поддалось его хитростям.
Спустя два года борьбы с кредиторами, которые всё-таки его отыскали, и тропическим климатом, который беспощадно палил лысую голову, опальный чиновник вдруг прослышал, что удача его партии снова в зените.
В 1918 его бывший покровитель, господин Хара, стал премьер-министром. Причём он был первым премьер-министром ― не аристократом по рождению, а просто из мелких провинциальных самураев. А значит, наверняка снизойдёт к просьбам такого же простого внука браконьера…
И Садатаро вернулся, в надежде на поддержку бывшего патрона.
Столица встретила его холодным ветром. Жена была вынуждена держать осаду токийского особняка кредиторами ― и, разумеется, высказала ему всё, что думает.
Садатаро побрился, переоделся и поехал в правительство.
Он был очень галантным человеком. И именно поэтому никак не мог управиться с собственной семьёй.
В большом и холодном здании его не пустили дальше приёмной. А потом отправили на другой конец города, на приём к незнакомому партийному функционеру, которого можно было опознать разве что по очкам в тяжёлой черепаховой оправе.
― Вы же понимаете, что мы не можем вас просто так отправить на прежнюю должность?― сказал незнакомец.― Господин Масая сидит пока крепко, и в парламенте у нас большинства нет.
― Неужели так много желающих управлять этими дикими землями?
― В ближайшее время, выполняя союзные обязательства, наша победоносная армия займёт Владивосток, северную часть острова Карафуто и самые рыбные участки возле устья Амура,― всё так же бесстрастно объяснял функционер,― Понятное дело, что такая такую прибыльную операцию не отдают в посторонние руки.
― Отправляйте мне туда, куда нужно партии,― ответил Садатаро,― и вы не разочаруетесь в результате!
Ему снова поручили какое-то крайне деликатное дело ― но на службу пока не вернули. Так что предстояло работать в частном порядке.
Под грохот скандалов жены он собрал чемоданы и отчалил на пароходе в далёкую угольную Маньчжурию, губернатором которой он так и не стал.
Сразу после новому году в особняк пришло известие, что Садатаро за дело взялся настолько всерьёз, что уже арестовали где-то на границе с Монголией. При себе у старого греховодника было 44 килограммом контрабандного опиума общей стоимостью примерно 12 000 йен.
― Нам конец,― сказал отец, когда узнал эту новость.
― Нет ещё,― ответила бабушка.
А Кимитакэ ничего не сказал. В 1919 году его ещё даже на свете не было.
Уже стареющего функционера спасло то же, что и когда-то погубило ― парламентские выборы. В феврале 1920 Партия защитников конституции победила на выборах и уже в октябре Садатаро внезапно возглавил столичное Бюро Железнодорожного транспорта.
Итак, дедушка Садатаро снова вернулся к управлению страной, причём служил теперь в столице. На какое-то время бабушка даже перестала скандалить, только хмыкнула: “Надолго ли?”.
Спустя две недели после его назначения проходил городской фестиваль. Городской транспорт отметился на фестивале целым каскадом аварий и жутким транспортным коллапсом. Рухнули два трамвайных моста вместе с воздушными шариками и транспарантами. Дешёвые конструкции, одобренные за взятки членами городского совета, избранными от Партии защитников конституции, не выдержали нагрузки.
И всё это ― на глазах у самого государя императора...
Садатаро, даже не дожидаясь конца рабочего дня, снова отправился к патрону. Пешком, потому что трамваи не ходили.
И опять оказался перед лицом неведомого функционера.
― Что мне делать?― спросил он.― Чего вы от меня хотите?
― Мы хотим, чтобы вы взяли вину на себя,― был ответ.
― А возможны какие-то варианты?
― Нет. Для этого вас и назначили ― чтобы было, кому взять вину на себя. Мы приняли это политическое решение, как только стало ясно, что техникой уже ничего не исправишь.
Садатаро подчинился, раскаялся и ушёл в отставку.
― Мне всего лишь пятьдесят восемь,― объяснял он бабушке,― вот увидишь, моя судьба ещё повернётся. Они не могут терять настолько ценных людей!
Похоже, партия и правда его не забыла. У них оставались и другие задания деликатного свойства. И теперь Садатаро чуть ли не каждый вечер и ночь пропадал в каких-то чудовищно злачных местах и вёл там сомнительные разговоры.
В январе 1921 года он ворвался в дом ближе к полуночи, отряхивая снег со шляпы и пустился в пляс прямо в прихожей.
― Что такое?― спросила сонная жена.
― Мы снова будем богаты! Я снова буду во власти! Я добыл! Я узнал! Ну, теперь всё!
― Нет ещё,― ответила жена и потопала спать.
20 февраля 1921 года Садатаро подал по всем правилам составленный доклад о заговорщиках, которые готовят покушение покушение на премьер-министра. И стал ждать, когда же бывший патрон оценит его старание и пригласит обратно во власть ― и пусть даже пошлёт руководить куда-нибудь в Осаку или на Кюсю, где ещё не слышали про его дела.
Увы, Садатаро опять перестарался. Его прогноз оказался слишком верным.
3 ноября покушение не просто случилось ― но внезапно увенчалась успехом. Усиленная охрана не помогла. Охранники ожидали снайпера или революционно настроенного студента с револьвером ― но прямо на Токийском вокзале премьер-министра заколол патриотически настроенный стрелочник, мечтавший повернуть локомотив истории на ультра-правую ветку.
Теперь у Садатаро не осталось покровителей ни в партии, ни в правительстве. Так что к моменту рождения внуков карьера бывшего губернатора Южного Сахалина лежала в руинах.
Но дедушка
