На примере Зюзина и других подобных ему заядлых сутяг Диана сделала несколько далеко идущих выводов. Антропологический вывод заключался в том, что есть особый тип людей, которые как будто притягивают к себе потребительские проблемы. Экономический вывод заключался в том, что никакие судебные поражения ничему не учат производителей некачественного товара. Карьерный вывод заключался в том, что пора брать деньги за юридические консультации по потребительским делам.
Университет закончился, Диане как юристу с большим опытом предлагали несколько хороших работ. Нужны были деньги, но бросать защиту прав потребителей не хотелось, потому что вот же они сидели в приемной, по нескольку десятков человек каждый день, и каждый претендовал на внушительные компенсации, и каждый вполне мог оплатить услуги юриста, если компенсация будет получена. К тому же…
К тому же Диане нравились новые друзья, студенты экономического факультета, занимавшиеся потребительской проблематикой, и нравился их профессор Александр Аузан.
Такого Диана, конечно, никогда не видела. Учась на юридическом факультете, Диана даже и подумать не могла, что университетский семинар может растягиваться на несколько часов и заканчиваться только тогда, когда все участники семинара вконец охрипли. Диана не могла себе представить, чтобы после окончания лекций профессор и студенты отправились пить пиво и продолжали бы за пивом спорить об институциональной экономике. Совсем уж невероятным казалось, чтобы профессор сидел со студентами до четырех утра, пел песни под гитару и читал наизусть стихи, о существовании которых Диана даже не слыхивала. Одним словом, обаяние профессора Аузана и обаяние той компании, которую составляли его студенты, были таковы, что Диана отказалась от всех предложенных ей работ и решила продолжать эту свою защиту прав потребителей.
Но ведь нужны же были и деньги. И как-то так само собой решилось, что надо брать с потребителей за консультации хотя бы по пять рублей. И как-то само собой переехалось в Общество потребителей на Солянку, 9. А Аузан, фактически втравивший Диану в защиту потребителей профессионально, совершенно не стал Дианою руководить, и она все решала сама. С некоторых клиентов брала деньги, а с некоторых не брала на том только основании, что люди казались Диане бедными или грустными. А если выключался свет (никого не шокировавший феномен Москвы начала 90-х), то продолжала прием при свечах. И экономист Сергей Трухачев помнит, как приходил на прием именно что при свечах. А Диана не запомнила Трухачева и не узнала через несколько лет, когда Трухачев пришел в КонфОП работать.
Она сама принимала новых сотрудников. Как правило, на основании фейс-контроля, исходя из предположения, будет ли приятно с этим человеком после работы поехать на съемную квартиру в Новокосино. Почти каждодневные вечерние посиделки происходили обыкновенно у Дианы. Из всей команды юристов Общества потребителей она единственная снимала квартиру. Все остальные жили еще с родителями, потому что были отчаянно молодые люди.
Они были молодые люди, и им все было нипочем. Когда в свободной продаже появилась водка, прежде продававшаяся исключительно по талонам, Аузан сказал, что надо непременно защитить права тех потребителей, что не успели отоварить водочные талоны. Получалась ведь несправедливость: заядлые алкоголики, отоваривавшие талоны на водку сразу же по мере их поступления, всю причитавшуюся им дешевую водку выкупили, а добропорядочные граждане, приберегавшие талоны к праздникам, вдруг возможности отоварить талоны лишились и должны были покупать водку по рыночным ценам, которые, напомним, взлетели вдесятеро.
Фактически это был иск против власти, против правительства Москвы. Но Диана ничтоже сумняшеся подала этот иск. А судья Николаева в Савеловском суде сказала Диане: «Я вам, конечно, откажу, хоть вы, конечно, и правы». В споре гражданина и государства судье не могло прийти в голову поддержать гражданина. А Диане со товарищи — могло.
Они были отчаянно молодыми людьми. Однажды к ним пришел человек, нанявший строительную компанию, чтобы строить дом, и имевший к строительной компании претензии. Сначала он, конечно, обратился не в общество потребителей, а к бандитам, крышевавшим его бизнес. Но строительная компания тоже обратилась к бандитам, крышевавшим их бизнес. Две бандитские «крыши» встретились, «перетерли», что называется, обстоятельства спора и решили не устраивать перестрелку ради конфликта дачника и строительной компании, а направить их за разрешением спора в суд. Молодым юристам из Общества потребителей просто не хватило опыта, чтобы побояться ввязываться в судебный процесс, за которым следили две бандитские группировки. А наоборот, они радовались, что конфликт вот же разрешается цивилизованно в суде, а не на бандитской стрелке, ночью, посреди темного пустыря.
