народ и офицерский состав Красной армии. Одновременно Бабич восхваляет условия жизни народа и особенно офицерского состава Англии, заявляя, что английский офицер высококультурный грамотный человек
15.
Эти сведения передали сотрудникам контрразведки 4-й воздушной армии в дислоцированную в Польше дивизию, в которой Бабич служил в 1944 году. В то время это не вызвало особой тревоги: американцы и англичане все еще были союзниками СССР. К лету 1947 года ситуация радикально изменилась, и в июне контрразведчики запросили у коллег в Киевском военном округе информацию о контактах Бабича среди американцев16. Те с готовностью откликнулись и вскоре сообщили в штаб 4-й воздушной армии, что, согласно их данным, Уильям Калюта действительно записал адрес и номер телефона Бабича в свой блокнот. Более того, во время службы в Полтаве Калюта передавал привет Бабичу, который, по всей видимости, находился тогда в Москве. Киевские особисты предоставили фотографию Калюты с его будущей женой Клотильдой Говони, сделанную в Полтаве в 1944 году на рождественском вечере. Они не смогли выяснить точный характер отношений между Бабичем и Калютой, но пребывание Бабича в Британии и его реплики, сказанные в присутствии сослуживцев, сделали его главным подозреваемым в шпионаже в пользу англичан. Мы не знаем, чем закончилось расследование. Однако оно, видимо, причинило Бабичу неприятности и не способствовало его военной карьере: несмотря на выдающийся послужной список, среди знаменитостей послевоенной советской авиации его имени нет17.
Холодная война набирала обороты, советская военная контрразведка изучала дела множества летчиков и технических специалистов, бывших в Полтаве. Как правило, такие расследования начинались, когда они заканчивали службу в Германии и получали назначения в СССР. В служебном рвении смершевцы подозревали даже своих полтавских осведомителей.
Одним из них был капитан Виктор Максимов, самый активный агент Смерша в Полтаве и первый, кто был завербован в апреле 1944 года, так как ежедневно общался с американцами. Он служил в оперативном отделе полтавской авиабазы, его курировали лично начальники полтавского отдела Смерша подполковник Свешников и майор Зорин. После войны Максимова перевели в Берлин, где он служил под началом генерала Ковалева в Военно-воздушном отделе Советской военной администрации в Германии и часто представлял советскую сторону в переговорах с западными союзниками, обсуждая вопросы воздушного движения и воздушных коридоров18.
Подчиненные Максимова в Германии запомнили его как грамотного офицера, хорошо знающего английский язык и весьма сурового по отношению к русскоязычным связным-американцам, чьи семьи некогда эмигрировали в США. По слухам, у него были высокопоставленные родственники: его старший брат, полковник, служил военновоздушным атташе в советском посольстве в Вашингтоне. Но, видимо, для Управления военной контрразведки в Казани, куда Максимова направили по возвращении из Германии в январе 1953 года, все это не имело значения. Контрразведчиков особенно интересовали контакты капитана с Фишером, Мищенко и Александром Бебениным. Последний, капитан ВВС США и ветеран полтавской базы, в Берлине участвовал в переговорах, где советскую сторону представляли генерал Ковалев и Максимов, получивший тогда звание майора19.
Максимов как мог доказывал свою невиновность, упирая на то, что все время, пока служил в Полтаве, работал на Смерш. Он рассказал, что его главной задачей был сбор информации об американцах, с которыми он общался. На всех них полтавский Смерш завел особые дела, которые дополнялись ежемесячно. Максимов утверждал, что принимал активное участие в их подготовке и обновлении. Полтавские архивные дела подтвердили его слова, что сняло с него все подозрения. Он уволился из Советской армии в 1963 году в звании подполковника после 25 лет службы. После преподавал на курсах гражданской обороны, 17 лет проработал в Казанском инженерно-строительном институте, где также преподавал студентам цикл дисциплин гражданской обороны (это были важные предметы во время холодной войны). В 1993 году вышел на пенсию в возрасте 72-х лет 20.
Военная контрразведка прочесывала досье полтавского Смерша, прежде всего пытаясь отыскать доказательства шпионской деятельности, которой занимались мужчины, – как офицеры, так и гражданские работники и гости, посещавшие базы. Но и женщин роль объектов пристального внимания снова не миновала. В октябре 1948 года контрразведчики 12-й воздушной армии запросили информацию о Лидии Ромашевской, которая работала разносчицей в советской столовой на полтавской авиабазе. Ее заподозрили в связях с американской разведкой, поскольку в 1944–1945 годах она общалась с американскими летчиками21.
Под подозрение попали и жены офицеров-авиаторов. Сотрудники контрразведки обыскали все папки Смерша в поисках компромата на бывшую медсестру полтавской авиабазы Марию Солодовник, молодую жену старшего офицера базы подполковника Арсения Бондаренко: она якобы проявляла чрезмерный интерес к официальным документам и делам сослуживцев мужа. К 1950 году Бондаренко, служивший в авиации в Архангельском военном округе, находился под следствием.
В то же время военная контрразведка обратила внимание на заявления, согласно которым Наталья Лавлинская, которой в 1944 году было всего 15 лет, якобы некогда была задержана полтавским Смершем за встречи с американским военнослужащим. Лавлинская вызвала у контрразведчиков особый интерес, потому что вышла замуж за майора Ефима Парахина, летчика, Героя Советского Союза. Следствие ничего не дало, но карьере Парахина, вероятно, не способствовало. Он вышел на пенсию в 1957 году в звании майора, не получив повышения, и поселился в Полтаве, где и умер в 1997 году22.
Майор Максимов, старший лейтенант Сачков и множество других офицеров, попавших в поле зрения органов из-за общения с американцами, служившими на полтавских базах, или из-за общения жен с ними, избежали серьезных последствий, чекисты сняли с них подозрения в шпионаже. Но, несомненно, служба в Полтаве, которая свела их лицом к лицу с американскими коллегами и могла бы стать полезной ступенью в карьере, с началом холодной войны превратилась из достоинства в помеху. Многие летом 1945 года были переведены в Берлин: их навыки требовались в новом мире, который США и СССР строили пока как союзники. Но надежды на сотрудничество таяли, рассеивалась и вера в то, что дипломатические навыки, с такими усилиями приобретенные советскими офицерами и переводчиками в Полтаве, окажутся полезны в будущем им и стране. Вместо авторитетных командиров и специалистов полтавские ветераны превратились в подозреваемых и оставались таковыми долгие годы.
Такая же судьба ждала и местных украинцев, общавшихся с американцами на полтавских базах и в окрестных городах и селах. Труднее всего пришлось женщинам, встречавшимся с американцами. Любовными связями подданных Сталина – лишь номинально называемых гражданами – органы интересовались еще долго после того, как с базы ушли последние американские пилоты.
Любой, кто в конце 1940-х – начале 1950-х годов читал советские
