— Нельзя, — так же тихо ответил Берислав. — Сразу вычислят. На каторгу захотел? Потерпи, недолго осталось.
Еще не хватало, чтобы он это всерьез. Науялис вполне мог сорваться и натворить дел. Он с ножом обращался как натуральный уркаган. И самого Берислава учил. Оказалось, что махать клинком тоже надо уметь, и зарезать запросто можно и кухонным ножом, и перочинным при умелом обращении. Это было даже красиво, если не знать, что, если ударить в определенную точку, человек истечет кровью в считаные секунды, и спасти его уже может только оказавшийся на месте врач, да и то не факт. Ножом не пугают — им убивают. Подойти вплотную — и в шею или сердце. Берислава дома такому не учили никогда. Вот показать пару приемчиков, как скрутить буйного или вырубить с одного удара, — без проблем. Родственники, когда приезжали, любили повозиться в шутку, а с Салаховой стороны всегда офицеры в роду были не штабные.
С той ветвью рода вообще интересно было. Вроде кровные, а местами и нет. А все равно родственники. Салах на старости лет напросился заведовать солдатским военным училищем и почти десяток приемышей усыновил. Мало ему было своих трех дочерей — желал передать имя по наследству. Все они были Темировы, и ни один на другого не похож внешне. Зато если со своим старшим братом Бериславов отец Равиль вечно ругался, у этих в семье было полное взаимопонимание, и стояли стеной против любого чужака.
— Все выходят во двор, — озабоченно сказал Стрепетов, вернувшись.
— Да что случилось-то?
— Общее собрание, — не отвечая на вопрос, сообщил учитель. — Быстро!
Во дворе всех построили по классам. Нервно бегали учителя, пытаясь заставить стоять смирно ничего не понимающих талибанов.[50] Минут через пять вышел директор. Он извлек из папки бумагу, нервно прокашлялся и начал читать:
— «Объявляем всем верным Нашим подданным:
Следуя своему слову и договорам, Русь не может остаться в стороне, когда Австрия предъявила Сербии и Болгарии заведомо неприемлемые для государства условия и отвергла доброжелательное Наше посредничество в прекращении военных действий на Балканах…»
— Война, — сказали сзади Берислава восторженно.
— Не понравилось австриякам, как их союзника лупят болгары с сербами, вот и вмешались. Фигня, что христиане, — славянская кровь себя кажет!
— На что они вообще рассчитывают? Мы ж их стопчем запросто, да и с Францией договор имеется! Австрия одна против всех. Турции уже и так накидали, а всего вторую неделю, как началось.
— Молчать! — взвизгнул Стрепетов. — Не сметь прерывать!
— «…Вынужденные, в силу создавшихся условий, принять необходимыя меры предосторожности, Мы повелели привести армию и флот на военное положение, но, дорожа кровью и достоянием Наших подданных, прилагали все усилия к мирному исходу начавшихся переговоров.
Вопреки Нашим надеждам на вековое доброе соседство и не внемля заверению Нашему, что принятыя меры отнюдь не имеют враждебных ей целей, стала домогаться немедленной их отмены и, встретив отказ в этом требовании, внезапно объявила Руси войну».
— К осени все закончится, мы ж даже медресе закончить не успеем!
— Ты еще помолись, чтобы подольше продолжалось, — сказал, не поворачиваясь, Радогор. — Все равно раньше восемнадцати не призовут.
— А если добровольцем? Все лучше, чем учиться. Не могут не дать добровольцу диплом об окончании раньше времени!
— Молчать! — взвился Стрепетов.
— Глаза бы мои тебя не видели, — громко сказал еще один голос, — надоел.
— «…Ныне предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженные родственные Нам по крови страны, но оградить честь, достоинство, целость Руси и положение ея среди Великих Держав. Мы непоколебимо верим, что на защиту Русской Земли дружно и самоотверженно встанут все верные Наши подданные.
Да укрепится еще тесное единение Кагана с Его народом, и да отразит Русь, поднявшаяся как один человек, дерзкий натиск врага. Нас ждет джихад под флагом единственно праведного государства, и Аллах милосердный на нашей стороне!
На подлинном Собственною Его Кагана рукою подписано:
Абдульвахид».А сейчас, — сказал директор, тщательно складывая бумагу и пряча в папку, которую сжимал в левой руке, — мы пойдем к мечети Багатура. Продемонстрируем всем, что и медресе полностью поддерживает столь правильное и необходимое для Руси решение. Будем молиться во славу русского оружия и победу над возомнившими о себе врагами Веры нашей.
— Неправильное построение фразы, — прокомментировал Берислав. — Подмена тезиса. Двойка. При чем тут Вера? Болгары с сербами в саклавизм, что ли, ударились?
— А вещи? — недовольно завопили из строя.
— Потом вернетесь и заберете, — твердо сказал директор.
— Заодно и проверят, кто смылся, — объяснил Радогор. — Они что, совсем дурные и думают, что отсутствие учебников меня остановит в столь важном деле, как невозвращение за парту?
— Ты замечанием не отделаешься, — злобно сказал Стрепетов. — Для вас ничего не изменилось. Дисциплину никто не отменял!
— Что значит «не изменилось»? — нагло поинтересовался Радогор. — А как же единый порыв и единение? Мы что, будем по-прежнему учить язык противника и даже не станем учиться обращаться с оружием? А вы, — осененный мыслью, изумленно воскликнул он, — господин учитель, даже не покажете нам пример славного служения Родине, отправившись в гарнизон и написав заявление об отправке в воинскую часть?
— Молчать! — прошипел Стрепетов. — И не рассуждать!
— А ты всерьез думал, напишет? — достаточно громко, чтобы учитель услышал, спросил Берислав. — Он только и умеет — ловить после одиннадцати на улицах талибов. С австрияками кишка тонка встретиться. Они ж не станут выслушивать нотации.
Класс дружно заржал. Привычку Стрепетова бродить вечером по улицам и ловить нарушающих предписание сидеть дома с заходом солнца все прекрасно знали. Каждый хоть раз, но нарвался. Внушением тут не кончалось — он еще обязательно писал директору докладную и морочил голову родителям. Если бы мечты и молитвы талибов были услышаны на небесах, Стрепетов давно бы скончался в страшных муках. А поскольку этого не происходило, большинство талибов твердо были уверены в отсутствии высшей силы и полной бесполезности выпрашивать у Аллаха помощь. Все равно не реагирует.
Конвоируемые учителями талибы наконец стали выходить из распахнутых ворот на улицу. Стройной колонны не получилось, несмотря на все крики и команды, но классы не смешивались. Больше из соображений старшинства, чем по указанию начальства. Субординация должна соблюдаться, и старшие классы младшим не ровня.
