Об отсутствии у штабистов Красной Армии «практических навыков в штабной работе» говорил не только Н.Н. Воронов в апреле 1940-го, но и М.Н. Тухачевский в «дорепрессионном» декабре 1935-го, на Военном совете: «Надо выработать практического штабного работника. Штабной командир, если дело пахнет боем, должен сразу забеспокоиться, проверить, действуют ли телефоны, работает ли радио, подготовлены ли ординарцы, имеется ли нужное количество посыльных, находятся ли войска там, где он считает, что они должны быть, или не находятся, что делают соседи и пр. Казалось бы, наши командиры имеют боевой опыт, но почему-то все эти моменты забываются в поле»171. О том, что «управление боем» «штабами организовывалось», как и в финскую, «трудно и мучительно», что «составление боевых документов занимало массу времени», а качество их «было низким» свидетельствуют практически все сохранившиеся от 35-го материалы проверок войск передового (!) УВО/КВО. О том же вынуждены были докладывать тогда и все сохранившиеся годовые отчеты соединений и объединений стоявшей на пороге войны ОКДВА: штабисты тратят слишком много времени на передачу распоряжений, забывают контролировать исполнение, документы отрабатывают медленно и нечетко, в боевой обстановке в штабах много суеты, обусловленной отсутствием практических навыков и автоматизма в выполнении своих функций…
То же и в 36-м. «[…] Все еще много времени теряется на передачу приказов и донесений, благодаря несовершенству штабной работы», – значилось в приказе наркома обороны № 00105 от 3 ноября 1936 г. «Об итогах боевой подготовки за 1936 год…»172. Практических навыков работы штабисты не имели тогда даже в батальонах «ударной» 2-й стрелковой дивизии БВО, а штаб 16-го стрелкового корпуса того же передового округа ухитрился запоздать с подготовкой боевого приказа даже на заранее отрепетированных Белорусских маневрах! Признание же годового отчета важнейшей стратегической группировки РККА – КВО – стоит выделить курсивом: «На сегодняшний день у нас нет ни одного штаба, где основные работники были бы с двух-, трехлетним стажем и обладали бы в полной мере практикой работы»173. (Напомним, что на Полесских маневрах КВО в августе 1936-го штабы полков и дивизий отличались такой «недовыученностью» «в технике управления», что затягивали абсолютно все, что делали, тратя порой на составление приказа дивизии 4 часа, а на составление и доведение до полков – 26 (!) часов174.)
То же и в первой, «дорепрессионной» половине 37-го. Так, согласно годовому отчету БВО от 15 октября 1937 г., «общим слабым местом» штабов там «продолжало оставаться» «несвоевременное доведение» решений командира до войск175 (свидетельствующее все о той же слабости практических навыков штабной работы). У дивизионного и полковых штабов 6-й стрелковой дивизии МВО к 10 июня 1937 г. «навыков в управлении боем практически [выделено мной. – А.С.]» было «еще недостаточно», а батальонные были вообще не сколочены…176 Навыков управления войсками не хватало тогда и комсоставу войсковых штабов ОКДВА – «несноровисто работавшему на командных пунктах, а в танковых штабах плохо подготовленному по радиосвязи, т. е. плохо умевшему использовать основное средство управления танкового штаба – радиостанцию. Наглядное представление о том, какие практические навыки по управлению войсками были тогда у дальневосточных штабистов, можно составить по тому, что в ней отнюдь не худшим был штаб 21-й стрелковой дивизии, который:
– не добивался «постоянного знания обстановки и сведений о противнике»;
– не проявлял «достаточной сообразительности в использовании средств связи для передачи распоряжений»;
– документы выпускал с опозданием, многословные и вообще плохо отработанные;
– лишь «периодически» вел на учениях оперативную карту (!);
– «забывал» информировать об обстановке и вышестоящий штаб, соседей и собственные части и, наконец,
– был «полностью не сколочен»177.
