И вот она снова здесь, история, которая преследует его давно и каждый раз открывает свои новые, спорные детали. При этом он все еще не в состоянии ответить, на самом ли деле потерпел он неудачу. Вероятно, он просто слишком много вкладывал в это дело? И это всегда начинается с того, как зубы из слоновой кости обнажаются в сияющей улыбке. «Хорошо вам повеселиться, синьор», желает ему черная служанка, открывая дверь перед ним. Женские покои залиты неземным светом. Светом сияющей полной Луны, которая как Солнце стоит у большого, наполовину открытого окна. Контуры деревьев расплываются снаружи с портьерами, кроватью с балдахином и тканью, сливаясь в единственную дрожащую реку, которая играет также вокруг фигуры, которая в неподвижном величии сидит на полу. Ее тончайшее неглиже как будто расшито серебром; колышущаяся пена наверху над мраморным телом с великолепными твердыми грудями, которые наполовину обнажены. Женщина сидит на шкурках тигра, ее лицо вплоть до глаз скрыто за платком, как его носят жительницы Востока. Что за женщина! Никогда еще не видел он ее в этом образе, хотя знает ее уже с давних пор – Мария Нагловская, «жрица сатаны», русская княгиня, полная необъяснимых загадок. Она вращается в лучших кругах Рима. Она состоятельна, она пленительна, мир мужчин поклоняется ей, хотя она никогда еще не снимала свою вуаль и ее возраст трудно определить. Все же, ее черные, магнитные глаза излучают опасное обаяние. Принадлежала ли она хоть одному мужчине? Никто не знает. На что она живет? Никто не может этого сказать. Она – не только великолепная дама и очаровательная сплетница, она – также чудо интеллекта. Она владеет различными языками и науками с шутливой невозмутимостью и даже в тайны магии – как говорят – она проникла до самых глубин. Как раз этому своему особенному пристрастию к оккультному она обязана своей славой жрицы сатаны. Ее прошлое окутано абсолютным мраком. Поговаривают, что до того, как она приехала в Рим, она якобы устраивала в Париже «черные мессы». Определенные люди хотят узнать в ней исполнительницу танцев живота Айшу, которая много лет тому назад путешествовала по Европе. Другие предполагают ее связь с хасидами. Старый римлянин, бывший офицер и таким образом, стоящий выше всяких подозрений, утверждал уверенно и твердо, что она была жрицей любви в египетском храме, в который его в давние времена влекла его дерзкая молодость. Однако тогда ей было бы минимум семьдесят лет. Он сам познакомился с нею благодаря общим литературным амбициям. В ее эзотерическом журнале «La fleche» («Стрела») он опубликовал статью, за которую она в свою очередь вознаградила его статьей в его журнале. Она перевела также различные его стихотворения на французский язык. Их связь всегда сохраняла дружественно–отдаленный характер, все же, он знал, что она не была женщиной, которую можно было завоевать одним махом. Она была «властью», как и он, и это вызывало у него уважение и сдержанность. Но потом она неожиданно пригласила его. На ночное свидание на ее вилле Тачитурна на городской окраине. Это однозначное приглашение к «поединку», которое могла позволить себе только такая женщина как она, в один момент лишило его хладнокровия.
Небрежно она подает ему свою нежную, маленькую руку, руку ребенка. Он слегка целует ее. «Садитесь, мой друг».
Ее глаза охватывают его величественно, спокойно и великолепно как глаза сфинкса. Она указывает ему на тигровую шкуру возле себя. Вся его привычность покинула его, он чувствует себя как школьник во время его первого любовного приключения. Это немного сердит его. – Я не мог позволить себе даже мечтать о том, чтобы вы приняли меня таким образом, – слышит он свое бормотание.
Она пожимает плечами. – Вы искали меня, и я нашла вас, вот и все, – молчание. Сквозняк дует через открытое окно, наполненный ароматом цветов. В саду заливается соловей. Серебристо вибрируют контуры ее тела, сладкий аромат которого окружает его лестью. Он знает: теперь наступил «час живого дыма», как это называет восточная сексуальная магия, час, в который все решается. Эта женщина опасна. Она – не только женщина в полном смысле этого слова, но и знающая, посвященная. Ее работы свидетельствуют, что она знает о демонической силе, с которой женщина может поглощать сверхъестественное бытие мужчины. Все же, как раз ее нападение могло бы дать ценный шанс прокатиться верхом на «тигре», и вместе с тем утвердить свой собственный элемент в совершенстве. Разве не искал он столь долго как раз такую женщину, он, который так сильно любит опасность?
