А покамест я натаскал веток, спокойно собрал свои вещи (не пропало там, к слову, ничего) и украдкой, спичками, разжег себе небольшую теплинку, а потом на куче лапника, укрытого плащом одного из уных, которого я отправил на небеса, собрался скоротать ночь.
Сортировкой добычи я планировал заняться с утра, но потом подумал, что неизвестно, что тут задумано на утро и будет ли время. И уже начал было развязывать ближайшую ко мне суму, но подумал, как это будет смотреться, и сумку эту примостил под голову как подушку. Хорош бы я был – дорвался, света дождаться не может, в мешках роется. Хорошо, хоть на это ума хватило. Лошадей я тоже хотел посмотреть утром. Я, конечно, не ровня моим возможным новым соратникам, но немного разбираюсь в лошадях, во всяком случае, понять, что за зверь, в состоянии, равно как и ездить верхом. Мне всегда хотелось этому научиться, и, когда субурито стало приносить деньги, я тут же подался в какую-то секцию конного спорта. Чемпионов там, конечно, не делали, но и не обещали, чем и вызвали мое доверие. В общем, спина и поясница отныли свое, а я понемногу научился и ездить верхом, и седлать, и расседлывать коней. Тренер, который, как мне казалось, на какую-то часть был цыганом (лошади слушались его как дети строгого отца), научил меня и как приманить лошадь (как кобылу, так и жеребца), а заодно как напугать, как понять при беглом осмотре, на что гож конь. И еще кое-чему. Например, тому, как «выводить» полузагнанную лошадь, что при этом петь (не шучу), как травами лечить некоторые распространенные лошадиные хвори, даже как самому подковать коня.
Судя по всему, уных я положил отнюдь не бедных. Лошадей к моему костру привели не шесть, как я ожидал по числу убитых юношей, а целых десять. То есть кто-то из них ездил одвуконь. Когда я остался у костра один, расседлал лошадей и спутал им ноги, к костру вышел тот уный, которому я за разумное поведение только сломал руку. Он вел за повод коня, а на спине того лежала сумка уного, его меч был приторочен поперек седла, а сам он смотрел мимо меня.
– Это ты зачем приволок? – сухо спросил я. – Да еще и коня пригнал?
– Князь велел, чтобы тебе все с уных досталось, что упало, – грустно, но твердо сказал уный. Нравился он мне все больше.
– Князя ты недопонял, уный. Он имел в виду тех, кого я насмерть положил. А тебя я не убил. Или ты со стыда умереть успел, вот ко мне и явился? – поинтересовался я.
– Ты что, не возьмешь ничего? – не веря своему счастью, спросил уный, и я подумал, что он-то точно одвуконь не ездил. И с такой идиотской честностью никогда, наверное, и не сможет.
– Ничего не возьму, – ответил я, с интересом наблюдая за парнем. Тот так густо покраснел, что это было видно даже в свете костерка глухой ночью.
– Меня Ратмиром звать, – сказал он наконец. – Спасибо тебе, Ферзь, – парень поклонился, а я рассмеялся.
– Нет, Ратмир, не быть тебе богатым, пока ты тех, кто тебе твое же дарит, благодарить не отучишься.
Уный смущенно улыбнулся.
– Если что надо будет, Ферзь, ты меня зови. Я постараюсь помочь, чем смогу, – выговорил Ратмир.
– Добро, Ратмир. А пока мне от тебя ничего не надо, – не мудрствуя, закончил я аудиенцию, и парень увел коня со скарбом к кострам стана.
Я задумчиво выкурил сигарету, а за ней и еще пару, наплевав на чье бы то ни было удивление. Но костер мой был даже не в лагере, а так, где-то поблизости, так что ничьих удивленных взглядов я не ощущал. За мной, конечно, присматривали, это ощущалось просто-таки шкурой, но делали это люди умелые, спокойные, поэтому слежка почти не раздражала. Да и опасности в ней я пока не чувствовал.
