Голоса на дороге становились все отчетливее, уже можно было различить мужские голоса и женские стенания.
— Не иначе похоронная процессия, — предположил Вадим. — Пашка, — негромко позвал он, — давай, вспоминай все от бабушки, нам сейчас позарез понадобится переводчик.
— Так я же сотый раз вам говорю, все что знал — рассказал!
На споры времени не было, из-за поворота показались несколько мужчин, шедших во главе процессии. Один из них нес шест с небольшой перекладиной сверху. На перекладине друзья разглядели цветные лоскутки, трепыхающиеся на легком ветерке. Мужик, несший шест, был облачен в меховой не то жилет, не то накидку и заметно прихрамывал. Шедший рядом с ним, небольшого росточка в лохматой шапке мужичок, ударял в бубен при каждом шаге. Остальные были вооружены копьями, которые держали наизготове, кроме того, друзья разглядели длинные ножи на поясах копьеносцев.
— Так, мужики, только не дрейфить! — предупредил Вадим.
— Обижаешь, — первым ответил реконструктор.
— Нет, нет, ну что ты, как можно, — произнес Павел, делая шаг за спину Вадима.
Вепсы заметили незваных гостей и остановились. Бубен умолк. Вперед выступил широкоплечий вепс с копьем в руке. Этот был на голову выше всех, с копной черных, седеющих волос. Он поднял правую руку — все разом умолкли, и наступила тишина.
Несколько секунд вепсы рассматривали троих незнакомцев со свертком на руках. Широкоплечий поправил кожаную шапку на голове, повернул голову к остальным и что-то сказал. От процессии отделились пять копьеносцев и, во главе с широкоплечим, двинулись вперед. Друзья заметили, что еще несколько воинов с копьями стали обходить их слева и справа, а двое лучников, заняв удобные позиции, приготовились в случае необходимости поддержать разговор.
Когда до приближающихся воинов оставалось не более десяти метров, Вадим сделал шаг вперед и поднял правую руку, раскрытой ладонью к ним. По его убеждению это был межнациональный знак мирных намерений.
— Вроде поняли, — едва слышно произнес Андрей. — Похоже, этот у них главный.
Вепсы остановились. Широкоплечий сделал шаг навстречу Вадиму и произнес:
— Мика синун нимэси он?[2]
Вадим опустил руку, чуть повернул голову к Павлу и сквозь зубы спросил:
— Что он сказал?
— Спрашивает, что мы тут делаем, — ответил Павел и добавил: — Наверное…
Вадим смекнул, что его друг ничего не понял, поэтому попытался улыбнуться и, приложив руку ладонью к груди, произнес:
— Вадим. А это мои друзья.
— Мина юмарян![3]
— Это я знаю, — воскликнул Павел, — он говорит, что не понимает.
— Спасибо, — тихо поблагодарил Вадим, сам пытаясь вспомнить слышанные им когда-то финские слова.
— У нас, кажется, ваш «пойка», — произнес он после короткой паузы.
Главный вепс уловил знакомое слово, и Вадим, чтобы закрепить успех, отступил на шаг в сторону и протянул руку, указывая на реконструктора, держащего ребенка.
Малыш, словно почуяв, что разговор именно о нем, издал протяжный писк.
— Пойка? — недоверчиво спросил вепс.
— Пойка, пойка! — утвердительно закачал головой Андрей, протягивая голосящий сверток широкоплечему.
Карие глаза вепса вспыхнули, он сделал шаг вперед. Вдруг на дороге раздался протяжный бабий вой, и от застывшей в молчании процессии отделилась молодая женщина. Вепсы обернулись. Обхватив руками непокрытую голову, она с криками бросилась бежать к незнакомцам. Оказавшись рядом, что-то крикнула широкоплечему и протянула руки к свертку. Андрей осторожно передал ей ребенка. Женщина заглянула в лицо младенцу и нежно прижала его к груди. Из ее глаз катились слезы. Она щекой прильнула к головке «пойки» и сквозь слезы произнесла:
— Киитос… киитоксиа оикейн палёон![4]
Трое друзей стояли в оцепенении, наблюдая, как мать, обнимая ребенка, направилась обратно к процессии.
— Киитос, — молчание нарушил широкоплечий вепс.
Он обвел рукой сгоревшую деревню и стал что-то объяснять незнакомцам. Он говорил все быстрее, глаза блестели злостью, а его морщинистое лицо выражало ярость.
— Паша, ты что-нибудь понимаешь? — нетерпеливо спросил Вадим.
— Я понял только, что тут есть какая-то река, — ответил Павел, — не то Альда, не то Аллода.
— При чем тут река? — недоуменно спросил реконструктор.
