник? Провал нерзя допустить!
Ягупкин не готовился к такому разговору, заёрзал на стуле. Часто-часто заморгал. Спина облилась потом: ползти через границу?!
— Запрошу атамана. — Ягупкин облизнул враз пересохшие губы-червячки.
— Зачем атаман? Шепунов рядом… Можем попросить.
— Староват! И примета стойкая — глаза митусятся!
— Если важный господин идёт — мы надеемся хороший резуртат. Верим данным. — Тачибана изобразил на лице приятную улыбку. Для японца было непонятно: русский бережёт себя и легко отсылает в рискованную экспедицию своего хромого соотечественника. Дикие люди эти русские!
— Скопцев надёжен! За деньги он всё может! — отбивался Ягупкин изо всех сил, замирая от ужаса: пересекать границу?!
— Предупреждаем, господин Ягупкин! Вы лично несёте ответ за Скопцев.
— Само собой! Вы не сомневайтесь и на каплю! За деньги он головой стену прошибёт!
— Расходы по операции примем порностью. Мы скажем, когда ехать Скопцев.
Никита Поликарпович, испытывая чувство униженности, поклонился, намереваясь покинуть кабинет. Тачибана жестом остановил его. — Ваш Аркатов выше похвалы! Радио изучир хорошо…
— Приятно слышать, господин! — Ягупкин с кислой миной на загорелом лице поклонился ещё ниже. На узеньком лбу пролегла поперечная морщина, знак душевного волнения: его, заслуженного казака, сотника, который на «ты» со многими в штабе атамана Семёнова, посылать, как рядового, через границу! «Желтомордик ты недоношенный!» — негодовал Ягупкин, отворяя двери.
— Саёнара! — Тачибана приторно улыбался. — До свидания!
В кабинете Наголяна было не очень приглядно. Канцелярский стол с облысевшими от времени тумбами. Простые стулья. На стенке у дверей — тёмные пятна, натёртые спинами многочисленных посетителей. Довершали скромное убранство комнаты цветы на подоконнике — чахлый фикус в деревянном ящике и примула в коричневом горшке из обожжённой глины. Между ними, как бы разделяя зелёных соседей, — стеклянная ваза с двумя полураспущенными астрами.
Гурген Христианович в Военной миссии японцев в Харбине по поручению полковника Киото занимался связями с местными снабженцами, фабрикантами, деловыми людьми из маньчжурской администрации. Принимал он и русских эмигрантов по делам быта, продовольственного обеспечения. Иногда разрешал конфликты между жалобщиками и здешней администрацией.
Зазвонил телефон внутренней связи, когда Гурген Христианович разбирал утреннюю почту, часто поглядывая на свои карманные часы на ремешке, лежавшие подле письменного прибора, выполненного под морскую раковину.
— Алё-о! Говорите! — поднял трубку Наголян.
Дежурный на пропускном пункте сообщил:
— Здесь господин Лю-пу-и!
— Пропустите! — распорядился Наголян. Он владел японским языком так же свободно, как и китайским. Положив трубку на аппарат, он облегчённо вздохнул, потёр свой большой нос и спрятал в карманчик жилета часы. Запахнул форменный китель.
— Можно к вам, уважаемый Гурген Христианович? — На пороге стоял смуглый скуластый мужчина. Чёрные усы придавали ему вид разбойника. Его можно было принять и за китайца, и за монгола или забайкальского челдона.
— Здравствуйте, господин заводчик! — ответил Наголян по-китайски.
— Ваньсуй! — Пожелав «десять тысяч лет благоденствия» капитану славной армии микадо, Лю-пу-и, низенький посетитель с кепкой в руке и в свободном плаще, присел на краешек затёртого стула у простенка. Поддёрнул полосатые, узкие в щиколотках брюки. В комнате запахло чесноком.
— С чем пожаловали? — Наголян прошёл к окну, поправил астры в вазе, меняя их местами.
— Ма-ма ху-ху, — смиренно отозвался Лю-пу-и.
Наголян, поняв китайское присловие, нахмурил густые брови.
