мере на ближайшее время.
В Царево-Займище, в штаб-квартире единой действующей армии, которая теперь называлась Главной армией в составе 1‑й и 2‑й Западных армий, Голенищев-Кутузов сразу же взял бразды правления в свои руки. Это почувствовали все, прежде всего генералитет и штабы. Один из современников писал:
«Известно всем, сколько явление Кутузова в армию ободрило всех. Он прибыл в Царево-Займище и в тот же день распоряжался так, как будто все от него проистекало с начала кампании. Ничто для него не было ново. Он все предугадывал и был главнокомандующим в полном смысле слова».
Назначение М.И. Кутузова единым главнокомандующим действующих армий России имело, по мнению исследователей старой России, «знаковое» значение. Так, Д.П. Бутурлин в «Истории нашествия императора Наполеона на Россию» констатировал историческую правду в таких словах:
«Прибытие к армии генерала князя Голенищева-Кутузова сделало тем благоприятнейшее впечатление на дух войск российских, что беспрерывные отступления, доселе производимые, отчасти уменьшили доверенность армии к своим начальникам. Одно имя Кутузова казалось уже верным залогом победы. Знаменитый старец сей, коего вся жизнь, посвященная на служение отечеству, была порукой за сию доверенность, по справедливости соединял в себе все качества, потребные для противовесия счастью Наполеона.
К уму, столь обширному, столько же и проницательному, присовокуплял он познания, собственной опытностью и опытом великих мужей, предшественников его, приобретенные; ибо глубокое исследование привело его в состояние ценить великие их подвиги. Кутузов, мудрый, как Фабий, проницательный, как первый Филипп Македонский, в состоянии был предузнавать и уничтожать предприятия нового Аннибала, доселе весьма часто торжествовавшего счастливым соединением хитрости с быстротой, – оружием, без сомнения опасным для противников с посредственным гением, но которые неминуемо долженствовала сокрушить благоразумная осторожность российского полководца.
Новые права, недавно приобретенные Кутузовым на общественную признательность взятием в плен турецкой армии в 1811 году и миром, который успел он заключить с Портой Оттоманской 16 мая 1812 года, – миром, полезнейшим для России, нежели выигранные сражения, сделали его предметом любви и надежды сограждан.
Войска имели причину обожать его: ибо, не ослабляя никогда необходимых уз воинской дисциплины, он старался не обременять их чрезмерной строгостью или стеснять бесполезными взысканиями. Истинно отеческое попечение его подчиненных привязывало к нему сердца всех.
Одним словом, назначение Кутузова в главнокомандующие одобряемо было всеми благомыслящими россиянами, а малое число тех, которые по личной вражде были противниками великого мужа, не осмелились обнаружить своего мнения в сей торжественный час, когда, облеченный несомненными знаками доверенности отечества, он готовился вступить на бессмертное поприще, для его старости провидением предназначенное.
Подвиг, предназначавшийся Кутузову, был труден. Армия находилась уже только в 170 верстах от Москвы. В той близости от столицы нельзя было надеяться спасти оную иначе, как победой; но не легко было одержать сию победу по причине выгод, которые великое превосходство сил доставляло неприятелю. При всем том сражение соделалось уже необходимым…»
Первый кутузовский приказ по русской армии был таков:
«19 августа 1812 года.
Главная квартира, село Царево-Займище.
Высочайшим Его Императорского Величества повелением вручено мне предводительство 1‑й, 2‑й, 3‑й Западных и бывшей Молдавской армией. Прибыв ныне лично к первым двум, отныне впредь все донесения от них Его Императорскому Величеству государю императору не иначе восходить будут, как чрез меня повергаемые.
Власть каждого из г.г. главнокомандующих армиею остается при них на основании Учреждения больших действующих армий.
Г. генерал от кавалерии барон Беннигсен состоять будет относительно ко мне на таком же основании, как и стоят начальники главных штабов относительно к каждому из г.г. главнокомандующих армиями…
М. Кутузов».
…Чрезвычайно важную для себя весть о том, что в русскую армию прибыл новый единый главнокомандующий, император Наполеон узнал через два дня. Эту новость он услышал во время личного допроса двух пленных – казака, у которого в стычке убили лошадь, и «негра», занимавшегося мародерством в одной из деревень под Гжатском, заявившего, что он повар самого атамана Платова. Такая «информация» впервые была получена от гувернера-француза, который с радостью выбежал на улицу, когда в город Гжатск вошел авангард Великой армии.
В мемуарах Коленкура и Сегюра описывается сцена допроса Наполеоном двух пленников, которые подтвердили императору французов, что прибывший два дня назад к русской армии князь Кутузов сменил генерала Барклая. При этом мемуаристы и сам Верховный главнокомандующий общеевропейской Великой армии называли атаманского повора-негра и казака «скифами» и «варварами».
Реакция императора Наполеона I на такую значимую для него в начавшейся большой войне новость была такова:
«Узнав о прибытии Кутузова, он тот час же с довольным видом сделал отсюда вывод, что Кутузов не мог приехать для того, чтобы продолжать отступление; он, наверное, даст нам бой, проиграет его и сдаст Москву, потому что находится слишком близко к этй столице, чтобы спасти ее; он говорил, что благодарен императору Александру за эту перемену в настоящий момент, т. к. она пришлась как нельзя более кстати.
Он расхваливал ум Кутузова, он говорил, что с ослабленной, деморализованной армией ему не остановить похода императора на Москву. Кутузов даст сражение, чтобы угодить дворянству, а через две недели император Александр окажется без столицы и без армии…»
Думается, что император-полководец осознал, что в самые ближайшие дни произойдет генеральное сражение, которого он так безуспешно добивался от самой границы, пройдя от Немана через Смоленск путь, который привел его в глубь России. Теперь генеральная баталия становилась явью, на которую он гениально делал ставку в своих победоносных войнах. И, что самое поразительное, не ошибался.
Полководец М.И. Голенищев-Кутузов не мог не дать генерального сражения своему венценосному противнику. Он считал его стратегически целесообразным, рассчитывая прежде всего сорвать наполеоновский план Русского похода 1812 года. Да и такая «битва гигантов» вызрела: до Москвы от Гжатска и Царева-Займища было, как говорится, «рукой подать».
Существует целый ряд мнений о кутузовском решении дать Бородинское сражение. Многие зарубежные исследователи войн Наполеона полагают, что русского главнокомандующего заставило провести генеральную баталию владение императором французов стратегической инициативой в большой войне и что якобы русская армия находилась в безвыходном положении.
Такой видный военный теоретик и историк, как Карл Клаузевиц, считал, что причиной сражения у Бородино явилась необходимость удовлетворить общественное мнение. И что Голенищев-Кутузов пошел на это сражение вопреки своему пониманию стратегии русской армии в войне 1812 года. Клаузевиц писал:
«Кутузов, наверное, не дал бы Бородинского сражения, в котором, по-видимому, не ожидал одержать победу, если бы голоса двора, армии и всей России не принудили его к этому. Надо полагать, что он смотрел на это сражение как на неизбежное зло».
По мнению авторитетного военного историка старой России генерала Н.П. Михневича,
