Наконец все необходимые приготовления были завершены, и я получил «добро» от начальника своей охраны. В сопровождении десятка телохранителей я вышел из дворца, прошел к ровным рядам выстроившихся солдат Смоленского полка, поднялся на приготовленный для меня постамент и оглядел площадь. Людское море, разлившееся передо мной за барьером солдатских спин, замерло в ожидании.
— Подданные Российской империи, к вам обращаюсь я! — насколько позволил голос, громко начал свое выступление я. — Сегодня ночью мятежные поляки хитростью проникли во дворец и сделали попытку убить меня. Им это не удалось! — сделав отрицающий жест, констатировал я очевидное. — Но им удалось нанести тяжелую рану прямо мне в сердце! Мой сын, мой едва родившийся первенец умер сегодня ночью, — я замолчал, переводя дыхание. Людское море гневно зашумело. — Оставьте мысли о каре мятежников. Их покараю я и закон! — постарался снизить градус настроений я. — Прошу всех разойтись по домам, — закончил я и спрыгнул с постамента.
* * *
— Андрей Александрович! — обратился я к своему секретарю, едва войдя в приемную. — Узнайте, где, черт побери, Игнатьев?!
— В Петропавловской крепости, Ваше Императорское Величество. Непременно обещает быть к пяти часам, — тут же отозвался Сабуров.
Его до того всегда безупречный костюм был слегка помят, а на лице явно выделялись раскрасневшиеся глаза. «Тоже не спал эту ночь», — подумалось мне. Еще бы, вчера, в день покушения, моя приемная стала своеобразным штабом подавления мятежа. Сюда стекалась вся информация, и я, и Рихтер с Игнатьевым, и министры — все мы обменивались записками через вестовых, которых в такой суматохе, когда никто не знает, где находится адресат послания, некуда было отправить, кроме как в приемную. Андрею выпала нелегкая доля — отслеживать все перемещения Кабинета по городу и организовать обмен информацией между нами. Надо сказать, справился он с ней весьма достойно.
— Позволю себе напомнить, Ваше Величество, что его превосходительство министр финансов и с товарищем все еще ожидают вас в кабинете, — прервал мои мысли секретарь.
— Знаю! — рявкнул я в ответ так, что заставил Сабурова вздрогнуть. С прошлой ночи я никак не мог успокоиться. Нервы плясали, словно струны на гитаре, — опустив руку на твердую поверхность, я то и дело начинал выбивать пальцами какие-то сложные ритмы, чего за мной отродясь не водилось.
— Прости, Андрей, — искренне извинился я за невольный срыв. — Ты всю ночь во дворце? Пойди, поспи часок, я разрешаю.
— Простите, Ваше Величество, но я вынужден вам отказать, — бесстрастно ответил Сабуров.
— Что? — непонимающе переспросил я.
— Я остаюсь, — спокойно ответил мне Андрей. — Здесь еще много работы, и кроме меня ее выполнить некому.
— Но ты вовсе не обязан…
— Обязан. Это мой долг, — отрезал Сабуров, не поднимая взгляда.
— Ну что ж, делай как знаешь, — махнул я рукой и нерешительно остановился на пороге кабинета. — Андрей, скажи, вчера тебе было страшно? — неожиданно для самого себя спросил я.
— Конечно, было, — не отрываясь от работы, спокойно признался мой секретарь. — Не боятся только последние дураки и самые отчаянные смельчаки. Впрочем, одних от других порой ничем не отличить, — добавить он.
Как ни странно, ответ Сабурова меня удовлетворил. Кивнув, я прошел в кабинет, кинув за спину:
— Андрей Александрович, сообщите Игнатьеву, как только он появится во дворце, что я жду его у себя.
— Всенепременнейше, Ваше Императорское Величество! — донеслось мне в ответ.
Отворившись, дверь в кабинет открыла мне Рейтерна и Бунге, сидевших на диване, слева от стола, с самыми мрачными лицами, которые мне когда-либо доводилось у них видеть. Даже многочасовое обсуждение внешних долгов империи не могло настолько вогнать их в депрессию. Едва завидев меня, они вскочили и рассыпались в соболезнованиях.
— Я всем сердцем скорблю о вашей потере, — поклонившись ниже обычного, печально сказал Бунге.
— Примите мои искренние соболезнования, Ваше Величество, — подавленным голосом вторил ему Рейтерн. — Это великая утрата для всех нас. — Мне показалось, что у этого старого циника в глазах блеснули слезы.
— Благодарю за сочувствие, — сдержанно поблагодарил я их.
— Как императрица? Шестов ничего не говорит! Ее здоровью ничего не угрожает? — начал расспрашивать меня Бунге.
— Ее душевному здоровью нанесена тяжелая травма, — выдавил я из себя. — Но врач заверил меня, что она поправится.
— Господи, Николай Александрович! — воскликнул Бунге. — Да на вас лица нет! Вам нехорошо?
— Просто усталость, Николай Христианович. Просто усталость. — Я прошел к своему креслу. — Прошу вас, присаживайтесь, — располагаясь на своем месте за столом, сказал я.
Дождавшись, когда ближайшие сподвижники, немного успокоенные моими словами, рассядутся, Я продолжил:
— К сожалению, Игнатьев запаздывает. Давайте, чтобы не терять времени даром, я введу вас в курс дела. — Финансисты подавленно кивнули.
Не успел я закончить эту фразу, как в кабинет без доклада практически ворвался начальник разведки.
— Вечер, господа, — поприветствовал присутствующих Игнатьев, — не могу сказать, что добрый, но я рад видеть всех вас в здравии.
— Взаимно, граф. Докладывайте, уверен, у вас есть новости, — поторопил я Николая Павловича.
Игнатьев прошел на середину кабинета и остановился в трех шагах от моего стола. Немного развернувшись корпусом в сторону расположившихся на диване Рейтерна и Бунге, он начал доклад.
— Судя по всему, покушение было выполнено силами весьма узкой и закрытой группы заговорщиков. На данный момент в Польше неизвестно даже о факте покушения и обстановка весьма спокойная. Однако, — здесь Игнатьев сделал паузу, — возможно, уже завтра Царство взорвется. В таком случае мы ожидаем масштабных выступлений в Варшаве, Лодзи, Плоцке и других крупных городах. Но есть шанс сделать удар на опережение. Если мы плотно возьмем под колпак газеты и будем очень дозированно выдавать информацию. Циркулирующие в обществе слухи вряд ли смогут сколь-нибудь сильно насторожить польских магнатов и шляхту.
В комнате воцарилось молчание.
— Идея, как мне кажется, разумная, — решил высказаться Рейтерн.
— Я тоже поддерживаю, — закивал Бунге.
— Что вы конкретно предлагаете, Николай Павлович? — спросил я.
— Уже сейчас наши войска, расположенные в Царстве Польском, приведены в повышенную боевую готовность. — Тут же вынул из планшета Игнатьев карту, расчерченную стрелками, и раскинул ее на столе. — 1-й Невский, 14-й Олонецкий и 28-й Полоцкий пехотные полки в полном составе аврально грузятся и отбывают в Польшу по Петербургско-Варшавской железной дороге. Но это только пожарные меры. Для удержания в покорности польских территорий требуется усилить наше военное присутствие в ряде городов и местечек. Распорядитесь, Ваше Величество, — достал он бумагу со списком полков и протянул мне.