Они были восторженными и наивными. Они не знали толком, чего можно требовать, а чего нельзя. Когда к ним обратился человек, купивший некачественный автомобиль французского производства, они подали в суд и на французский автогигант, хотя тот не имел в России представительства и не подпадал под юрисдикцию российских судов. Они требовали замены автомобиля и компенсации морального ущерба, и они радовались, когда французский автогигант пригласил владельца машины с женой на неделю во Францию, чтобы выбрать там себе новую машину. Поездку во Францию они посчитали достаточной моральной компенсацией. И, честно говоря, они не поняли, отчего компания-производитель проявила такое неслыханное благородство. Они просто свято соблюли требование автомобильной компании никому не рассказывать об условиях мирового соглашения.
А в другой раз другой продавец автомобилей предложил Диане с клиентом помириться без суда и пригласил их в свой офис, дабы обсудить там условия мирового соглашения. Диана с клиентом пришли. На пороге их встретили крепкие и вооруженные люди. Клиента затащили в одну комнату, Диану — в другую. Диана собралась уж было умереть, но вместо пули вооруженные люди стали предлагать ей кофе и развлекать ее разговорами. А через четверть часа клиент ее вышел из другого кабинета бледный как смерть, но с вполне приемлемым мировым соглашением в руках.
Они были совсем молодыми людьми. Им все было нипочем. Когда в августе 91-го случился путч, юристы Общества потребителей восприняли его скорее как праздник. По итогам трех дней волнений они получили новое помещение на Варварке. Там, в большой комнате бывшего союзного Министерства торговли, они стали сидеть все вместе и — о радость! — вместе с профессором Аузаном. Аузан курил одну за одной сигареты «Дымок». И всякое их дело становилось поводом для теоретической дискуссии, выливавшейся не только в практическую работу, но и в научную, в семинар какой-нибудь или конференцию, каковая конференция плавно переходила в праздник с выпиванием водки, пением песен, чтением стихов, а то и пожаром.
Судебные иски, научные дискуссии и праздники вырастали при этом из реальной жизни, из конкретных случаев, которые сами стучались в дверь и сами садились за стол напротив с ворохом бумаг в руках и обиженно надутыми губами. Однажды пришел, например, человек очень маленького роста и рассказал, что ему сделали в квартиру железную дверь. Дверь получилась добротная. Настоящий сейф с выдвигавшимися в стену металлическими штырями на все четыре стороны, с хитрым замком. Однако заказчик специально просил сделать ему глазок пониже, а компания-производитель расположила глазок на стандартной высоте, так что заказчик не доставал до своего глазка не то что глазом — даже и вытянутой вверх рукой доставал с трудом.
Этот человечек сидел напротив Дианы, а она всем нутром чувствовала, что ему обидно, обидно до слез. Ему казалось, будто весь мир только и думал, какого он маленького роста и будто производители бронированных дверей нарочно, нарочно вырезали глазок так, чтобы каждый раз, когда приходят гости, хозяину приходилось бы забираться на стул, чтобы посмотреть, кто пришел. Хотя, может быть, к нему и не приходили никакие гости, потому что никто не хотел дружить с маленьким человеком. И тогда получалось еще обиднее. Тогда получалось, что компания-производитель дверей нарочно врезала глазок так высоко, чтобы подтрунить над этим маленьким человеком и напомнить ему, что никто и никогда не придет к нему в гости.
Диана смотрела на него, и чувство у нее было такое, как три года назад, когда Михаил Полячек рассказывал ей про мальчика, ослепшего по вине взорвавшихся батареек. Ему явно было плохо, этому маленькому человеку, не достававшему до собственного дверного глазка. Ему было так плохо, что совершенно невозможным казалось оценить его страдания в деньгах, тогда как суд, хоть ты его режь, не умеет оперировать никакими наказаниями, кроме сроков и штрафов.