— Если ничего особенного, так зачем отнимаешь у меня время, уважаемый?
— Партия консервов для доблестных военных задержится. Прессовальный станок вышел из строя.
— Цхао! — ругнулся по-китайски Наголян. — Ничего особенного!
— Мей-ю фазца! — опустил тёмные глаза Лю-пу-и.
— Ему, видите ли, не повезло! А солдаты славной армии великого священного микадо должны страдать?!
— Вот новый срок, господин капитан! — Заводчик протянул Наголяну мятый листок. Гурген Христианович распрямил его на ладошке.
— И это вы называете — новый срок?!
— Ночи пожертвуем, господин, на исправление поломки!
— Как могли прийти ко мне, когда сорван срочный заказ Военной миссии! — Наголян стукнул кулаком по столику. Искусственная ракушка подскочила. — Что доложу полковнику Киото?..
— Мей-ю фазца!
— Отправлю в «Великий Харбин», там освежат вашу память! Пощекотят ваши пальчики!
— Помилуйте, капитан! — Лю-пу-и простёр вперёд руки. — Завод «Вэгэдэка» всегда исполнял… случайность…
— Не повезло! — Капитан рывком придвинул к себе телефон, делая вид, что намерен вызвать конвоира.
— Не губите! — Лю-пу-и бухнулся на колени, будто свалился со стула.
— Сегодня же конвейер пустить!
— Постараемся, господин! Хотя не знаю…
— Не знаете?! — оборвал его Наголян. — Навестите мадам Гречко в Модягоувке — погадает! Вот вам последнее предупреждение! — Наголян вынул из внутреннего кармана военного кителя заранее сложенную вчетверо бумажку Лю-пу-и сунул её за обшлаг плаща и попятился к двери.
— Карапчи только и умеете! — Наголян зыркал горящими от негодования глазищами.
— Оскорбляете, капитан! Воруют ерги-бродяги. Моя фамилия исходит из рода Сунь-чжан-мао!
— Ну и что? Что из этого следует? Это позволяет вам срывать поставки для армии Страны Восходящего Солнца? — Наголян вышел из-за стола, всё ещё не усмирив свой гнев.
— Мей-ю фазца! — Лю-пу-и выставил перед собой левую руку. На её мизинце был отращён ноготь в вершок длиной как символ зажиточности и знатности. — Все китайцы — аристократы! Из 454 фамилий кто-либо восседал когда-либо на китайском престоле за пять тысяч лет!
— Цуба! — разбушевался Наголян, собираясь вышвырнуть посетителя за дверь.
— Шанго, капитана, шанго! — Заводчик вдруг перешел на русский язык, оградил себя кепкой, как щитом. — Десять тысяч лет вам жить, капитана. Помните, от злости легко самому задохнуться!
— Во-он!
Хиленький заводчик поспешно прикрыл за собой двери. В комнате остался острый чесночный запах.
Наголян прочитал записку, переданную ему Лю-пу-и. Моментально сжёг её над пепельницей, растёр пальцами чёрные клочья. Закурил папиросу «Антик».
В раскодированной шифрограмме из Читы был запрос Центра об интересе Военной миссии Харбина к дислокации строительных частей в Забайкалье.
Внешне Лю-пу-и не выглядел мужественным: маленький, худенький, с круглым жёлтым личиком, проворными раскосыми глазами. Лет ему было за сорок, но семьи у него не было. В Харбине он появился сразу после вселенского августовского наводнения 1932 года. Тогда в Трёхречье стихия разрушила множество сёл и городков, породив тысячи беженцев, потерявших кров и средства к существованию. Вереницы несчастных заполняли дороги Маньчжурии.
Лю-пу-и сумел сберечь часть своего имущества и в Харбине сперва занялся разносной торговлей — перепродажей продукции, доставляемой крестьянами восточных районов Китая. Накопив денег и взяв в Китайском банке кредит, он выкупил у разорившихся владельцев запущенный заводик «Вэгэдэка». Разворотливый новосёл поставил на ноги эмальцех. Позднее смонтировал оборудование для консервирования овощей.