Я же поднялся и решил прогуляться перед сном. Никаких нервов, сообщаю для истории, я успокаивать не собирался, ибо не нервничал.
Немного ощущалось сожаление – я уже было надеялся, что умру, как и положено таким, как я, в сегодняшнем бою, но всего-навсего убил несколько человек и улучшил свое материальное положение. Также и приобрел какое-то положение, но пока понятия не имею, какое именно. То ли княжий каприз, то ли еще что. А может быть, и жертвы вечерней.
И еще немного для истории. Тот, кто берет в руки меч для того, чтобы с него есть, по убитым душой не скорбит, иначе скоро эта душевная боль и сделает его, простите за неважный каламбур, душевнобольным. Очищаешь сознание, как чистишь сковороду после готовки до зеркального блеска, хотя поначалу казалось, что пригоревший жир и прочее оттереть не удастся. Еще и как удастся, было бы желание.
Я спокойно вошел в лес, неся свой меч на плече, и по лесному краю стал обходить лагерь, не стараясь спрятаться, чтобы тем самым не насторожить соглядатаев. Вскоре до меня от ближайшего к лесу костра донесся и разговор, и я встал, чтобы послушать, скромно затаившись за огромным деревом. Я не видел тех, кто говорит, да и было это мне неинтересно и неважно – все одно сейчас возле каждого костра идет речь обо мне, и только. Да, нескромно. Но не о сегодняшнем же лове им судачить, когда завтра придется хоронить шестерых товарищей?
– Левша он, помнишь? Приметил? Левша! – многозначительно, так как говоривший хотел выглядеть человеком умным и понимающим, говорил кто-то молодой, судя по голосу, – а левша от веку кто? То-то и оно-то! Нежитью и то оказывается!
– Двурукий он, – резонно отвечал кто-то постарше, голосом низким и глубоким. – Степана он правой убил.
– Голой рукой! – не выдержал роли молодой. – С одного удара! Насмерть!
– С двух, – снова восстановил справедливость человек с низким голосом и продолжил: – А я с одного насмерть положу, веришь?
– Верю, как тебе не верить, – в молодом голосе чувствовалось немалое уважение к человеку с низким голосом и стремлением к справедливости. Но тема была слишком интересная, а говоривший был слишком молод, чтобы на этом и закончить степенно разговор.
– А знаки на нем? Видал ли ты такие хоть где?
– Не довелось. Но мало ли знаков невиданных? – опять успокаивал низкий, тяжелый бас.
– Сам суди, – победоносно подвел итог молодой: – Левша, весь в знаках, в котомке не пойми что и было, меч деревянный – а такого дерева я вот сроду не видал! Но все бы еще полбеды. Крест-то его где? Не нанял ли князь нехристя, а то и нечистого какого?! – Голос уного дрожал от возбуждения.
– А вот тут ты прав. Не было креста. Обронил, может, когда вязали? Не знаем ни ты, ни я. Но и княжьи дела не нам с тобой судить.
– То правда, – неохотно успокоился обладатель молодого голоса со скрытым недовольством.
Я же усмехнулся и хотел пойти себе обратно, так как уже слышал все, что хотел услышать. Уверен, что, по людской сути, у каждого костра идет тот же разговор, находятся юные обличители и резонеры постарше. Но тут я увидел, что возле моих ног низко течет по траве какой-то странный пронзительно-синий туман. Цвет его был различим даже в темноте. Он шел откуда-то из леса позади меня. Я было обернулся, но понял, что куда интереснее то, что творится в лагере. Туман, обходя мои ноги, обогнул дерево и потек, как я понял, к костру молодого человека и справедливого обладателя низкого голоса. Я, стараясь шуметь как можно меньше, шагнул вслед за туманом и увидел, как он, стелясь по траве, наплыл на уного и его товарища, сидевших у костерка неподалеку от дерева, за которым стоял я, когда слушал их разговор.
