действий”, который ведется в каждой воинской части, хронику ежедневных боев еще сохраняет и память самих участников событий. А нам в ходе работы над книгой приходилось встречаться с десятками военнослужащих. Слушая их “непричесанные” рассказы о боях в Грозном, понимаешь: там было гораздо страшнее того, что показывали в те дни стране в выпусках теленовостей.
Сергей Коротков, в 1999–2000 гг. командир взвода 21-й отдельной бригады оперативного назначения внутренних войск, лейтенант:
“Утром 29 декабря комбат майор Дзекало вызвал наш резерв. Гантамировцы остались в школе. С 4-й ротой пропала связь. Командир батальона послал мою штурмовую группу установить связь и помочь людьми. Через частный сектор, огородами, мы спокойно добрались до дворика школы. Там нашли ротного старшего лейтенанта Анатолия Борщева, взводного саперной роты лейтенанта Романа Кривошеева и человек восемь бойцов. Напротив школы метрах в трехстах стояли в ряд многоэтажки. В них сидели “духи”, сидели хорошо. На окнах первых этажей они установили решетки, остальные заложили кирпичом, оставив только маленькие бойницы. 250 метров голого пространства перед домами простреливалось так, что мысль о штурме даже не возникала. До многоэтажек просто никто не добежал бы. Видимо, боевики специально подпустили нас так близко, хотя могли достать еще на подходе к школе. Надеялись, что мы все-таки решимся на штурм.
Борщев по моей рации (на его “Эрике” сели аккумуляторы) вышел на связь с комбатом, сказал, что штурм не получается и нас самих сейчас отсюда выбьют. Дзекало вызвал его к себе. Ротный попытался добежать из нашего дворика до частного дома, но почти сразу упал. Кричит — подвернул ногу и сейчас сам выберется. Упал он удачно, за небольшим холмиком. “Духи” его все равно засекли и открыли шквальный огонь. Выстрел от АГСа взорвался у Толика прямо в ногах, его подбросило метра на полтора, перевернуло в воздухе и ударило о землю.
Не подумайте, что хвастаюсь, но у нас такие бойцы были, наверное, лучшие на этой земле. Если офицера, да и просто солдата ранило, они все сделают, чтобы его вытащить, свою голову подставят, но вытащат.
Кривошеев с двумя солдатами кинулся к Борщеву. Два младших сержанта, Зубарев и Попов, выбежали на дорогу с АГСом, под огнем его установили и влупили прямой наводкой по “духам”. Рядовой Серый, фамилия у него такая, вскочил и с пулеметом побежал прямо на пятиэтажки. Бежит и стреляет. Ты обязательно про ребят напиши, обидно будет, если их даже медалью не наградят. Мы, конечно, тоже из всех стволов прикрываем. В общем, вытащили ротного. Повезло, очень повезло. Никого даже не зацепило. Серый успел в воронку прыгнуть, Зубарев и Попов за дом спрятались. Борщеву вырвало кусок щеки и осколками посекло руку, ну и контузило, конечно. Мы его перевязали, вкололи промедол. Это было часов в одиннадцать. Где-то в это время услышал по рации, что 9-я рота бьется в окружении. Она шла по параллельной улице левее нас и попала в огневой мешок. Ротного — Романова убили почти сразу. Сергея Грабова, лейтенанта, и больше десяти солдат взяли в плен. Много “двухсотых” и “трехсотых”. Уже позже, вечером, наши перехватили доклад “чехов” в центр. Серегу Грабова били четыре часа, не могли убить.
Нам пока везло, но “духов” было больше, и их позиция была гораздо лучше нашей. В 11.30 пулеметчика из моей группы, рядового Шкирмантова, накрыло выстрелом АГСа, осколок разворотил ногу. Он стрелял из воронки перед школой, под носом у боевиков, еле его вытащили. По рации сообщил, что у нас раненые, надо вывозить. 49-й БТР не смог к нам подъехать, огонь был слишком сильным, спрятался за домом метрах в 150. Выносили к нему Шкирмантова на руках. На моей “Эрике” тоже сели аккумуляторы, сбегал к 49-му, доложил комбату обстановку. Потом перебрались за соседний дом, около школы нас уже хорошо пристреляли. Около 13.00 убили рядового Кочеткова, гранатометчика из моей группы. Он вышел из-за угла дома, хотел выстрелить, но не успел, пуля под сердце попала. Вытащили Кочу, так Кочеткова называли, вызвали БТР вывезти. На 41-м приехал прапорщик Максим Бабаян, наш медик. Умудрился проскочить прямо к нам, спрятался во дворике. Кочу погрузили, стали выезжать на улицу, но их уже ждали. С двухсот метров “чехи” влупили по БТРу из ПТУРа и двух гранатометов. Осколок от брони отлетел к нам и убил Димку Распопова. Попал прямо в голову. Механика-водителя выбросило через открытый люк. Он в укрытие на четвереньках отполз. Ни одной царапины. Наводчика ранило, но он тоже успел отползти и спрятаться. ’’Духи” стали обрабатывать БТР из пулемета, внутри оставался один Бабаян. Не знали, жив или нет. Ванька Кононов, младший сержант, под пулями перебежал через всю улицу, открыл боковые люки. Тут “духи” опять из гранатомета влупили. Ивана контузило, но он все равно нашел в обломках Бабаяна и на себе вытащил. Когда ПТУР попал, в БТРе сдетонировали три ящика выстрелов к АГСу. Максим был весь посечен осколками, левый глаз выбило, вырвало кусок плеча, лопнули барабанные перепонки. Вкололи четыре промедола, больше нельзя, сердце может не выдержать, но Максим все равно так кричал, страшно, в общем.
Потом комбат к нам попытался добраться, через огород мы с ним немного поговорить успели. Приказал отходить. Снайперы по нему стали долбить. Буквально выщелкали его из-за забора, еле успел ноги унести. Разделились на две группы и стали отходить. Дмитрий Распопов тяжелый был, килограммов девяносто, всемером его на двери выносили. На 49-м подъехал майор Суховей, он начмедом нашего батальона был. Погрузили раненых и “двухсотых”. Потом отошли на улицу 9-я линия. Там такая пересеченная местность была, холмики. Рассадил я своих, выставил снайперов, дождались вечера. Ночью переместились в дома перед многоэтажками, оборудовали позиции, закрепились. Рота уступом стояла, потому что с левого фланга у нас никого не было”.
Самая тяжелая ситуация складывалась в полосе наступления 3-го батальона. Перед ним до улицы Пугачева раскинулась парковая зона, за ней располагались трех- и двухэтажные кирпичные дома. С началом атаки сразу была подбита БМП-1. В результате подрыва снарядов экипаж сгорел в бронемашине. Пытаясь вытащить людей из пылающей брони, погибли фельдшер батальона прапорщик Александр Филиппов и санинструктор Сергей Эзенкин.
В непривычной для себя ситуации, когда страх и паника могли возобладать, софринцы не бросились в разные стороны и не бежали, забыв обо всем и спасаясь от смерти, а объединились в группы, организовывали круговую оборону, прикрывали