Тем временем главный вепс умолк, а затем вплотную приблизился к Вадиму и, положив ему руку на плечо, произнес:
— Тэ юстава канза бепся! Тэ юстава Конди.[5]
Вадим смекнул, что Конди может быть именем. Он указал рукой на себя и представился:
— Вадим!
Затем он указал на широкоплечего.
— Конди?
Вепс улыбнулся и утвердительно закачал головой.
— Кюлля, Конди!
— Да, Конди, — подсказал Павел.
— Я уже понял, — ответил Вадим, — а это Андрей, — он указал на реконструктора.
Широкоплечий подошел к нему и, положив руку на плечо Андрея, произнес:
— Юстава.
Андрей шепнул Павлу:
— Что он говорит?
— Кажется, друг!
— Юстава, — ответил Андрей, улыбнувшись вепсу.
— Мина[6] Павел, — представился вдруг осмелевший турист.
Вепс подошел к нему.
— Пвел?
— Нет… мм! — Павел опять растерялся. — Я не Пвел.
— Паша, — подсказал ему Вадим.
— Мина Паша.
— Юстава Паша, — улыбнулся вепс, положив руку ему на плечо.
Затем широкоплечий развернулся к своим людям и отдал короткий приказ. Воины с копьями замахали руками, и процессия двинулась вперед. Опять послышался женский плач, ржание лошадей и скрип телег.
— Может, у них еды спросить? — предложил Паша.
Его поддержал реконструктор:
— А что, неплохо бы подкрепиться.
Вадим позвал широкоплечего по имени, раскрыл рот и указал пальцем. Затем погладил себя по животу. Вепс кивнул — мол, понял. Он распорядился, и один из воинов повел всех троих с собой. Процессия, состоящая из шести телег в окружении десятка стенающих женщин с растрепанными волосами и еще около двух десятков мужчин, свернула в сторону. Они направились к краю леса, туда, где стоял единственный, чудом уцелевший сарай. Одна из телег остановилась недалеко от гостей, и сопровождающий их воин указал на нее — мол, садитесь. Они забрались на телегу. Через несколько минут два других воина принесли им хлеб, сушеную рыбу и какой-то напиток в глиняной крынке. У телеги остался только один вепс с копьем, остальные поспешили к сараю. Павел первым отхлебнул из крынки.
— Кефир.
— Ну-ка дай, — Андрей взял сосуд и приложился, — ну точно, простокваша.
— Паша, — позвал Вадим, — а как, говоришь, называется та река, про которую говорил Конди?
— Альда вроде.
— А йоки — это река?
— Ну да. Йоки — река, ярве — озеро.
Вадим откусил хлеба и вновь спросил:
— Значит по-вепсски Альдайоки?
— Ну да, — ответил Павел, — он так и сказал Альдайоки.
— А что случилось? — вмешался Андрей.
Вадим прожевал и, запив простоквашей, ответил:
— Мы теперь можем примерно предположить, в каком мы времени.
— ???
— Как?
— Очень просто. Если река по-ихнему Альдайоки, то прибавив скандинавское окончание борг,[7] получим Альдайокиборг, что очень похоже на Альдегьюборг.
— Альдегьюборг? — не поверил Андрей. — Ладога?
— Да, — ответил Вадим, — если викинги, как говорит Конди, пришли с реки Альда, а это по-нашему Волхов, то наверняка Ладога уже существует.
— Круто! — обрадовался реконструктор.
— Надо будет при случае спросить у Конди, не знает ли он о Рюрике, тогда все встанет на свои места.
— А нам этот Альдегьюборг вообще нужен? — спросил Павел.
— Конечно! Можно посмотреть на древний город викингов, — воскликнул Андрей.
Он сказал это так громко, что охранявший их вепс напрягся, услышав слово «викинг». Вепс даже перехватил копье и стал озираться. Заметив это, Вадим поднял руку — мол, все хорошо. Воин, убедившись, что поблизости нет врагов, успокоился.
— Тише ты, не ори, — цыкнул Вадим на реконструктора, — мы уже с викингами познакомились, и, кажется, это знакомство никого из нас особо не вдохновило.
— Так Альдегьюборг — это ведь чертовски любопытно, — понизив голос, продолжил восхищаться реконструктор.
— Вот знаешь, почему ваш Один одноглазый? — неожиданно спросил его Павел.
— Ну, знамо дело… — начал было Андрей, но Павел перебил его, не дав закончить:
— Потому что тоже любопытный был, и совал свои зенки куда не попадя, вот ему глазик-то один и выставили, другим в науку, а вам, викингосам, все неймется. Любопытно тебе. А мне вот нисколечко не интересен ваш этот Адельгуборг или как там его…
