теперь нарушает свою клятву. Она не хочет дать никакого объяснения своего странного поведения, пока французские орлы не перейдут обратно через Рейн, оставляя на ее волю наших союзников.
Рок влечет за собой Россию: ее судьбы должны совершиться. Считает ли она нас уже выродившимися? Разве мы уже не аустерлицкие солдаты? Она нас ставит перед выбором: бесчестье или война. Выбор не может вызвать сомнений. Итак, пойдем вперед, перейдем через Неман, внесем войну на ее территорию.
Вторая польская война будет славной для французского оружия, как первая. Но мир, который мы заключим, будет обеспечен и положит конец гибельному влиянию, которое Россия уже пятьдесят лет оказывает на дела Европы».
Из этого приказа, увидевшего свет и шагнувшего в историю в Вильковышках, предельно ясной стала политическая «программа» Русского похода Наполеона. Собственно говоря, она заключалась в последней фразе: «положить конец гибельному влиянию, которое Россия уже пятьдесят лет оказывает на дела Европы».
На следующий день после подписания этого приказа по Великой армии, 23 июня, император-полководец уже находился в палатке на берегу Немана. Его войска стояли в полной готовности к форсированию пограничной реки.
Наполеон Бонапарт, в императорской короне и эполетах пока еще непобедимого полководца, жаждал самолично, ни с кем не делясь, оказывать влияние на континентальные дела. А дальше грезились запредельные для Европы страны. Французскую армию уже видели пирамиды Египта и приморские крепости Палестины.
…Перед самым началом Русского похода полководец Наполеон разбил Великую армию на три ударные группировки, действовавшие по единому плану:
Под личным командованием императора находилось 218 тысяч человек: гвардия, 1, 2 и 3‑й армейские корпуса маршалов Даву, Удино и Нея, 1‑й и 2‑й резервные кавалерийские корпуса дивизионных генералов Нансути и Монбрэна. Этим силам предстояло наступать на левом фланге через Литву, то есть наносить главный удар по русской 1‑й Западной армии.
Жером (Иероним) Бонапарт, король Вестфальский, командовал силами правого крыла Великой армии. Он имел 78 тысяч человек: 5, 7 и 8‑й армейские корпуса Понятовского, Ренье и Вандамма, 4‑й резервный кавалерийский корпус Латур-Мобура. Он выполнял «двойственную» задачу: прикрывал тыловые базы наполеоновской армии и ее правый фланг наступательного фронта. Войскам брата императора французов предстояло путем демонстраций обеспечить выполнение задач главным силам Наполеона.
Вице-король Евгений Богарне имел 79 тысяч войск, которые составляли центр наступательного фронта. Им ставилась опять же задача обеспечения атакующего удара главных сил Великой армии и, в случае надобности, оказания помощи королю вестфальскому.
На самом крайнем левом фланге на Ригу наступал 10‑й корпус маршала Макдональда. На самом южном фланге – австрийский корпус фельдмаршала Шварценберга.
К началу войны еще не все корпуса Великой армии успели подтянуться к границе России. 9‑й армейский корпус маршала Виктора только подходил к реке Висла. А 11‑й корпус маршала Ожеро расположился в Берлине, став дальним по месту расположения резервом сил вторжения.
…Войну 1812 года начала Франция. 10 июня ее посол в Санкт-Петербурге граф Лористон Александр Жак Бернал, товарищ Бонапарта по Парижской артиллерийской школе в звании дивизионного генерала, вручил противной стороне ноту. Вручать ее ему пришлось на имя управляющего Министерством иностранных дел князя А.И. Салтыкова, поскольку министр Н.П. Румянцев был болен.
Одновременно Лористон затребовал у российского правительства паспорта для себя и всего посольства для выезда из страны. То же самое сделал несколько дней раньше, 29 апреля, посол России в Париже действительный тайный советник князь А.Б. Куракин.
Из ноты следовало, что с этого времени император Наполеон I «считает себя в состоянии войны с Россией». Время и место вручения ноты было рассчитано французской стороной «верно»: император Александр I находился не в столице, а в Вильно, и нота была ему доставлена через три дня. То есть для истории формальности в объявлении войны Наполеоном Бонапартом были соблюдены, и последующим поколениям о том оставалось только спорить.
А днем раньше, в ночь на 12 июня, наполеоновская Великая армия в составе гвардии, 10 пехотных и 4 кавалерийских корпусов первоначальной численностью около 450 тысяч человек начала переправу через пограничную реку Неман и другие водные преграды. Два пехотных корпуса – Виктора и Ожеро – оставались для охраны коммуникаций и приняли участие в войне позже.
11 июня Наполеон, переодевшись в мундир польского уланского офицера, в сопровождении своего начальника штаба маршала Бертье и начальника инженеров 1‑го корпуса Гаксо лично осмотрел место намеченной переправы в окрестностях Ковно, у деревни Понемунь. После рекогносцировки император вернулся в свою штаб-квартиру в селе Ногаришки и там продиктовал приказ о переправе через реку Неман.
В тот же день, в 10 часов вечера, началось наведение четырех мостов через Неман. Спуск понтонов проходил при полной тишине. Одновременно со спуском понтонов на воду три роты вольтижер 13‑го линейного полка из дивизии генерала Морана и рота сапер, имея лишние пачки патронов и шанцевый инструмент, на лодках переправились на противоположный, российский берег реки. Высадившись на берег, французские пехотинцы пальбой отогнали от реки разъезды 1‑го Бугского казачьего полка.
Первым должен был перейти Неман 1‑й корпус маршала Даву. С началом войны он выступал главной ударной силой Великой армии, для чего обладал достаточной мощью. Корпус маршала Макдональда переправлялся через Неман у города Тильзита.
Бригадный генерал барон Антоний Дедем де Гельдер так описывал в своих мемуарах начало перехода Великой армии через Неман. Он увидел Наполеона, стоявшего на высоком прибрежном холме:
«…И с этой высоты мог обнять взглядом всю свою армию и Неман с перекинутыми через него мостами. Я случайно мог полюбоваться этой картиной. Дивизия Фриана, в которую входила моя бригада, должна была составить авангард, но она ночью заблудилась и пришла на берег, когда вся армия была уже выстроена. Увидев наше появление, император подозвал к себе Фриана и дал приказание.
Пока дивизия ждала своего начальника, я приблизился к группе генералов, принадлежавших к главной квартире императора. Среди них царило мертвое молчание, походившее на мрачное отчаяние. Я позволил себе сказать какую-то шутку, но генерал Коленкур, брат обершталмейстера и впоследствии убитый при Бородино, сказал мне жестом:
«Здесь не смеются, это великий день».
Вместе с тем он указал на противоположный берег, как бы желая прибавить:
«Там наша могила…»
Но все же эмоциональный настрой, воодушевление многоликой наполеоновской Великой армии при переходе через Неман, по свидетельству участников Русского похода, было огромно. Такое ощущение в те первые дни войны не покидало ни генералов императора французов, ни рядовых солдат регулярной армии, по многолюдности своей еще не виданной на полях Европы. Так, фузилер императорской гвардии перед вторжением восторженно писал родителям:
«Сперва мы вступим в Россию, где
