Эльф медленно кивнул, не сводя с меня тусклых глаз.
— Может, Кричер принесет гостю хозяина дома второй ягодный сбор? — поинтересовался я, скинул кроссовки, укутался в плед и прислонился к спинке дивана. В эту секунду в дверном проеме возникли Гермиона и Джинни. Кричер не шевелился и молча смотрел на меня.
— Разведенный в горячей воде, — добавил я. — Иначе моя голова через пару минут расколется пополам, и тебе придется оттирать по всей комнате мозги и кровь.
— Линг, он очень старый и немного странный… — начала Гермиона, но тут Кричер с легким хлопком исчез в воздухе.
— Обалдеть! — воскликнула Джинни и вытаращила на меня глаза. — Как ты это сделал?
— В смысле? — удивился я. — Что я сделал?
— Кричер никого не слушается, кроме Сириуса, да и его не слишком охотно, — Гермиона в изумлении покачала головой. — А ты… что ты у него попросил?
— Второй ягодный сбор. Значит, это дом Блэка?
Джинни и Гермиона одновременно кивнули.
— И что, министерские его здесь не ищут?
— Дом скрыт! — снова воскликнула Джинни. — Разве ты не видел, когда входил?
В эту минуту мне показалось, что своенравному Кричеру все же придется убирать со стен и потолка мои мозги и кровь, потому что череп был готов вот-вот взорваться. Не знаю, можно ли наложить Crucio на отдельную часть тела, но сейчас моя голова определенно испытывала нечто похожее на локализованный Круциатус. Я не мог ни говорить, ни открыть глаза, и даже мысли причиняли боль. Проклятый стимулятор!
— Может, тебе маму позвать? — с сомнением в голосе произнесла Джинни. Я разлепил глаза.
— Не надо никого звать. Кричер скоро…
Новый хлопок, и передо мной возник эльф с чашкой в руке.
— Кричер принес, — слегка язвительно пробормотал эльф и протянул мне чашку. Я принюхался — мало ли что он туда положил, с таким-то характером. Однако настой был именно тем, который я и просил. Его аромат снял острую боль, а через несколько минут голова полностью прошла.
К тому времени Кричер уже убрался из комнаты, а Джинни сбегала на лестницу и рассказала братьям и Поттеру, как мне удалось заставить строптивого эльфа принести из кухни чашку с зельем. Видимо, на первом этаже не происходило ничего интересного, поэтому все сочли эту новость достойной внимания, и скоро вся моя комната оказалась битком набита любопытствующими гриффиндорцами.
Мне так и не удалось поймать волну, на которой гриффиндорцы общались между собой. И дело было не в том, что все они знали друг друга много лет. Сама манера их разговоров навевала на меня тоску. Они казались слишком домашними по сравнению с моими слизеринскими товарищами, не говоря уже о тех, с кем я когда-то был в банде. "Интересно, — размышлял я, вполуха слушая рассказы о чудачествах Кричера и его попытках спрятать во время уборок, предпринятых миссис Уизли и Блэком, семейные ценности своей ненаглядной хозяйки, матери Сириуса, — что изменится в Хогвартсе теперь, когда Волдеморт вернулся? Наверное, Малфой будет чувствовать себя прямо-таки хозяином положения…"
Я так глубоко погрузился в свои мысли, что прослушал чью-то реплику в свой адрес. Сидевший рядом Фред потряс меня за плечо:
— Эй, вернись к нам, где бы ты ни был!
Я поднял глаза и увидел в дверях встревоженную миссис Уизли.
— Линг, — повторила она. — Пойдем на кухню. С тобой хотят поговорить.
В комнате воцарилась гробовая тишина.
— А Дамблдор там? — спросил я, сбросив плед и быстро обуваясь.
— Да, — нервно кивнула миссис Уизли.
— А профессор Снейп?
— И профессор Снейп… Идем скорее.
Я вышел в коридор и последовал за женщиной к лестнице. Мы спустились вниз, прошли по темной прихожей и оказались на каменных ступенях, ведущих в кухню. Тут миссис Уизли повернулась ко мне и прошептала:
— Линг, ты ведь знаешь, что вне стен Хогвартса тебе нельзя колдовать?
— Знаю, — сказал я, инстинктивно коснувшись палочки, и подумал: "Если, конечно, мне не придется защищать свою жизнь".
Альбус Дамблдор склонился над Омутом памяти, глядя в центр вращающихся в нем воспоминаний, голубоватый свет которых делал его лицо с застывшим взглядом, наблюдающим сейчас сцены, что перед ним разворачивались, похожим на маску. В кабинете директора стоял полумрак: за окном расстилалась безлунная ночь, огонь камина почти угас, а несколько свечей не могли разогнать темноту, сгустившуюся вокруг картин и предметов. Фоукс, нахохлившись, дремал на насесте у двери. Большинство обитателей портретов также спали; лишь некоторые следили за происходящим, приоткрыв глаза. Прошло довольно много времени, прежде чем Дамблдор поднял голову и взглянул на второго человека, сидящего в кресле у стола.
— Северус, мне жаль, что тебе пришлось…
— Хватит, хватит об этом! — ощетинился Снейп, до сих пор с отрешенным видом наблюдавший за спящим Фоуксом. Он поднялся, придвинул к себе Омут и начал возвращать воспоминания. Дамблдор молча ждал, пока он закончит, после чего убрал чашу в шкаф и медленно подошел к окну. Снейп опустился обратно в кресло и уставился на феникса, теперь внимательно наблюдавшего за директором и его собеседником.
— Однако в целом он остался доволен, — задумчиво проговорил Дамблдор спустя почти минуту. — Нечего сказать — весьма предусмотрительно…
— Импровизация, — неохотно ответил Снейп. — Темный Лорд не знал. Просто воспользовался моментом.
— Вот как, — протянул Дамблдор и покосился на профессора. — Что ж… — он развернулся и подошел к столу. — Завтра вечером мы попробуем все прояснить. В восемь на Гриммо, Северус. И будьте осторожны, прошу вас.
Снейп встал, коротко попрощался и покинул кабинет директора. Некоторое время Дамблдор смотрел на дверь, за которой скрылся профессор, потом уселся за стол, достал небольшой лист пергамента и принялся писать письмо.
В восемь часов следующего дня на большой кухне дома Сириуса Блэка собрались те члены Ордена Феникса, которые смогли выбраться на незапланированную встречу. Поскольку сообщения от Дамблдора они получили менее чем за сутки до ее начала, а никаких объяснений в письмах не было, сидевшие за длинным столом активно строили гипотезы и предположения, с чем же могла быть связана такая срочность. Блэк и Люпин, знавшие чуть больше остальных, помалкивали, и хотя Молли Уизли рассказала своему супругу о новом госте, тот, судя по всему, не придал этой информации большого значения.
Когда в подвал спустился Снейп и занял свое место неподалеку от очага, рядом со стулом, где обычно садился Дамблдор, на него обрушился град вопросов — как человек, теснее всего общавшийся с директором, Снейп находился в курсе происходящего значительно в большей степени, чем многие из присутствующих. Однако тот, по своему обыкновению, был неразговорчив и отвечал, что скоро придет Дамблдор и всех просветит.