— И не такое пережили.
С собой мы тащили на двух тачках два "миними", 5 М16 — три обычные и две короткие, с раздвижными прикладами — две "беретты", кучу боеприпасов и гранат и ещё разной мелочи. Ещё одну "беретту" я наконец-то взял себе.
Впереди нашего каравана бежали псы лесника — кавказцы Кудряш и Серый.
* * *
Ми-8 Тёмыч нашёл в первый же вечер.
Развороченный большой вертолёт — точнее даже его обугленный остов — лежал прямо в лесу, сломав деревья потоньше и нанизавшись частями на более толстые. Подальше, около двух дубов, Тёмыч обнаружил три могилы. Просто холмики, уже зазеленевшие, с тонкими крестами из скрученных проволокой веток. На крестах висели шлемы. Между холмиками лежал кусок дюраля с выцарапанными именами-фамилиями, званиями и датами.
Тёмыч постоял около могил. Ему не было так уж грустно, он не знал этих людей, хотя и понимал, что это были наши военные. Потом мальчишка обыскал остатки вертолёта и ничего толком не нашёл. Пустые летели, что ли? Или должны были кого-то или что-то забрать? Размышляя об этом, он вернулся к могилам… и понял: а ведь кто-то же их похоронил, этих трёх человек! И этот кто-то остался жив, и этот кто-то — явно не враг, уж больно по-нашему сделаны могилы…
Найти бы этого человека… Тёмыч вдруг подумал, как им всем не хватает взрослого. Хоть одного, чтобы… Что "чтобы" — Тёмыч не мог придумать, но снова и снова думал: не хватает. Правда, вертолёт сбили давно. Наверное, ещё в самом начале. И где этот оставшийся в живых — кто его знает…
Мальчишка заночевал около разбитого Ми. Уснул не сразу, долго размышлял, куда идти утром…
…Утром проблема решилась сама собой. Тёмыча разбудило урчание мотора — мощное и тягучее. Ещё толком не продрав глаза, он слинял в кусты поглубже и начал вслушиваться. Потом — то и дело останавливаясь и осматриваясь — пошёл на звук, который то обрывался, то снова возникал.
Буквально через пару минут мальчишка выбрался к просёлку.
Приземистая черепаха танка — серо-зелёная — стояла посреди просёлка, то и дело взрыкивая движком и выплёвывая облака гари. Рядом стояли широкий джип и какая-то
фигняция вроде экскаватора. Человек десять-двенадцать копошились тут и там, стояли вдоль обочин, рассматривая лес по обе стороны дороги. Тёмыч понял, что они собираются то ли чинить, то ли тащить танк. Заглох, что ли?
Это были настоящие американцы. До Тёмыча это дошло с опозданием, и он удивлённо всмотрелся. Точно американцы! Все!
— Блин, — прошептал Тёмыч, еле шевеля губами и не веря своим глазам. Потом даже перестал дышать — голова одного из стоявших на обочине солдат повернулась точно в его сторону. Большие чёрные очки отразили блик солнца, и в животе у мальчишки сжалось. Какой-то подсознательный парализующий страх растёкся по телу. Он не ощущал такого ни с теми латиноамериканцами, ни с неграми на дороге… Как будто его приморозили к земле. Он не мог отвести глаз. Не мог пошевелиться. Не мог даже думать. Наверное, так ощущает себя кролик, на которого посмотрел удав.
Американец неотрывно смотрел в его сторону. Большая рука в беспалой перчатке скользнула по винтовке, и оружие начало приподниматься. Так, словно его держал в руках робот из фильма — медленно и уверенно…
…Откуда это пришло и кого он звал? Тёмыч не знал. Но его губы пошевелились, выдыхая (травинки возле рта мальчишки качнулись еле-еле…):
— Помоги… защити… помоги… отведи…
Чёрный блик исчез. Голова отвернулась. Опустился ствол винтовки.
Тёмыч снова принадлежал себе. И с трудом перевёл дыхание… а потом ощутил злость. Растущую злость за свой беспомощный страх. Такую злость, что в ней сгорала даже обычная осторожность.
— Ах ты сука, — сказал Тёмыч негромко. И устроил ствол АКМ на толстом корне. — Ах ты ж сука… Ну я ж тебе…
Он выложил рядом две гранаты — с ледяным злым спокойствием. Разогнул усики чек. Потихоньку — чтоб не щёлкнуть — перетянул флажок предохранителя автомата на "АВ".
Он видел, что этих — не меньше дюжины. Танк, джип, этот грёбаный экскаватор… И где-то в уголке мозга понимал, что этот бой не выиграет.
А насрать.
Вытянув зубами обе чеки, он сплюнул. И метнул обе гранаты по дуге — одну и вторую. И схватился за автомат.
Одна граната звонко разорвалась на броне танка. Вторая хлопнула за спинами стоящих вдоль дороги солдат. А Тёмыч уже стрелял, стараясь отсекать очереди по три-четыре патрона. Он увидел, как упал тот, смотревший в его сторону — прошитый пулями "калаша" — и засмеялся сквозь зубы. Но в его сторону уже разворачивались пулемёты, журчала башня танка, стрекотали неслышно в пулемётном рокоте винтовки залёгших солдат. Со щелчками полетела щепа.
На миг Тёмыч подумал — кувырок назад, ползком, бегом… но что-то толкнуло его, и он прохрипел:
— Не погоните… не побегу, моя земля! — и продолжал стрелять, не успевая и понимая, что его уже окружают перебежками, видя это, тыча ствол туда и сюда… Сменил магазин, не глядя, рванул затвор. На него упал толстый сук, срубленный очередью "браунинга", больно ударил по спине — даже дыхание перехватило.
Всё?..
… - Крррррой, мужики!!!
Бум, бум, бум! По броне машин начало растекаться тёмное пламя. Потом — пыхнуло из люка танка. Упал на колени, ткнулся лбом в броню выскочивший из носового люка танкист, его комбинезон горел. Джип рванулся вперёд, пулемёт и гранатомёт в его кузове развернулись в руках солдат… но почти тут же его подбросило, опрокинуло. Двое стреляют с колена… и падают, они падают — у одного алое крошево полетело от головы,
прямо через шлем… второй закрутился на земле и вытянулся… и вот уже бежит прочь последний… и один выстрел — громкий и резкий — ставит точку в слепом бессмысленном беге.
Тихо. Только трещит пламя на дороге.
— Эй! — оклик из леса. По-русски, почти добродушный… — Кто там палит-то?
— Я, — говорит Тёмыч и закрывает глаза, не понимая, что происходит.
* * *
Светка готовила обед, когда снаружи вихрем ворвались мелкие, игравшие во дворе, наперебой крича:
— Возвращаются!
— Наши идут!
— В лесу!
— Скорей иди смотреть!
Девчонки посыпали наружу. И застыли у обваленного плетня, недоумённо глядя на то, как Санька — с пулемётом на плече и улыбкой на лице — шагает через заброшенный огород.
А за Санькой из леса выходили люди. Не только мальчишки. Нет — их было много, вооружённые и разно одетых.
Их было много.
Светка почувствовала, как перехватило горло. И — разревелась от неожиданного и почти болезненного ощущения счастья.
3. ВОЛЧЬЯ ПЕСНЯ