Медленно она откидывает назад покрывало с ее лица. Но это же невозможно, пронзает его мысль. Этот пухлый сладкий рот, этот носик. Мария Нагловская неслыханно молода, едва ли старше двадцати лет. Она уставилась на него бездонными глазами. Теперь ее голос звучит иначе, очень мягко и глубоко: – Этой ночью я в твоем распоряжении, Джулио. Пользуйся мною, но будь осторожен.
Без остановки она переходит к веселой болтовне: – Не хотите ли немного перекусить, барон? Он думает о напоминании, что нужно быть трезвым, если начинаете творение с молодой девушкой.
Однако, может ли он отказаться, не показавшись при этом боязливым, да еще и невежливым? Она при этом уже достает чашечку, в которой плавает что-то вроде фруктов. Она делит это очень острым ножиком. – Теперь у нас есть кровавая земляника, – болтает она по–детски. Он поражен. Он понимает, что она намекает вместе с тем на ее менструацию. «Menstruum» – в герменевтике это синоним коррозивной воды. У всех народов Земли менструирующих женщин не допускали к сношениям. Также он всегда избегал их, вопреки всему разврату. Теперь она из сосуда выливает на плоды бесцветную жидкость. Поднимается резкий, пронизывающий запах. Смешивая все это, княгиня с захватывающей грацией спрашивает его: – Вы же любите фрукты в эфире? Он никогда еще не пробовал эфир. И не зря, ибо эфир затуманивает чувства, человек погружается в эротическое безумие и хочет только лишь умереть.
Однако, можно ли ответить прекрасной женщине: «Нет, фрукты в эфире мне не нравятся?» Едва ли. Потому он говорит с долей цинизма: – Да, княгиня, я без ума от этого – и доверяет своему более высокому «Я»…
Она нежными маленькими пальцами засовывает ему в рот кусок пагубного плода. – Таким вы мне нравитесь. Еще один! Он чувствует, как через его органы чувств яд проникает ему в мозг. Мягкий туман укутывает его. Одновременно он видит со стороны самого себя, стоящего рядом с собой, он может наблюдать за собой, контролировать себя. Так он позволяет своему телу чувствовать великолепное наслаждение, которое охватывает его, когда он погружает лицо в колышущиеся, душистые груди женщины, разрывает шелковую одежду как в бреду, и покрывает ее трепетную плоть поцелуями.
Расплывающимся взглядом он видит белое, извивающееся как змея, тело на тигровой шкуре. Там уже лежит не человек, не женщина, там вытягивается животное, прасущество, и из этого существа его внезапно охватывает бездна, перед которой он содрогается в страхе. Она прижала свой рот к его уху. – «И глупая бабочка порхает в твоей близости: Не крылья будут гореть, а душа» – Ты знаешь это стихотворение? – Оно мое, шепчет он ошеломленно, и: – Да, дай моей душе гореть. – Тогда возьми еще кусок. Она подает ему землянику. – Нельзя, – испуганно отвечает он, – тогда я полностью потеряюсь. Она смотрит на него удивленно. – Ты как раз и должен сделать это, Джулио, твои стены слишком толсты, так я не смогу добраться до тебя. – И это должно быть все же именно так? – Ты должен умереть, Джулио, – сказала она серьезно. – Из окна выпрыгнуть может каждый, но умереть – это кое-что иное. Ты прошел много битв, но еще никогда не хватался за кинжал для убийства своего «Я». Только если ты полностью исчезнешь во мне, ты сможешь по–новому родиться в силе и великолепии. Тебе не нужно ничего бояться, – продолжала она, – мы, женщины, сильны лишь ровно настолько, насколько слабы вы, мужчины. Мы всегда только то, что вы, мужчины, видите в нас: блудницу и святую, ангела и демона. На самом деле мы ничто, и все же, мы всё. Мы в вас. Со времен существования человечества мы прижимаем ваше лицо в пыль, ибо наша нога стоит на вашем затылке. Но это только потому, что вы сами хотите этого. – Итак, ты хочешь еще кусочек? – Ты черт, – вырывается из него. – Да, – говорит она просто. Отчаянно он рвет чашечку из ее рук и выливает все ее содержимое в себя. «Либо я есть, либо меня нет», думает он мрачно, «в первом случае я буду бороться, и буду побеждать». Испуганно она всматривается в него. – Что за мужчина, – шепчет она тихо и поворачивает к нему свое лицо. С раскаленной страстью он целует ее в рот – нет, это она целует его, так дико и так немилосердно, как будто бы она хотела убить его. Уже он чувствует, как ее сосущие губы ищут дорогу к его мужской силе. Истощающий обман охватывает его, страстное желание определенных животных, которые в их объединении с женским находят свой наивысший экстаз, находят смерть. – Постарайся остаться сухим, – слышит он ее шутливую угрозу из далекой дали. О, как хорошо она все знает.
