– Хочу построить себе нормальный автомобиль, а то эти волжские «паротабуретки» меня нервируют. Верите ли, как увижу такое «чудо», сразу швейная машинка мерещится… с паровым приводом. Жуть, – честно ответил я. Однако. Это не город, это большая деревня! Понятно, почему при таких размерах столицы штат Особой канцелярии так невелик. Зачем нужны сотни сотрудников, если всю нужную информацию об «объекте разработки» можно, без особых хлопот и долгой слежки, выудить из сплетен? Я вздохнул. – Собственно, это одна из причин, по которой я хочу отправиться в путешествие. Мне жизненно необходимо переговорить с несколькими заводчиками и философами Венда и Свеаланда касательно задуманного.
– Будете открывать свой завод? – поинтересовался князь. – А меня в пайщики возьмете?
– Господь с вами, Владимир Стоянович. – Ошарашил так ошарашил, князюшка. – Какой завод, о чем вы говорите? Патентов наберу и опытное производство организую. А дальше пускай волжане трудятся… Какой из меня заводчик?! Я бухгалтерскую книгу от описи имущества не отличу.
– Ох, зря вы так. Подумайте, Виталий Родионович. Хорошенько подумайте. Коли сами этим делом займетесь, куда как лучше будет. – Хитро улыбнулся Телепнев. – Что такое патент? Семь лет и все. А свой завод…
– На завод деньги нужны, Владимир Стоянович. По самым скромным подсчетам, не менее полумиллиона серебром понадобится. – Покачал я головой. А вот то, что патенты здесь срочные, я не знал… Не было этого у меня в лекциях. – А у меня яхта, дай бог, на полмиллиона потянет, не больше. Так ведь еще же надо будет хоть сто тысяч отложить, на старость, так сказать. Так что…
– Потому и говорю о пае, любезный мой господин Старицкий. Я бы в такое дело с удовольствием часть средств вложил… А там можно будет и у государя кредитоваться.
– Ох, не надо о больном. Вон, на «том» свете, я уже один раз влез в ипотеку. Пятнадцать процентов годовых, да на тридцать лет, с двадцатипроцентным первым взносом. – Поморщился я.
– Ипотека? Это что за зверь такой незнаемый? – не понял князь.
– Покупка квартиры в кредит, – пояснил я. – Долговая кабала фактически. При заработке в сотню тысяч рублей, семьдесят из них я должен был отдавать банку… в течение тридцати лет.
– Это что же за дворец вы себе купить пожелали, Виталий Родионович? – Покачал головой князь.
– Дворец?! Двухкомнатная квартира. – Рассмеялся я. – Да не в центре города, а ближе к окраинам.
– Всего две спальни? А с гостями как быть? А прислуга? – удивился князь.
– Не две спальни, Владимир Стоянович, а две комнаты, кухня и ванная комната. Ну, прихожая еще. На всё про всё шестьдесят квадратных метров. – Такого растерянного лица у князя, я еще не видел.
– Это же… это же конура собачья, прости господи. Так жить нельзя! – Телепнев аж поперхнулся и заколотил рукой по звонку на столе. – Так, Виталий Родионович, подождите. Вент Мирославич, голубчик, велите кофий подать… и коньяку, пожалуй. Нет, непременно коньяку.
Дождавшись, пока мастерски скрывающий свое удивление ротмистр выйдет из кабинета, князь Телепнев вопросительно взглянул на меня.
– Скажите, Виталий Родионович. А сто тысяч тех, ваших рублей это много?
– Не знаю. Как считать, ваше сиятельство. – Пожал я плечами.
– Ну вот, к примеру, сколько у вас там корова стоит?
– Понятия не имею, – искренне ответил я. – Вот сколько килограмм мяса стоит, могу сказать. Около трехсот-четырехсот рублей. Свиная шейка, например.
– А у нас, тридцать, много тридцать пять копеек, – задумчиво произнес князь. – Это получается… получается, ваше жалованье здесь примерно в пять раз выше, чем «там»? А сколько ж та конура стоила, что вы такие деньги банку должны были отдавать?
– Семь миллионов.
– Виталий Родионович… вы жили в аду, – безапелляционно заявил князь.
– Именно так я и ответил Меклену Францевичу, когда он задал вопрос о моей жизни на «том свете». – Хмыкнул я.
Тут нашу беседу вновь прервал ротмистр Толстоватый, собственноручно принесший поднос, на котором расположился парящий фарфоровый кофейник с кипенно-белыми чашками для кофе, два пузатых бокала и небольшой графин, до половины наполненный янтарным напитком из известной и в этом мире французской провинции.
– Ну, скажу я вам, и страшные же вещи вы мне поведали. Этак и аппетита недолго лишиться, – поднося ко рту чашку с кофием, произнес Телепнев. Принюхался к тонкому аромату и, сделав символический глоток обжигающего напитка, вернул чашку на блюдце. – А уж банки эти ваши и вовсе живодеры ерусалимские. Да наш государь такой банк мигом бы в казну забрал, а ловчил в кандалы да в Сибирь.
– А может? – поинтересовался я.
– Он еще и не то может. Вон, помнится, некие ушлые людишки решили биржу открыть, где можно было бы акциями да паями заводов и производств торговать, вроде аукциона. А что, законом же сие не возбраняется. Вот только и месяца не прошло, как государь своей волей запретил подобное. Людишек тех, мои обмундированные сами на скамью сажали, а суд их «за рушение устоев государства» на каменоломни отправил. «Поелику такая торговля отменяет самый смысл паевого хозяйствования, в коем каждый пайщик за общее дело радеть должен». Оно и верно. Как же завод работать будет, коли у него хозяева каждый день меняются? – поведал князь. – А по поводу кредита вы не переживайте, Виталий Родионович, у государя, оно совсем иначе установлено. Тут дело такое… Сам кредит до тридцати, редко до сорока процентов от общей стоимости дела доходит. Но дается он не деньгами, а товарным займом. Железо ли для производства, станки или снасть какая. Срок возврата не больше десяти лет, единовременной суммой с обговоренным еще до выдачи кредита процентом. Но возможен возврат суммы и паем. А государь в пайщиках, это мечта любого заводчика, скажу я вам.
– И какой же казне прибыток с такими-то условиями? – не понял я.
– А при чем здесь казна? – Приподнял бровь Телепнев. – Кредит-то государев. Он с паевого дохода девяносто процентов в казну сдает, вот и вся её прибыль. А десять процентов, в личный государев кошт уходит.
– Ну дела-а, – промычал я. Такого я не ожидал… Это ж не государь, а какой-то филантроп получается!
– Что, чудно вам сие? – Усмехнулся Телепнев. – Тому и многие соседи наши дивятся. И пусть бы их. Зато ни один из государей наших, начиная с Олега Строителя, при коем этот закон введен был, никогда заводчиков да мануфактурщиков не прижимал, и по сей день, больше чем на Руси, заводов, лишь у Галльских Портов насчитать можно, да и то ежели вместе с колониями. Так-то.
