Конь остановился и, несмотря на понукания и увещевания наездницы, только поводил ушами. Ширин соскочила на землю. Что ж. Она пойдет пешком — нет, побежит — доберется до ближайшего селения, и там найдет лошадь.
Легко сказать — до ближайшего селения. То, что конному день, пешему — неделя. Сидя в седле, люди привыкают к быстрому передвижению, расстояния кажутся меньше. Истинные масштабы региона становятся очевидными только когда из седла выбрался да прошел несколько шагов, а кругом ничего не изменилось. Вон виднеется пригорок, а на нем северное дерево — ель, кажется. И нисколько она, ель эта, не приблизилась. Ширин вернулась к лошади и стала отвязывать от седла необходимое — лук, колчан, походную суму.
Сама виновата. Сама убедила отца, что лучше курьера, чем Ширин, во всем мире нет. Отец сомневался и не хотел отпускать. И даже хотел ехать сам, или с ней вместе, но она напомнила ему, что, во-первых, ему следует ждать приезда друга, а во-вторых, раз уж он взял на себя заботы о формировании ополчения, значит, нужно доводить дело до конца.
— То есть, держать слово, — уныло уточнил Гостемил.
— Да.
— Ты права… А жаль…
Он хотел послать кого-то — но ни один ратник, остававшийся в городе, для этой миссии не подходил. Ратники были по большей части дети ремесленников и смердов. Вся их подготовка состояла в краткой лекции воеводы об уходе за кольчугой, чтоб не ржавела. Конники — да, три дюжины человек — но каждый конник на счету, да и доверяться конникам, не будучи толком знакомым ни с одним из них, нельзя. И так далее.
Только сейчас до нее, наконец, дошло, что, предвидя драку с захватчиками, Гостемил попросту решил услать дочь из города — чтоб не ввязывалась ни на чьей стороне — в пути она будет сохраннее. То есть, просто ее разыграл, получается. Чтобы уберечь. Ширин хотелось завыть от досады. А еще говорят, что славяне вовсе не коварны! (Впрочем, кто говорит? Сами же славяне и говорят!) Также, отец навязал ей в сопровождение своих возниц. Ширин не стала спорить — просто по прибытии в Вышгород проверила содержимое калиты, убедилась, что грамота на месте, купила лошадь, оседлала ее, и, пока возницы торговались с коноводом, устремилась прочь, крикнув им на прощание:
— Возвращайтесь в Киев!
А на второй день пути, после завтрака (солонина и хлеб), Ширин показалось, что за нею гонятся. Прислушавшись, она различила по крайней мере четыре пары копыт. Возницы? Вряд ли. Ленивы и неинициативны. Значит — погоня. Неустрашимые? Фатимиды? Ширин, не имевшая никакого опыта действий в одиночку, решила, что уйдет от погони благодаря своим наездническим навыкам — и поскакала быстрее, не учтя, что слякоть может повлиять на исход — и вот конь выдохся и не мог больше двигаться.
Вдали раздался топот копыт. Дождалась.
Ширин огляделась — слева река, справа редкие деревья, лес далеко, спрятаться негде. Отцепив лук от седла, она вынула из колчана стрелу, приладила к тетиве и стала ждать, что будет дальше.
Вскоре появился на хувудваге всадник, ведущий в поводу вторую лошадь. Сердце Ширин радостно забилось. С одним всадником она справится, и поедет дальше — ведомая лошадь наверняка свежая. Кто он, этот всадник — не имеет значения. Ее учили — в особых отрядах в военное время людей посторонних не делят на своих и чужих. Все посторонние — чужие, достижение цели в кратчайший срок — главное. Ширин потянула тетиву и прицелилась. Всадника спасло то, что именно в этот момент лошадь Ширин дернулась и начала падать на бок. Ширин отскочила в сторону, а всадник крикнул:
— Елена, не стреляй, я еще не завтракал!
Голос показался ей знакомым. На всякий случай, как только она снова обрела равновесие, Ширин не опустила лук, готовая в любой момент снова натянуть тетиву.
Лель соскочил на землю и приблизился, ведя обеих лошадей под узцы.
— Хорошо, что я тебя здесь догнал, — сказал он. — Там дальше путь узкий, с двумя лошадьми трудно пришлось бы.
— Что ты здесь делаешь?
— Чернику собираю. Доброе утро.
— Да, хорошо, но все-таки ответь на вопрос.
— Прогуливаюсь я, — сказал он. — Для аппетита. Очень свежий здесь воздух. Да, вот она, матушка-Русь. — Он потянул воздух ноздрями, изображая восхищение. — Такая, знаешь, очень впечатляющая держава. Очень такая, как бы, непринужденная и эстетически приемлемая. Верховая езда способствует аппетиту, а аппетит я потерял, Елена, как только увидел тебя в первый раз. И сон тоже потерял. И все мысли только о тебе.
