В голосе Флоры дель Гиз тоже прозвучало смущение. Она неловко пробормотала:
— Да, ты права… — и растерянно оглянулась на толпу плакальщиков.
Какой-то аббат прошипел из-за ее спины:
— Ваша милость, не здесь!
В нефе было довольно шумно от звука шагов и сдержанного говора. Аш, еще не совсем опомнившись, взглянула на многочисленные зеленые рясы и прижала ладонь к кирасе против сердца.
— Так, — она пристально глянула на Флориан. — Ты и в самом деле герцогиня? Не просто красивая кукла в чьих-то руках? Нам надо обсудить, как сохранить тебе жизнь!
Флориан, в своем женском одеянии, молча смотрела ей в глаза.
В сознании Аш, тише шороха падающих снежинок, явственно прозвучал голос Годфри Максимилиана:
— Детка?
4
Аш хватается за плечо Роберта Ансельма. Утро восемнадцатого ноября — где-то, глубоко в сознании еще держится память потрясения. Не замечая торопливого объяснения Флориан с окружившими ее придворными, она сознает только вернувшееся из прошлого старое ощущение тяжелого давления, силы.
— Годфри!
Кто-то склонился над плечом Флориан, нашептывая, убеждая…
— Круговая оборона! — Петро со стрелками окружили Аш, заслоняя спинами, не обнажая оружия в храме, но готовые ко всему. Она закрыла лицо стальной перчаткой, прошептала в нее:
— Годфри… это и вправду ты?
— Аш, малышка…
В его голосе не осталось ни капли прежней силы. Он звучал тихо, как ветер в голых ветвях, как снежинки, ложащиеся на снег. На мгновенье она ощутила запах… смолистый аромат сосновых иголок; сырой, бьющий в ноздри запах вепря. Но в сознании не возникло видения.
— Что с тобой сталось?
Так же напряженно, как привыкла действовать, Аш слушает. Как прежде слушала призывая голос Льва, каменного голема, machina rei militaris.
— Аш…
— Годфри? — она подождала, повторила снова: — Годфри?
— Совсем ослаб, детка, и ужасно разбит, но да, я.
— Зеленый Христос, Годфри, я уж думала, я тебя потеряла!
— Ты слышала молчание, не пустоту.
— Это… слов нет! — она встряхнула головой, заметила, что ее окружают люди, свои и чужие; что Флориан отдает четкие громкие приказы. Слов Аш не понимала.
— Теперь ты слышишь меня… и опасаешься, что услышишь и голоса Падших Богов.
— Не думаю, чтоб в Диких Машинах было что-то божественное!
— Все сущее существует лишь милостью Божьей.
Так слабо, словно он говорит из невообразимой дали, из такой дали, какую не измеришь милями. Плитки под стальными башмаками кажутся выпуклыми в косых лучах рассвета. Аш, сквозь пальцы стальной перчатки, видит их блеск.
Ее поддерживали под руки. Люди движутся, кто-то впереди — Флориан — ведет их. Куда?
На улице лицо колют сырые морозные иголочки.
— Ты слышишь Дикие Машины? — требовательно спросила Аш. — Я слышала их после охоты на оленя, а потом… Где они, Годфри? Годфри, они еще есть?
— Я был разбит, но это проходит. Это длилось долго, буря страшной силы, а потом — ничего. Потом что-то невнятное. А теперь здесь ты, детка. Я слышал, ты звала меня.
— Да, я… звала.
Голос Годфри, исходивший из machina rei militaris сказал:
— Я слышал твой плач.
Она проснулась в слезах позапрошлой ночью; плакала беззвучно, так что не потревожила ни Рикарда, ни пажей. Проснулась, и выбросила из головы: во время кампаний с каждым бывает.
Аш споткнулась, уронила руки, открыв лицо, увидела на мгновение яркое утро, выходящих из собора стражников герцогского эскорта, большую закрытую карету герцогини; и снова ушла в слух.
— Они еще здесь? — настаивала Аш. — Дикие Машины? Годфри, они еще здесь?
— Я ничего не слышу. Но я не слышал и их ухода, детка. Я не слышал их смерти. Молчание, но не пустота.
— Мы бы ведь знали, если б они умерли? Или… были повреждены?
Аш вдруг очнулась, открыла лицо. Глаза заслезились от белизны дворцовых стен. Ансельм с Анжелотти все еще поддерживали ее под руки. Аш спотыкалась на ходу. Следом шли пажи, ведя в поводу коней. Ясное небо принесло с собой холод.
«Нет. Откуда я знаю? Откуда мне знать? Зараза, это было бы слишком просто…»
— Я слышу только их молчание.
Толпа расходилась с похорон, растекалась по улицам. Аш не замечала ни прохожих, ни суеверного перешептывания своих стрелков, глядевших, как их командир беседует с голосами — только не с теми, отметила Аш, о которых они привыкли думать. Святой Годфри, надо же! Она не замечала ничего, отдавая все силы поддержанию зыбкой связи. Ансельм с Анжелотти почти на руках внесли ее во дворец.
— Они таки попытались совершить свое чудо. Я почувствовала, когда умер герцог. Они пытались зацепить Фарис. Меня они и не трогали, и все равно я почувствовала! — смутно ощутив под ногами ступени, она начала механически переставлять ноги. — И я слышала их… гнев… когда охота закончилась. Если они не повреждены, не уничтожены — проклятье, насколько я понимаю, они только и ждут смерти герцогини!
— Герцогини?
В голосе прозвучало очень человеческое изумление: Годфри оживал.
— Маргарита Йоркская теперь герцогиня?
— Эта-то? Нет. Черт подери, она даже не удосужилась явиться на похороны собственного мужа!
Аш сама почувствовала, сколько яда в ее голосе. О наголенники стукнула пододвинутая табуретка. Она села, не задумываясь, что делает.
— Я-то надеялась, что она объявится. В сопровождении десятка тысяч солдат, которые могли бы, от нечего делать, избавить нас от осады! Нет, вдовушка Маргарита все еще торчит где-то на севере. Герцогиня теперь Флориан.
— Флориан!
Словно совсем рядом прозвучал знакомый раздраженный смешок.
— Годфри, ты после окончания охоты хоть раз слышал Фарис?.. Она не больна? В своем уме?
— Жива, и осталась такой же, как прежде, — тень прежней насмешливости, словно Годфри Максимилиан постепенно забывает, что значит смеяться. — Она не станет больше говорить с каменным големом.
— А с Дикими Машинами она не пыталась говорить?
— Нет. Все Великие Дьяволы молчат… я был поражен, оглушен, нем… Долго ли?
Аш заметила, что сидит в палатах, с высокими потолками и увешанными гобеленами стенами, бургундцы громко спорят, а женщина, похожая на Флориан, кажется, сдерживает их. Она ответила:
— Двое суток? Может, часом или двумя меньше.
— Не знаю, что может означать их молчание.
Голос смолк внезапно, словно обессилев. Но Аш все еще ощущала присутствие святого Годфри в священных глубинах души.
