— Кха…
— Что, Петруша, — все же обратила на него взор дочь Петра Великого, родная тетка нынешнего императора.
— Закладывайте лошадей. Я поеду к сестре, Наталии.
Потом он закрыл глаза и отстранился от этого мира, не принесшего ему ничего кроме разочарований. Еще некоторое время его грудь вздымалась в прерывистом дыхании, но потом это стало происходить все реже и слабее, пока в один момент не прекратилось вовсе.
Божией милостию, Петр Второй, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Сибирский, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Князь Эстляндский, Лифляндский. Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных, Государь и Великий Князь Новагорода Низовския земли, Черниговский. Рязанский. Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский и всея Северныя страны повелитель и Государь Иверския земли, Карталинских и Грузинских Царей, и Кабардинския земли, Черкасских и Горских Князей и иных наследный Государь и Обладатель — прекратил свой бренный путь на грешной земле, устав от подлости и предательства.
* * *
Холодно то как. Вокруг все белым бело. Нет, не просто все белое, а снежная равнина. Куда не кинь взгляд, до горизонта снег. Впрочем, самого горизонта и не видно, небо и заснеженная равнина как бы сливаются в нечто бесконечное.
Ну и что это значит? Он много раз видел по телевизору, как выступали люди пережившие клиническую смерть. Вроде говорили о нескольких вариантах, но он помнил только про свет в конце тоннеля. Ага. Тут тоннелем и не пахнет. Зимушка зима, от конца до края. Хм. А ведь и не холодно совсем. Нет, поначалу вроде… А может это просто ассоциация такая — если кругом заснеженная равнина, то обязательно должен быть мороз. Но вот стоит он в своем привычном костюме и ничуть не мерзнет.
А тишина какая стоит. Ни звука. Он прислушался к своему дыханию но не услышал даже его. Тишина словно обволокла его со всех сторон, осязаемо, мягко и нерушимо.
— Приплыли, раскудрить твою в качель.
Его голос на этой искрящейся и погруженной в полное безмолвие равнине прозвучал как‑то инородно. Разумеется он тут был впервые, но чувствовал, что человеческим голосам тут не место. А уж в такой интерпретации, так и подавно.
— Прости меня грешного, Господи, — отчего‑то вдруг захотелось повиниться в содеянном
Повинился. От сердца повинился, без дураков. Ну и что дальше? Что делать‑то? Куда идти? По всему получается, что как он не стремился спасти свою грешную жизнь, ничего у него не получилось. А может он сейчас в коме и это его бред? Очень может быть. Вон и костюм отглажен, словно только что получил его из заботливых рук жены, никаких прорех, кровавых пятен. А ведь должно быть, это он точно помнит.
Ну и сколько ему тут стоять? Это же уму непостижимо, вот так вот стоять без дела. Хоть бы ощущения времени не было. Но нет. Время он чувствует и мало того, от одной только мысли о вынужденном длительном нахождении в этом месте, его бросало в дрожь. Не фигурально, а очень даже натурально. Еще и озноб по спине пробежал.
А может как в той сказке, пойти куда глаза глядят? Можно, да только бесполезно все это. Никаких сомнений по поводу того, что эта заснеженная равнина бесконечна у него не было. Ну и что это, рай или ад? Да нет, скорее какое‑то междумирье. Это что же тогда получается, его грехи пребывают в равновесии с добродетелями и весы не знают куда качнуться? Допустим. Ну и где скажите мне на милость тогда судьи? Кто решит, куда ему направиться, вниз или вверх?
Ну хоть бы кто‑нибудь появился и поставил ему условия, как это бывало в фильмах. Ну там — найди того кто тебя искренне и от всего сердца любит. Или еще что, чтобы в конце концов определиться с тем, куда его направить. Так ведь нет никого. И не появится, в этом он был уверен. Мало того, его не отпускало ощущение, что ему самому придется принимать решение. Вот только бы еще знать какое.
— Это еще что за хрень! Бубенцы? Ну да, очень похоже на то, что слышал на масленицу.
Это он вовремя. Это он в тему. Словно из ниоткуда, не из под земли, а именно, что ниоткуда, возникла несущаяся во весь опор тройка черных лощадей запряженных в белоснежные сани. Кони просто загляденье. Никогда ничего подобного не видел. А главное, как однояйцевые близнецы — черные как смоль с белыми ромбовидными звездами волбу.
И все как на картинке. По центру коренной, с развивающейся гривой, гордо несущий большую голову, по бокам пристяжные, отвернув головы в стороны. Вот только на облучке не возница в традиционном русском кафтане с мурмолкой на голове, а какой‑то юнец, с красивым лицом и правильными чертами, в треуголке и ярко шитом камзоле. И нескончаемый, разбитной перелив бубенцов. И все это великолепие несется прямо на него.
Он уверен, что они не отвернут. Но так же не отпускала и уверенность в том, что вот сейчас ему предоставляется тот самый момент выбора и решать только ему — либо оставаться на месте, либо отойти в сторону и ждать дальше. Хуже нет, чем ждать и догонять. Он остался на месте, устремив пристальный и упрямый взор на несущуюся на него во весь опор тройку с бубенцами.
Лошади его не стоптали. Когда до него оставалось совсем немного, когда казалось, вот–вот по нему пройдутся тяжелые кованные копыта, среди звона и тяжелого дыхания лошадей, разнесся задорный молодой голос.
— Тпр–ру, залетные!
В лицо ударил вздыбленный снег, обдав прохладой, вслед за ним горячее дыхание лошади, резкий запах конского пота. Странно. А своего дыхания он не ощущал, как не ощущал до этого и никаких запахов. До появления этой странной тройки тут вообще все было каким‑то стерильным и неестественным.
Стоп. А ведь верно. Он не чувствовал ничего. А тут и холодный снег, и жаркое дыхание, и запахи. Что бы все это значило? Что это? Никак руки и лицо начало покалывать от мороза? Это что же получается? Все здесь было нереальным до появления вот этого мальчишки. Все. Даже он. Но стоило появиться ему и все изменилось. Вроде что‑то прояснилось. И в то же время вопросов стало еще больше.
А интересно так разодет паренек. Если взять во внимание, что он сам сейчас в костюме, в котором был во время покушения, то что получается с этим мальцом? Какой‑нибудь реконструктор в стиле восемнадцатого века, попавший в беду во время очередного фестиваля. Не факт, конечно, но как вариант… Почему бы и нет. Вот только все одно получается, что мальчишка куда более реальный персонаж, чем он.
— Ты кто таков? — Голос чистый, звонкий, полный молодости, задора и огня.
— Буров, Сергей Иванович. А вы кем являетесь, молодой человек?