Она не поняла, шутит он или нет. Юноша с порочным лицом не улыбался. Но неверные… впрочем, она теперь тоже неверная… иногда шутят не улыбаясь.
— Это ты ехал за мной все это время? — спросила она.
— Наверное я. Лошадь свою ты доконала, помрет лошадка теперь.
— Зачем тебе две лошади?
— Именно для такого случая.
— Не ври.
— На двух лошадях быстрее едешь. Одна устанет — пересаживаюсь на вторую. Говорят, что в дальних степях всадники и на четырех конях ездят. Так можно целый день галопом скакать. Скажи, Елена, я тебе нравлюсь? Правда я обаятельный? Ты тоже обаятельная. И высокая. У меня такой высокой девушки никогда еще не было.
Несмотря на то, что Ширин прекрасно понимала, что он за человек, сердце у нее екнуло слегка, грудь переполнилась — от открывшихся возможностей. Также, она понимала, что лучше бы эти возможности не использовать.
— Ладно, — сказала она. — Давай сюда лошадь.
— Не дам.
— Почему?
— Ты не ответила на мой вопрос.
— И не собираюсь. Давай лошадь.
— Нет.
Ширин протянула руку и схватила уздечку.
— Э, — сказал Лель.
— Хочешь я дам тебе в глаз? — осведомилась она.
— Ну уж сразу и в глаз.
— Отдай уздечку.
— Не отдам.
Она подумала, что он сейчас, как Гостемил, покажет ей язык. Но он не показал ей язык. Тогда она бросила лук и схватила его свободной рукой за запястье. Он вскрикнул от неожиданности и боли, отскочил, затряс рукой. Ширин усмехнулась.
— Ты что! — крикнул он. — Больно же!
— Сам напросился.
Подняв лук, она пристроила его к седлу, перекинула лямку сумы через плечо, поправила бальтирад, и сунула ногу в стремя.
— Ну и езжай, — сказал он. — Подумаешь. Все равно князя там нет.
Ширин выпростала ногу из стремени.
— Как это — нет? И откуда тебе известно, куда я еду?
— Как тебя просто поймать на слове. Сама же и призналась, что едешь к князю.
— А зачем мне это скрывать?
— Ну, как же… Я могу, например, рассказать об этом кому-нибудь.
— Не можешь.
— Почему же?
— Потому что я тебя сейчас убью.
Он почти поверил и попятился.
— Ну, знаешь ли, — сказал он.
— Не бойся, это быстро, — пообещала она, приближаясь.
— Елена, я пошутил, я… да постой же!..
Она схватила его за горло.
— Пошутил… — прохрипел он.
Одним движением она швырнула его на землю.
— Трус презренный, — сказала она. — Трусам никто не верит. Езжай, рассказывай.
Он поднялся на ноги и оглядел себя.
— Удивительно, — сказал он. — Три дня ехал, берег одежку, следил, чтобы грязь на нее не попадала. Вечерами чистил. И вот — встретился с тобой, и весь в грязи.
Ширин вскочила в седло.
— Езжай, езжай, — сказал он. — Князя ты там не найдешь.
Ширин обернулась.
— С чего ты взял, что его там нет?
— Справки навел по дороге.
— Ты глуп.
— Возможно. Но ведь ты рассчитываешь встретить его еще до Первого Волока? Идут, мол, по реке драккары. Не так ли?
— Тебе-то что?
— А то, что отклонился князь от обычного своего пути. Доедешь ты до Волока, переправишься, и дальше поедешь. И, возможно, у Второго Волока спросишь кого-нибудь, не встречали ли князя? А они задумаются, бороденку почешут, травинку пожуют, да вдруг спросят, «Князя-то?» И ты, топнув от нетерпения ногой, скажешь, «Да, князя! Встречали?» Они еще подумают, да скажут, «В позапрошлом году встречали. Псковского. Только запамятовали, как звать его».
Ширин засомневалась.
— Ну так где же князь? — спросила она. — По-твоему?
— Драться не будешь?
— Буду, если не скажешь.
— Ага, ну что ж. Дерись.
Лель взял вторую лошадь под узцы, погладил ей гриву, и вдруг одним прыжком вскочил в седло.
— Ты врешь, — сказала Ширин.
Лель не ответил.
— Постой.
Он пожал плечами.
— Постой же.
Он развернул коня.
— Куда же ты?
— В Киев, — сказал он. — Там интереснее. А вообще-то соображать надо, Елена Прекрасная! — он снова развернул коня. — Едет за тобой человек три дня, все бросил, и все для того, чтобы его во лжи уличили, так, что ли? Не нравлюсь я тебе — так и скажи, но зачем же напраслину возводить?
Некоторое время они смотрели друг другу в глаза.
— Ну, хорошо, — сказала Ширин. — Не врешь ты. Так где же князь?
