На этой «земле» полный набор всех видов преступлений, ведь центр всегда притягивал к себе карманников, лохотронщиков, грабителей и сексуальных извращенцев.
Вместе с опером Колей Вешняковым я отправляюсь в путешествие по ночной «земле».
«Пушка», то есть, в переводе на общедоступный язык, Пушкинская площадь, забита иномарками. В подземном переходе тусуется куча молодых людей – странно одетые девчонки и пацаны. Они обвешаны цепями, на которых на дачах держат собак, в ушах болтаются серьги, сделанные, как мне показалось, из деталей списанных самосвалов. Они пьют пиво, играют на гитаре, говорят на каком-то странном птичьем языке.
– Панки или черт знает кто. Это с виду они странные, а так ребята с криминалом не связаны.
Увидев Колю Вешнякова, трое парней бегом бросаются к выходу на Тверскую.
– Пушеры, сволочь. Или глухонемые, или косят под них, – объясняет Коля, – мы их берем, а они молчат, только ручонками машут. Вызывали переводчика из общества глухих, он начинает руками махать, те не понимают, показывают молдавский или украинский флажок: мол, мы там учились языку жестов.
– Ну а потом?
– Потом начинают говорить на чисто русском, – смеется Коля. – Их задержать трудно. На кармане у них одна доза или вообще пусто. Дурь в тайниках держат.
Пушкинская площадь, Тверская, примыкающие переулки живут своей особой, непонятной и опасной жизнью.
Мимо нас проходят два пацана лет по пятнадцати – стройные, длинные светлые волосы почти до плеч. В желтом свете фонарей их покрытые гримом лица кажутся мертвенными. Они одеты в дорогие лайковые куртки и такие же брюки.
– Голубые, – говорит Коля, – работают только за валюту, по-крупному. Местные звезды мужской проституции.
– Сколько им лет?
– Одному пятнадцать, другому четырнадцать. Сейчас их снимут. Из-за них чуть не каждый день драки.
На секунду я потерял пацанов из виду, и они исчезли, только от «Макдоналдса» отъехал светлый «мерседес».
– Все, – говорит Коля, – сняли красавцев.
А мы продолжаем нашу прогулку по Тверской, по бывшему моему любимому Бродвею. С Колей почтительно здороваются солидные дамы – мамки, веселые проститутки кричат ему:
– Начальник, бери своего папика, пошли с нами, не пожалеешь!
Коля говорит:
– Ничего с ними сделать нельзя. Забираем каждый вечер «ночных бабочек», целый автобус набиваем. Штрафуем, заводим карточку, и все. Нет в УК статьи за проституцию. Демократия говенная. Этим правозащитникам на «земле» бы поработать…
Мы идем дальше. Мимо итальянского кафе, мимо ночного клуба «Найт Флайт», мимо еще каких-то шалманов.
Стремительно пробегают по улице одинокие прохожие, случайно оказавшиеся в самом центре ночных развлечений, на углах сбиваются в кучу молодые пустоглазые люди в кожаных куртках.
Вся криминальная Москва съезжается сюда на тусовки.
* * *
А мы снимаем милицейскую киножизнь. Наши герои – опера Игорь Ливанов, Саша Берда, Игорь Петров – под руководством начальника отделения, народного артиста Николая Кузнецова, – успешно борются с главным мафиозо – народным артистом Алексеем Шейниным. На площадке у нас все идет по сценарию: кого нужно – задерживают, кого нужно – убивают, кого нужно – допрашивают.
На наш этаж поднимаются оперативники отделения посмотреть, как делается кино.
– Ну что, ребята, – спрашиваю я, – похоже?
– В общем, да, – отвечает мне опер Саша Долгушин.
– Непохоже? – подходит режиссер, – давайте будем снимать иначе.
– Не надо, – говорит Саша, – пусть нас увидят такими, как на этих съемках.
Александр Долгушин окончил МАИ, работал на заводе, потом в НИИ. В милицию ушел добровольно.
– Почему? – спрашиваю я его.
– Работа нравится.
* * *
В дежурной части сидит и пьет чай неопределенное существо, называющее себя Леной. На самом деле это двадцатилетний парень по имени Сережа, одетый в яркие женские тряпки. Он приехал из Запорожья на заработки. Его хорошо знают в отделении и относятся к нему с иронией и жалостью, не дают в обиду на «Пушке».
Он приехал в Москву зарабатывать деньги на операцию. Наперекор земному и божескому закону он решил стать женщиной.
Я смотрю на него и никак не могу определить свое отношение к этому «голубому» пареньку.
Но все же его судьба связана с ребятами из «сто восьмого». И я придумываю сцену, говорю режиссеру. Ему нравится, он даже актера подбирает.
