Но в 1905 году Петр Николаевич совершает еще более резкий разворот – активно вступает на путь антиправительственной деятельности. В октябре его избирают председателем Московского комитета Всероссийского почтово-телеграфного союза. В ноябре на первом съезде этого союза он становится членом Центрального бюро. Уволен из почтамта без права занимать какую‐либо должность в государственных учреждениях. После подавления декабрьского восстания 1905 года в Москве арестован и до конца мая 1906‐го находится в Бутырской тюрьме. После недолгого пребывания на свободе вновь арестован в октябре 1906 года и помещен в Таганскую тюрьму, где пребывает по апрель 1907 года. Но на этом преследования в его адрес не прекращаются. В 1910 году Московский военно-окружной суд выносит приговор: два года заключения в крепости. Отбывал он их в одиночке Бутырской тюрьмы.
Зато в марте 1917 года П.Н. Миллер стал первым выборным московским почт-директором. Вступил в умеренную партию народных социалистов. После прихода к власти большевиков сосредоточился на музейной и краеведческой деятельности. В 1918 году создал музей Союза связи и руководил им до 1921 года. Одновременно с 1918 года был ученым секретарем и председателем комиссии «Старая Москва». В 1921–1929 годах заведовал музеем «Старая Москва» под эгидой Наркомпроса. В 1924–1926‐м сотрудничал с Московским коммунальным музеем, а с 1925 года участвовал в работе Московского городского и областного бюро краеведения.
7 октября 1935 года ему без ареста было предъявлено обвинение по статьям 58–10 (пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению советской власти) и 58–13 (активные действия против рабочего класса и революционного движения, проявленные на секретной должности при царском строе) УК РСФСР – власти вспомнили о его работе в «черном кабинете». 12 октября Петр Николаевич представил объяснительную записку. 26 января 1936 года его вызвали в Учетно-статистический отдел Главного управления государственной безопасности НКВД СССР и объявили постановление Особого совещания о признании его социально-опасным элементом с предписанием покинуть Москву в пятидневный срок на три года. В результате целого ряда ходатайств приговор был пересмотрен, и Петр Николаевич скончался в Москве в 1943 году990.
Рассказ о чиновниках «черных кабинетов» будет неполным без анализа состава почтово-телеграфных служащих, причастных к делам перлюстрации. Без их помощи, содействия перлюстрация была бы если не невозможна, то во всяком случае значительно затруднена. Эту категорию «причастных» можно разделить на несколько групп. Во-первых, губернские почтмейстеры, управляющие почтово-телеграфными округами, начальники почтово-телеграфных контор. Во-вторых, почтовые чиновники, занимавшиеся с начала XX века отбором корреспонденции, подлежащей просмотру. В-третьих, почтальоны, сторожа, выполнявшие нередко и роль курьеров.
К сожалению, об этих людях – почтовых чиновниках, занимавшихся отбором корреспонденции, сторожах – мы знаем гораздо меньше. 31 марта 1840 года А.Н. Голицын докладывает императору об экспедиторе приходящих иностранных и одесских экстрапочт и рестовых (заказных) писем Санкт-Петербургского почтамта статском советнике А. Шнейдере, который может считаться принадлежащим к секретной экспедиции. Дело в том, что «чрез него одного передаются для перлюстрации как приходящие с почтами иностранные дипломатические депеши, так и партикулярные [частные] письма». Служа в течение пятидесяти лет, Шнейдер, по официальной характеристике, являлся после полуночи, к приходу иностранных почт, и оставался до шести часов утра. Уже в восемь часов утра он возвращался для раздачи корреспонденции дипломатическому корпусу и купечеству. Но перевести его в следующий чин было невозможно, поскольку должность его относилась к шестому классу. Поэтому ему была пожалована земля в аренду991. 23 декабря 1878 года по докладу министра внутренних дел А.Е. Тимашева Александр II дал согласие наградить серебряной медалью с надписью «За усердие» для ношения на шее на Станиславовой ленте отставного унтер-офицера лейб-гвардии Семеновского полка Ивана Томаса. В 1878 году этому человеку был восемьдесят один год и исполнилось шестьдесят лет его службы. При секретной экспедиции Санкт-Петербургского почтамта он служил с 1847 года, «свято сохраняя тайну перлюстрационного дела»992.
В Одесской почтовой конторе с 1908 года заведовал выемкой частной корреспонденции для последующей перлюстрации И. Юрченко. В 1913 году старший цензор Ф.Б. Гольмблат представил его к награждению орденом Св. Анны 3‐й степени993.