Несколоченность штабов в Красной Армии также была явью еще и в 36-м. Вновь процитируем директиву наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г.: «Взаимодействие между всеми звеньями в органах управления в достаточной степени не отработано»178. В освещаемой источниками значительно полнее других округов ОКДВА полной или частичной несколоченностью отличались тогда практически все батальонные и полковые и дивизионные штабы, материалы проверок которых сохранились, один из двух штабов мехбригад (штабриг-23) и три из пяти штабов корпусов (штакоры-20, -26 и -43), а в передовом КВО – причем по признанию его собственного, отнюдь не отличавшегося откровенностью годового отчета от 4 октября 1936 г.! – все вообще штабы («увязка и взаимодействие в работе между главнейшими отделениями штабов недостаточны»179)…
Неумение организовать бесперебойную связь с войсками для советских штабов также было характерно и в 35-м (и в том числе на пресловутых Киевских маневрах). Еще и в 36-м им отличались даже штабы соединений и объединений («В динамике боевых действий в большинстве случаев связь нарушается, – констатировалось в директиве наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г. «Об итогах оперативной подготовки за 1936 год…», – что показывает на неумение планово и правильно использовать все средства связи»; «как правило, связь взаимодействия (связь между соединениями) в процессе боя и особенно операции отсутствует […] Как только начинается движение – связь в большинстве случаев прерывается, и, к сожалению, это нетерпимое положение часто никого не трогает, к этому относятся, как к чему-то обычному […]»180).
Войсковые штабы ОКДВА бесперебойную связь с войсками не умели обеспечить и в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го (в частности, на мартовских дивизионных и корпусных учениях); не умели добиться этого и штабы того из тогдашних стрелковых корпусов БВО, по которому только и сохранилась информация, – 23-го…
Нежеланием штабов использовать радиосвязь отличались и знаменитые Киевские маневры 1935 г., где «радиосредства, работающие на ходу, не использовались»181. В декабре 1939-го (если верить тому, что заявил на апрельском совещании военком Управления связи Красной Армии К.Х. Муравьев) из-за нежелания использовать радио потеряла, пойдя в наступление, связь с командованием 20-я тяжелая танковая бригада, но и это было лишь повторением того, что произошло в сентябре 1935-го, на Киевских маневрах. Войдя в прорыв, батальон танков Т-28 (именно такими была оснащена и 20-я тяжелая) тогда тоже на долгое время «исчез», так как не поддерживал связь ни с пехотой, ни с высшим командованием…
Нежелание штабов использовать радиосвязь было типичным и в 36-м, когда, в частности, в передовом БВО его зафиксировали у единственного полкового и почти у всех батальонных штабов, материалы проверок которых сохранились, когда в передовом же КВО этим грешили даже штабы соединений. Согласно отчету округа о сентябрьских Шепетовских маневрах, «радиосвязь не заняла подобающего ей места в управлении частями и подразделениями»182 даже в танковых, т. е. подвижных, войсках! В «дорепрессионном» же январе 1937-го использовать вместо радио посыльных в КВО предпочитал даже штаб лучшего (72-го стрелкового) полка «ударной» 24-й стрелковой дивизии – один из трех тогдашних полковых штабов этого округа, которые освещаются источниками. Указание отчета штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г. на то, что «использование штабами всех видов средств связи еще недостаточно»183, и тот факт, что на единственном освещаемом источниками корпусном учении этого периода в БВО (учениях 23-го стрелкового корпуса) во время марша радиосвязь отсутствовала, позволяют заключить, что радио игнорировали тогда и в этих двух крупных округах…
В феврале 1940 г. штабы часто плохо оборудовали КП средствами связи, но штаб лучшего полка элитной дивизии передового КВО – 72-го стрелкового полка 24-й стрелковой дивизии – подобное неумение управлять с командного пункта демонстрировал и в «дорепресссионном» январе 1937-го. Он вообще пытался управлять с такого КП, на котором еще не было развернуто никаких средств связи!
Из директивы командующего Северо-Западным фронтом № 4703 от 27 февраля 1940 г., потребовавшей от штабов «обеспечить своим командирам возможность непрерывно управлять боем»184, можно понять, что непрерывности управления в ходе прорыва «линии Маннергейма» достичь не удалось. Но точно так же было и ровно за три года до этого, при штурме 52-й стрелковой дивизией на учениях 23-го стрелкового корпуса БВО в последних числах февраля 1937-го Мозырского укрепрайона: «управление в полосе наступления внутри УР [укрепленного района. – А.С.]» «осуществлялось с большими перебоями»185.
Штабная культура в финскую войну «была на низком уровне» – но ту же картину являет нам и 1935 г. Как показали весенне-летние проверки московских инспекторов, эта культура была тогда низка даже во всех штабах стрелковых корпусов передового УВО/КВО. В штабе «ударной» 44-й стрелковой дивизии КВО еще в сентябре, имея на подготовку приказа на прорыв оборонительной полосы противника куда больше времени, чем в реальной боевой обстановке, составили этот приказ «исключительно небрежно»…186 А в корпусном и дивизионных штабах 5-го стрелкового корпуса передового же БВО командиры в марте 1935 г. не владели даже прочными навыками штабной графики, а вместо «приказов, докладов, донесений» вели «разговоры»!187
