— На пол, под полок! — страшным шепотом прохрипел я, стаскивая Настю, испуганно прижавшуюся к мокрым доскам.
Мине было так страшно, что я словно от самого себя отделился. Не чувствуя не тела, ни рук — ничего. Дикое осознание того, что мы оба, совершенно голые, мокрые, запертые в тупике, который представляла собой парилка, не можем ничего противопоставить ворвавшемуся психу — а то, что это псих, у меня никакого сомнения не было, плющило как паровой молот, заставляя мысли судорожно метаться в черепной коробке в тщетной попытке найти выход из этой западни.
— Ведро… — вдруг попыталась выбраться из-под полок Настя, скользя по полу. — Ведро дай, быстро!
Точно! Ведро! Что ведро? А что точно? Вода, горячая вода, там веники запарили, полведра почти что кипятка… если… если он сюда…
Шаги. Он в сапогах, а пол там дощатый, на деревянных перекрытиях, так что слышно его шаги хорошо, звучно, он к парилке как Командор топает, тот самый, что Пушкин прописал в своей трагедии. Так же, неудержимо и неотвратимо.
— Лежи! — прошептал я. — Все понял!
Стараясь не подниматься с четверенек, а именно в таком положении я сейчас находился, я схватил железное ведро с печки, опалив руки и даже не разу не выматерившись при этом, и снова прижался к полу. И вовремя — грохнули еще два выстрела, снова брызнуло мелкой щепой, а одна пуля, отрикошетив от края печки, ударила в полок, разбив лампу в толстом плафоне и сыпанув вниз стеклом, как нельзя кстати.
Еще пара громких шагов, что-то твердое стукнулось о ручку двери, скрипнуло дерево — дверь двигалась с некоторой натугой, и в ту же секунду я изо всех сил толкнулся ногами, бросая всю свою немалую массу вперед, прямо на дверь, тараном. Даже не изо всех сил, а просто вкладывая в этот бросок всего себя целиком, каждый мускул, каждое сухожилие, каждую каплю злости и страха, понимая, что сейчас я бросил на стол свой единственный козырь, мятый и жалкий, который только в самом невероятном раскладе может побить карты противника.
Дверь подалась под плечом так, словно ее и не было, распахнувшись настежь, и с маху ударив стоящее за ней существо с пистолетом в плечо. Грохнул выстрел, но я даже не увидев направления ствола уже понял, что это не в меня, это куда-то мимо, это вообще в белый свет как в копеечку. И сразу же, продолжая движение, я плеснул кипятком из ведра противнику в лицо.
А дальше все пошло не так, как я надеялся. Да, выстрел в меня не попал, но несколько литров по-настоящему горячей воды мужика совершенно не впечатлили, он даже не поморщился, хотя его заметно ошпарило, лицо покраснело на глазах. Дверь, несмотря на всю силу удара, тоже не смогла его свалить, потому что угодила в рант его кирзового сапога, стоящего на полу и принявшего всю силу удара на себя. Его лишь отбросило в сторону, усадив на задницу, что оказалось только хуже для меня — так я мог хотя бы схватить его руками и завязать драку, а теперь инерция пронесла меня мимо, к о тому же мокрые босые ступни заскользили по хорошо ошкуренным доскам пола, а противник так и остался ко мне лицом, не потерявший ни пистолета в правой руке, ни ножа в левой.
Краем сознания я лишь успел ответить струйку крови, быстро и густо скользнувшую у мужика из носа на верхнюю губу и подбородок — край ведра все же угодил как надо, но само оно катилось в сторону, позвякивая ручкой.
Спасло меня на этот раз то, что я поскользнулся, очередной выстрел прошел мимо. Ноги выскочили из-под меня назад, но опершись на пол руками, я исхитрился изменить направление движения, рвануть изо всех сил, буксуя и при этом каким-то краем сознания понимая, насколько дико и нелепо выгляжу сейчас, голый, мокрый и распаренный, бегающий по предбаннику на четвереньках и уворачивающийся от выстрелов какого-то психопата, сидящего на полу.
Я бежал не просто так. Диван, спинка, за ним — вешалка. А на ней, скрытая сейчас полой клетчатой рубашки, кобура с ТТ. Тем самым, что однажды уже меня спас, с патроном в патроннике и стоящий на предохранителе.
Мужик на полу закричал, даже зарычал, протяжно и яростно, когда я, навалившись брюхом на деревянную спинку дивана, кувыркнулся через нее, больно ударившись локтем не пойми о что и при этом умудрившись еще и прикусить язык. В рту появился привкус крови, вещи посыпались с вешалки, сорванные моим рывком, и прямо перед глазами качнулась открытая кобура из рыжей кожи, из которой высовывалась, черно и маслянисто поблескивая, рукоятка пистолета.
Стало вдруг как-то тихо, краем глаза, даже краем сознания я успел отметить, что мой враг уже стоит на ногах, направив оружие в мою сторону, но при этом суетливо шарит второй рукой в кармане ватника. Ошпаренное и опухшее лицо перекошено от ярости, кровь из перебитого носа залила весь подбородок, превратив его в некое подобие вампира.
Ну да, патроны! Рычаг горбом встал над парабеллумом, показывая, что патронник пуст и стрелять в меня нечем. Все восемь он уже успел высадить, один за другим, пустив последнюю пулю в меня, бегущего на четвереньках. Да вот беда, я только лишь успел вцепиться в кобуру, поворачивая ее, болтающуюся на ремне, к себе рукояткой ТТ.
Большой палец толкнул вверх клапан, рубчатые щечки рукоятки плотно легли в ладонь, я обернулся к противнику и увидел, что тот быстро и сноровисто затолкал запасной магазин в рукоятку пистолета.
"Не успел!".
Эта мысль пришла как-то сразу, вся целиком и не подлежащая обжалованию, как приговор. Все, отбегался, отпрыгался. Между нами метра четыре, промахнуться в меня, полусидящего на полу, он точно не сможет. Сердце и без того болталось где-то в районе желудка, так что пугаться дальше было уже некуда, скорее… скорее я даже успокоился, понимая, что не успеваю за ним. Вот он схватился пальцами за шарниры, отпуская затвор пистолета, подхвативший патрон из магазина и дославший его в патронник, вон он… дернулся и чуть не упал, заваливаясь назад, а по полу со звоном покатился металлический ковш на длинной деревянной ручке, вылетевший из парилки и угодивший прямо в висок.
А дальше… дальше все произошло сразу, волна дикой радости, ликования от простого осознания того, что мне подарили великое множество времени — целую жизнь, ощущение сдвинувшегося ползунка предохранителя под большим пальцем, ощущение дружелюбной тяжести своего оружия в руках… грудь противника оказалась в прицеле, грохнуло, куда солидней, чем из парабеллума, молотком ударив по ушам, резко толкнуло в ладонь, и противник замер, лишь дернувшись, и только глаза его начали расширяться в каком-то недоумении, словно он хотел закричать: "Да что тут происходит?"
Второй выстрел, снова в грудь, затем ствол чуть выше и опять выстрел, в лицо, в переносицу, выбивший фонтан красного на стенку за ним, как в дурном боевике, после которого он подломился в коленях и со всего маху рухнул на пол, врезавшись лицом в пол.
