бы услышать, что Сталин думает о возможности существования единого Китая и при помощи каких действий можно этого добиться. Сталин заявил, что он также считает, что Китай должен быть единым государством и что «мы все должны помочь Китаю достичь единства». И позднее в разговоре он заметил, что «Соединенные Штаты должны сыграть решающую роль в помощи Китаю встать на ноги; Советский Союз будет занят восстановлением своего хозяйства, как и Великобритания».
Таким открытым и дружественным отношением к американскому присутствию в Китае Сталин убедил американского посла в Китае Патрика Дж. Хёрли, что США могут рассчитывать на его помощь.
Гарриман продолжил задавать острые вопросы. Каким будет отношение Советского Союза, если объединения Китая так и не случится, когда советские войска оккупируют Маньчжурию? Посчитает ли в таком случае Маршалл возможным начать договариваться с Чан Кайши? Сталин ответил незамедлительно. Советское правительство не намеревалось посягать на суверенитет Китая над Маньчжурией или любой другой частью Китая; и Советский Союз не имеет никаких территориальных претензий к Китаю, ни в Синьцзяне, ни где-либо еще. Хопкинс писал: «В отношении генералиссимуса… он мало что знает о любом китайском лидере, но он понимает, что Чан Кайши — лучший из многих и предпримет попытку объединить Китай. Он сказал, что не видит другого возможного лидера, не верит, что лидеры коммунистической партии Китая столь же замечательные деятели и что они вряд ли обеспечат объединение Китая».
Собирался ли Сталин просить Чан Кайши организовать гражданскую администрацию в Маньчжурии, когда туда войдут советские войска? Как мы видим, ответ на вопрос был положительным: в Маньчжурии, как и в любом другом районе Китая, куда вошли советские войска, китайская гражданская администрация должна была быть организована при посредничестве Чан Кайши. «Чан может послать своих представителей в Гуандун, в любые районы, где находятся части Красной армии… Советское правительство готово вести переговоры с китайцами, и, если они захотят иметь своих представителей в районах расположения Красной армии, их обязательно примут».
Кто, за исключением закоренелых скептиков, смог бы сомневаться в столь открытых и исчерпывающих ответах и обещаниях? Они были особенно важны для Китая и правительства Гоминьдана в качестве гарантии их участия в ялтинском соглашении, позволявшем Советскому Союзу вступить в войну на Тихом океане. Разве эти обещания не помогали Китаю вернуть себе Маньчжурию и Тайвань? Разве они не означали, что Китай получит защиту от советских сил? Не заставят ли они китайских коммунистов договориться с национальным правительством, став его союзником в политике и в армии?
Если так важно согласие Чан Кайши принять ялтинские договоренности, к чему тогда колебания в их выполнении? Какая остается причина для сомнений в том, что мощная Красная армия сокрушит японскую армию в Маньчжурии и даст возможность американским боевым частям выполнить другие свои задачи и как можно скорее завершить войну?
Сталину непосредственно был задан вопрос, что он намерен предпринять в этом отношении. Он ответил, что Красная армия будет размещена в Маньчжурии и к 8 августа будет готова к наступлению. Но также он добавил, что его окончательная дата зависит от того, когда Китай одобрит ялтинское соглашение. Он намеревался определить сроки наступательной операции после заключения соглашения с национальным правительством Китая. Для этого Сун Цзывэнь (китайский премьер и министр иностранных дел) был приглашен в Москву; его визит должен был состояться не позднее 1 июля.
В своем докладе о долгой беседе 28 мая, направленном в Вашингтон, Хопкинс писал, что в свете сказанного Сталиным о дальневосточных делах он считает желательным, чтобы американское правительство предприняло ряд действий, предложенных главой СССР. Трумэн, воодушевленный докладом, потому что ему уже доложили о возможных боевых потерях американских войск в финальной битве с японцами, с радостью дал свое согласие. Поступая так, он отверг идею ждать ответа Чан Кайши на ялтинское соглашение до получения результатов испытания атомной бомбы и до встречи со Сталиным.
Президент поручил Хопкинсу информировать Сталина, что Сун Цзывэню будет сообщено, что он может прибыть в Москву до 1 июля и что ему будет предоставлен для этого самолет. Если китайско-советские переговоры будут удачными, то они смогут завершиться до намеченной встречи глав правительств в Потсдаме.
Вечером 6 июня Сталин сообщил Хопкинсу, что Советский Союз вступит в войну с Японией только после того, как Чан Кайши присоединится к ялтинскому соглашению. Однако ему пока не сообщили, заметил Сталин, когда Сун Цзывэнь приедет в Москву. Гарриман ответил, что он и Хопкинс надеются, что Сун прибудет в конце июня.
В тот же день (6 июня) Стеттиниус в Сан-Франциско передал Сун Цзывэню послание Сталина, в котором тот предлагал Суну приехать в Москву для личных с ним переговоров до наступления июля. Прежде чем сказать «да» или «нет», Сун Цзывэнь хотел знать, о чем его могут попросить. Все же было решено, что он должен лететь в Вашингтон немедленно.
Трумэн в течение следующей недели довел до его сведения, в чем состояла тайная часть соглашения в Ялте. Но и он, и Грю, несмотря на все просьбы Сун Цзывэня, не стали вводить его в курс отдельных объемных статей соглашения. Встревоженный Сун полетел в Москву с пересадкой в Чунцине. Американское правительство продолжило разрабатывать планы завоевания Японии собственными силами. В случае если потребуется, оно намеревалось прибегнуть к помощи британских войск. Но оно также высоко оценивало шансы на сотрудничество с Советским Союзом в военных операциях. Планы согласованных военных действий американцев с русскими уже были подготовлены для обсуждения со Сталиным и советским руководством в Потсдаме.
На желание США совместно с Советским Союзом вести войну на Тихоокеанском театре военных действий не повлияло заявление Сталина, сделанное во время переговоров, состоявшихся 28 мая, что ему есть что сказать о том, как поступить с Японией. После того как он и Хопкинс согласовали программу советско-китайских переговоров для выполнения ялтинского соглашения, Сталин заявил, что Япония обречена и что японцы знают об этом. Поскольку сторонники мира в Японии отстранены от принятия решений некоторыми политиками, продолжил он, то, по его мнению, пришло время «выработать наше совместное отношение и начать действовать в целях капитуляции Японии». Сталин высказал опасение, что Япония постарается внести раскол в ряды союзников. Хопкинс не прокомментировал это замечание, но Вашингтон, вероятно, принял это во внимание. Было ли это намеком, что советское правительство могло пойти на сделку с Японией, если иначе оно не могло достичь своих целей? Было ли это попыткой выяснить, собирается ли американское правительство изменить свое отношение к Японии и предложить более мягкие условия мира еще до того,