Но редактура говорит:
– Нет, мы этого не допустим.
И не допустили. А жаль.
* * *
Весь кинотабор выезжает на натуру. Снимаем сцену в ресторане «Сказка», недалеко от Сергиева Посада. Время поджимает, инфляция сжирает деньги. Администрация с грустью прикидывает, сколько потребуется денег, чтобы взять у пиротехников напрокат четыре автомата, нанять милицейскую машину, пригласить статистов в форме для группы захвата.
И опять нас выручает наш консультант – начальник отделения Владимир Колокольцев. Он просит четверых сменившихся милиционеров поехать с нами, конечно, направляет нам в помощь Колю Вешнякова и молодого помощника оперуполномоченного Сережу Волкова.
Мы приезжаем, выгружаем технику, начинаем гримировать артистов.
К ресторану подъезжает «боевая машина вымогателей», в просторечии БМВ.
Из нее вылезают трое крутых и по-хозяйски приближаются к нам.
– Кто у вас бригадир? – спрашивает малый с лошадиным лицом.
– Ну я, – отвечает режиссер.
– Ты, мужик, на нашей территории работаешь. Плати.
– Все вопросы к ним, – кивает Вадим в сторону милиционеров.
– Я с твоими арцыстами базарить не буду. Тебе объяву сделали – плати.
К ним подходят Коля Вешняков и Сережа Волков. Из-под расстегнутых курток торчат рукоятки пистолетов.
– Уголовный розыск. – Коля достает удостоверение.
Четверо автоматчиков полукольцом надвигаются на крутых.
И те стремительно бегут к машине. Взревел двигатель, и БМВ исчез.
– Жаль, – говорит Вешняков, – надо было машину обшмонать, наверняка у них там стволы.
Победа над местным рэкетом одержана, начинаем работать по плану.
Сцена простая, но вместе с тем есть некоторые сложности. Никто из нас не умеет пытать. По сценарию, хозяин ресторана прячет у себя бандита, совершившего налет и взявшего кучу драгоценностей. Его разыскивает другая бандитская группировка. Главный в ней артист Игорь Верник. Он-то с двумя братками и пытает хозяина. Они надевают на голову несчастного артиста Саши Пяткова полиэтиленовый мешок. Тот мычит, вырывается.
– Не могу, – хрипит Саша.
Пробуем снять. И снова не получается.
– Вы, братки, в натуре не по теме делаете. – К нам подходит здоровенный парень в синем кашемировом пальто.
– А как надо?
– Давайте сюда пакет.
Парень берет пакет, достает нож-выкидуху и делает маленький разрез.
– Вот так, ваш клиент будет слегка живым, пока не поплывет, а сколько его держать с гондоном на голове – зависит от характера.
Мы послушались совета специалиста и сняли сцену со второго дубля.
* * *
Пока мы снимали, на территории отделения работала цыганская банда. Район был богатый. На Бронной, в Южинском, Козихинском было много богатых квартир. Цыганки действовали обычно днем, когда в квартире оставались только пожилые люди, и по точной наводке. Звонили в дверь, говорили, что они из фонда социальной защиты, что их послали именно сюда, чтобы увеличить пенсию. И, как ни странно, эти весьма небедные люди радостно открывали дверь.
Дальше все шло как обычно. Пока обрадованная пенсионерка писала на кухне заявление, цыганки разбегались по комнатам и одним им ведомым методом находили драгоценности.
Потерпевшие с утра толкались в коридоре, мешая нам работать.
Дама в норковой шубе, приняв меня из-за кожаной куртки за опера-переростка, скорбно поведала, что у нее унесли огромную сумму денег и все драгоценности. Правда, кое-что у нее все-таки осталось. В ушах – серьги с крупными сапфирами, а на пальцах многокаратные бриллианты.
– Мой муж, – предупредила она, – работает у Гайдара, у вас могут быть неприятности.
– Мы это переживем, – нагло ответил я и ушел.
А на следующий день опер Миша Ялыкин пошел «топтать землю» и увидел весь цыганский табор. Он был один, а воровок – четыре, поэтому он решил их «пропасти». На его счастье, по Южинскому шли трое милиционеров из «сто восьмого».
Они задержали всю команду и приволокли в отделение. При обыске у них нашли похищенные вещи, их опознали потерпевшие. Дело стремительно закрутилось.
В отделении был праздник: к концу квартала раскрыли десять «висяков». И тогда в отделении появился человек в чудовищно модном светло-бежевом кашемировом пальто, весь обвешанный цепочками и унизанный перстнями: цыганский барон приехал выручать соплеменников.
* * *
– Значит, так, – сказал мне Вадим, – играть прокурора будешь ты. Актера нет, и денег тоже.
