– То правда, – неохотно успокоился обладатель молодого голоса со скрытым недовольством.
Я же усмехнулся и хотел пойти себе обратно, так как уже слышал все, что хотел услышать. Уверен, что, по людской сути, у каждого костра идет тот же разговор, находятся юные обличители и резонеры постарше. Но тут я увидел, что возле моих ног низко течет по траве какой-то странный пронзительно-синий туман. Цвет его был различим даже в темноте. Он шел откуда-то из леса позади меня. Я было обернулся, но понял, что куда интереснее то, что творится в лагере. Туман, обходя мои ноги, обогнул дерево и потек, как я понял, к костру молодого человека и справедливого обладателя низкого голоса. Я, стараясь шуметь как можно меньше, шагнул вслед за туманом и увидел, как он, стелясь по траве, наплыл на уного и его товарища, сидевших у костерка неподалеку от дерева, за которым стоял я, когда слушал их разговор.
Оба тут же начали неудержимо зевать, не замечая тумана, который плавал вокруг них, а там и повалились в траву и дружно захрапели. Они не увидели туман, но его увидел я. Странно. Очень странно.
Я шагнул было вперед, чтобы проверить, что случилось с людьми, – как ни крути, а теперь они являлись моими соратниками, – как за спиной послышался голос, показавшийся мне знакомым:
– Не суйся в воду, не зная броду, Ферзь. Ничего им не подеется, проспятся.
Я резко обернулся. Еще бы мне не показался знакомым этот голос! За моей спиной, невесть когда бесшумно там появившись, стояла та самая огромная сова (или филин?). Я промолчал, глядя на ночного гостя. Не знаешь что сказать – молчи, не старайся разрядить паузу даже хмыканьем. Для здоровья намного полезнее.
– Ну и как тебе первый день дома? – В голосе птицы слышался и искренний интерес, и искренняя же издевка, а еще какое-то странное ожидание. Ожидание чего?
– Это что еще за бред? – поневоле отвечал я фразой одного широко известного литературного персонажа.
– Дома, говорю, как? – Ожидание в голосе филина (или совы?) усилилось.
– Это, по-твоему, мой дом? – обалдело спросил я. Как ни крути, а сам бы я сюда, домой то есть, точно не попал, если сова (или филин?) говорит правду. Так бы и мыкался по миру бесприютным бродягой… Я уже почти успел себя пожалеть.
– Так бы и мыкался, верно. И ничего бы ты сам сроду не нашел, – согласился филин (или сова?) с моими мыслями. Оказалось, что я еще и говорю вслух то, что думаю.
– Пока не понял. Но это не столь уж и важно, – честно отвечал я. Честность, кстати, тоже полезная вещь. Не всегда, разумеется, но полезная.
– А что важно? – оживилась сова (или филин?).
– Ты филин или сова? – вдруг вырвалось у меня помимо моей воли.
– Ты дурак, никак? – удивился филин (или сова). – То, что тебя за сотни лет и верст перебросили, тебе все равно, что в княжью дружину без порук, почитай, уже взяли – наплевать, что шесть человек положил, тоже неинтересно, а вот сова я или филин – надо узнать непременно?
– Да, – опять же честно отвечал я. – Это мне и в самом деле интересно. Остальное ты мне и так скажешь, я думаю.
– Верно. Тогда по порядку. Я сова, полегчало ли? – спросила сова. Нет, Сова.
– Несколько полегчало, – невесть почему, почти литературно ответил я и снова уставился на Сову. В голове же вертелось «Ой ты, гой-еси…», и я с трудом сдерживался, чтобы не перейти на былинные напевы. Хотя здесь все говорили как мои современники. Почти как мои прошлые, простите, современники.
– Оно и к лучшему, – согласилась Сова. Помолчала немного, глядя мне прямо в глаза, а потом будто бы пожала плечами и бесшумно унеслась в черное небо. Только я ее и видел. Я тоже пожал плечами, ничуть не хуже, чем Сова, и спокойно пошел на свое место.
У моего костра, лицом к лесу, сидел тот самый спокойный, неулыбчивый ратник, стоявший ближе всех к князю и что-то советовавший ему. При виде меня он спокойно и вежливо кивнул, но дружелюбия, равно как и недовольства, в его кивке не было. Никак кивнул, проще говоря.
На всякий случай я, не подходя пока к костру вплотную, проверил мысленно свое тело. Готово ли оно к последнему бою и смерти или к бою и следующему бегству. Тело было готово ко всему, и я шагнул к своему костру.
– Здравствуй еще раз, Ферзь, – негромко сказал неулыбчивый воин.
– И ты здравствуй, прости, не знаю, как называть тебя, – ответил я и посмотрел на человека вопросительно.
– Зови меня Ратьша, я тысячник в рати у князя Ярослава Владимировича, – представился воин, одновременно разрешая мой вопрос, кому я все-таки почти что нанялся в услужение.
Ярослав Владимирович? Как бы плохо я ни знал историю, но Ярослав Владимирович был только один. Великий князь Ярослав Мудрый. Но, судя по всему, «великим» он еще не стал. Интересно. И время интересное. Спросить, что ли, про Ярославль? Или не строить из себя идиота или просто загадочную личность, которая тужит по потере памяти, с одной стороны, но помнит (или предвидит) город Ярославль. Я сел у костра.
– Ярослав думает, что с тобой делать, Ферзь, – спокойно поведал мне Ратьша радостную весть. – Такие мечи, как ты, на дорогах не валяются, в уные к Ярославу не попадешь просто так, а ты шестерых положил и не запыхался. А посмотришь – и раздумье берет.
– Понятно, Ратьша. А ты пришел, чтобы самому понять, или спросить что хотел? – спокойно спросил я.
Из этой позиции Ратьше бить не совсем сподручно, я сел с его левой руки, как раз с той стороны, где висел меч. Мой же лежит на плече, и я держу его своей левой рукой. Правда, я понятия не имею, не смотрят ли на меня сейчас несколько стрел с натянутых луков, и стоит ли делать резкие движения. Раз Ратьша водит тысячу, а князь с ним советуется, то гож он на многое. Я достал сигарету из пачки и закурил от уголька. Ратьша и бровью не повел. Спокойно он посмотрел на меня и на мое странное, с точки зрения его времени, занятие и внезапно скупо улыбнулся.
– Хитер ты, Ферзь, хоть и не помнишь, кто и откуда. Вот взял – и сразу мне новую загадку с травой своей пахучей загадал. Чтобы или еще время выгадать, то ли уж чтобы сразу я решал – советовать Ярославу брать тебя, такого загадочного, в дружину или уж прикончить тебя, чтобы не думалось, да и весь сказ. И сел ты умело, где нужно. Молодец.
– А что мне делать, Ратьша? В ноги тебе валиться? Я не помню, куда шел-то, мне ли выбирать? Не убили сразу – и то спасибо. Ведь я для вас чужой, непонятный. Люди такого не любят, это даже я помню, – поделился я с Ратьшей мыслями.
– Верно, чужой. И без креста. Некрещеный? Или потерял? Или снова «не помню»? – спросил Ратьша вроде бы как даже небрежно.
– Это помню. Нет, некрещеный, – прямо сказал я. Врать в этом меня не заставит ни Ратьша, ни Ярослав, ни чудо-юдо трехголовое, или кто у них работает за бабая?