Люди, в каком бы ведомстве они ни работали, всегда озабочены не только выполнением своих служебных обязанностей, но и множеством того, что относится к частной повседневной жизни. Не были исключением и сотрудники «черных кабинетов» XIX – начала XX века. Что же волновало этих людей? К сожалению, в нашем распоряжении не так много источников, которые могли бы пролить свет на данный вопрос, – не сохранилось личных заметок, дневников, воспоминаний. Но даже в массе деловых, официальных бумаг исследователь обнаруживает какие‐то крохи того, что позволяет хотя бы пунктиром проследить личные заботы и интересы некоторых из этих людей. Отметим также, что значительная часть нашей с вами жизни проходит на работе. Поэтому служебные проблемы также, на мой взгляд, входят в понятие повседневной жизни.
Кроме непосредственного руководства подчиненными начальство заботилось о создании лучших бытовых условий непосредственно на рабочих местах. Это, в частности, касалось использования новой техники. Старший цензор цензуры иностранных газет и журналов Санкт-Петербургского почтамта А.Д. Фомин 3 декабря 1900 года обратился к начальнику Главного управления почт и телеграфов с просьбой об установке в помещении цензуры телефона. 18 декабря последовало разрешение на это с условием, что пользование аппаратом составит 125 руб. в год. В результате 3 января 1901 года были установлены два параллельных телефонных аппарата. Затраты же на их установку были отнесены к статье канцелярских расходов994. Уже во время Первой мировой войны, 28 мая 1915 года, последовала просьба об установке в помещении цензуры вентилятора, «крайне необходимого в виду незначительной вышины комнаты»995. Заместитель Фомина, старший цензор М.Г. Мардарьев, 19 апреля 1911 года подал служебную записку о производстве «полного малярного ремонта… и о расширении одной комнаты снятием перегородки». После производства ремонта Мардарьев направил бумагу заведующему электрической станцией Главного управления почт и телеграфов с просьбой установить в этих помещениях две люстры по четыре лампы в каждой «с конусообразным отражением»996. Первая мировая война породила новые проблемы. 4 июля 1915 года цензура иностранных газет и журналов обратилась в Петроградский почтамт по невиданному ранее вопросу: газетная экспедиция отказывает в отпуске необходимой бечевки, толстой и тонкой, а также оберточной бумаги – «за неимением их в достаточном количестве»997.
Широко известна фраза Воланда из романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» о том, что послереволюционных москвичей испортил квартирный вопрос. На деле этот вопрос волновал людей всегда, в том числе и специалистов по чтению чужих писем. По законам Российской империи чиновнику или предоставляли служебную квартиру, или выдавали так называемые «квартирные деньги» на съем помещения. Естественно, что служащий хотел получить квартиру в удобном месте и более просторную. В этом отношении характерна переписка действительного статского советника К.К. Вейсмана с начальником Главного управления почт и телеграфов Н.А. Безаком. После смерти почт-директора Санкт-Петербургского почтамта В.Ф. Шора старший цензор Вейсман был назначен 4 января 1886 года управляющим цензурой иностранных газет и журналов в империи, в том числе и «особенной частью при ней», т. е. службой перлюстрации998.
Уже 21 февраля 1886 года последовала просьба Вейсмана предоставить ему казенную квартиру помощника санкт-петербургского почт-директора. 3 апреля Карл Карлович получил разрешение на переезд. Но у него к тому времени было пятеро детей: сын и четыре дочери. Поэтому уже на следующий день, 4 апреля, новый руководитель секретной службы обратился с новым ходатайством. Он указывал, что «назначенная казенная квартира равна по числу комнат нынешней» и «мала по семейному положению», ибо «из 7 комнат – 5 надо на спальни», а в результате «нет места для кабинета». Поэтому он просил прибавить соседнее помещение из четырех комнат. Поскольку бумаги всегда двигались медленно, то 22 апреля он, явно ощущая свой новый статус, пишет достаточно резко: «Прошло почти три недели, а из Главного Управления я до сих пор еще не получил обещанного Вашим Превосходительством благосклонного ответа и поэтому позволяю себе снова обратиться к Вам с покорнейшею просьбою: приказать довести этот квартирный вопрос к концу и этим дать мне возможность устроиться до переезда на дачу». Ответ последовал 30 апреля: «Начальник Главного Управления [Н.А. Безак] признал возможным присоединить квартиру, занимаемую чиновником особых поручений… и передать не позднее сентября в Ваше пользование»999. Таким образом, в одиннадцатикомнатной квартире Вейсман смог обустроить свой кабинет.
