генеральной битве при Гавгамелах (331 г. до н. э.), когда персы могли заранее тщательно подготовить диспозицию, главная линия царских войск состояла из пехоты и конницы, размещенной ближе к флангам. В этой битве построение армии в три линии объясняется не только ее численностью, а стремлением создать своего рода резерв в бою [393]. Конечно же, диспозиция с размещением пехоты в центре, а конницы на флангах является, так сказать, естественной, объясняющейся теми задачами, которые возлагают на эти рода войск. На построении войск подобным образом не могла не сказаться древневосточная военная традиция.
Известно в Ахеменидскую эпоху и построение конницы впереди пехоты. В битве при Гранике (334 г. до н. э.) конница персов стояла впереди греческой тяжелой пехоты (Arr. Anab., I, 14, 4). Цель такого построения и при Ахеменидах, и при Сасанидах состояла в том, чтобы пехотная линия закрепила успех конницы или, наоборот, прикрывала отошедших ей в тыл конников [394].
Теперь обратимся к вооружению основной массы персидской пехоты в эпоху Ахеменидов и Сасанидов — оно оказывается похожим. В Ахеменидскую эпоху пехотинцы, вооруженные большими прямоугольными плетеными щитами-герронами, составляли первую шеренгу пешего построения пехоты, за которой стояли шеренги лучников (Hdt., IX, 61; 99; 102; Plut. Arist., 18, 3–4) [395]. Пехотинцы парфянской эпохи продолжали использовать большие четырехугольные щиты [396]. В Сасанидскую эпоху персидская пехота продолжала использовать большие плетеные щиты (Amm., XXIII, 6, 83; XXIV, 6, 8; Procop. Bel. Pers., I, 14, 25–26; 52). Щиты из тростника, скрепленные кожаным каркасом, высотой 1,5 м были найдены в Дура-Европос (середина III в.) [397]. Эти длинные щиты как наиболее бросающийся в глаза элемент вооружения пехотинцев упоминают, рассказывая о событиях III в. Аммиан Марцеллин (XXIV, 6, 8), и в VI в. Прокопий Кесарийский (Bel. Pers., I, 14, 26; 52). Прокопий же вкладывает в уста византийских стратигов заявление о том, что персидские пехотинцы вообще не имеют эффективного наступательного оружия (Procop. Bel. Pers., I, 14, 26), что могло бы расцениваться как отсутствие у них лука. Это, кажется, подтверждает и свидетельство Аммиана Марцеллина (XXIII, 6, 83), который сопоставляет вооружение персидских пехотинцев с гладиаторами-мирмиллонами, носившими большой щит, меч и копье [398]. Однако активные действия лучников при осадах свидетельствует о наличии значительного количества стрелков среди пехотинцев (Amm., XIX, 5, 1; 6, 9; XXIV, 2, 15; 4, 16; XXIX, 1, 1). Кроме того, Аммиан (XXV, 1, 13) отличает в боевом построении персов катафрактов, копьеносцев и лучников, как бы подразумевая, что по крайней мере часть лучников была просто стрелками и, вероятно, сражалась без прямой поддержки щитоносцев, вооруженных копьями. В общем же пешие воины, вооруженные большими щитами, вряд ли стояли в глубине построения — там они были бесполезны. Скорее всего они располагались впереди строя, отчего они и бросались в глаза противнику, например тому же Аммиану Марцеллину. За щитоносцами Сасанидов, как и в Ахеменидскую эпоху, могли располагаться воины, не имевшие столь больших щитов, в первую очередь лучники.
Сасанидский щит из Дура-Европос длиной 1,06 м (середина III в.). Национальный музей в Дамаске. Щит сделан из тростника, скрепленного кожей. Воспроизведено по: Sekunda N. V. The Persian Army 560–330 BC. London, 1992. Р. 16.
В Сасанидский период сохранилась традиция стрельбы знаменитых персидских стрелков, хотя лучники теперь стали верховыми и стреляли из более мощного так называемого «сасанидского» сложносоставного лука [399]. Маврикий (Strat., I, 1, 1) отмечает специальный персидский способ натягивания лука, который атрибутируется на основании сохранившегося во фрагментах пехлевийского трактата «Аин-наме» и иконографии, как натягивание тетивы тремя средними пальцами правой руки [400]. В том же «Стратегиконе» Маврикий (Strat., XI, 1, 6) указывает, что у персов стрельба скоростная, но не сильная. Прокопий (Bel. Pers., I, 18, 32) также замечает о персах, что «их снаряды просто были более частыми, поскольку почти все персы являются определенным образом лучниками и научены много быстрее, чем все другие люди, производить стрельбу». Замечание историка относится ко всем сасанидским воинам, пешим и конным, но, конечно, в первую очередь имеются в виду всадники — ударная сила армии, которая в битве при Каллинике (531 г.), описанной в данном пассаже, вела основной бой (Procop. Bel. Pers., I, 18, 26–50). На плотный стрелковый огонь со стороны сасанидской армии в полевом сражении постоянно указывают позднеантичные источники [401]. Например, Феофилакт Симокатта прямо пишет о битве с персами при Мелитене в 575 или 576 г.: «Вавилоняне стали стрелять по римским отрядам так, что солнечные лучи скрылись за множеством посланных стрел» (Theoph. Sim., III, 14, 6; ср.: Procop. Bel. Pers., I, 14, 35; Theophan. Chron., a. 573). Несмотря на определенную риторику повествования византийского историка, аналогия с Фермопильским сражением напрашивается. Как рассказывает Геродот, перед битвой при Фермопилах в 480 г. до н. э. некий трахинец так живописал плотность огня персидских лучников: «Когда варвары выпустят стрелы, они закроют солнце множеством стрел» (Hdt., VII, 226; ср.: Cicer. Disput. Tusc., I, 101). Схожесть описаний отца истории и позднеантичного автора, очевидно, не случайна: одинаковые тактические действия и описаны одинаково, ведь тактика персов осталась той же: массированный огонь по врагу путем произведения скоростной стрельбы. Приск Панийский также заметил, что персы множеством стрел закрыли небо над скифами (т. е. гуннами) (Prisc. frg., 11, 2 ed. Blockley). Не случайно же Маврикий (Strat., XI, 1, 17) рекомендует быстро атаковать персидский боевой порядок с расстояния полета стрелы во избежание потерь от обстрела лучников (Mauric. Strat., XI, 1, 17) — маневр, реально использовавшийся римлянами (Amm., XXIV, 6, 11; XXV, 1, 17; Theoph. Sim., III, 14, 7), как и ранее греками при Марафоне, например (Hdt., VI, 112). Причем в сасанидский период персы все еще предпочитали дальний бой ближнему, к которому стремились их враги-римляне [402]. Аналогия со сражениями Греко-персидских войн напрашивается сама собой.
В общем, у Сасанидов, как и у их предшественников Аршакидов, основной ударной силой были всадники, вооруженные луком, тогда как персидская пехота играла вспомогательную роль, будучи во второй линии; она не была в массовом порядке вооружена эффективным оружием дальнего боя, поскольку предполагалось, что она таковой бой вести не будет. Абсолютное преимущество конницы в битве диктовалось социальной стратификацией: в коннице служила знать, тогда как в пехоте — крестьяне, не обладавшие в своем большинстве военной подготовкой (Jul. Orat., II, 63 C; Amm., XXIII, 6, 83; Procop. Bel. Pers., I, 14, 25–26). В Ахеменидскую же эпоху пехотинцы не обладали столь низким социальным статусом, хотя процесс социального развития шел в том же направлении: уже в первой половине IV в.
