— Что? — спросила она.
Он не ответил. Подхватив сверд и сленгкаппу, он вышел из польского хорлова терема и огляделся. Несколько человек бежали, сломя голову, в разных направлениях. Послышались крики. Хелье определил, с какой стороны они доносятся, и пошел туда. Шум нарастал.
Вскоре показалась городская стена, ветхая, дурная, и ворота, которые спешно запирали человек двадцать ратников, и еще около тридцати человек толпились рядом, и несколько лезли на стену. Кричали ратники невразумительно, но Хелье, услышав шведскую речь, начал понимать.
— Что, испугались Яна Альбрыка? Правильно испугались. Уж он-то вам покажет, — зло сказал голос рядом.
Хелье обернулся.
— Я не с ними, — сказал он.
— Да, как же, — не поверил поляк. — Идет Ян принимать назад свои владения. Всех вас, шведских свиней, вон отсюда, так-то вот.
Ян Альбрык был местный землевладелец. Очевидно, весть о возвращении Казимира дошла до этих краев. Ссыльный Ян, наверное, собрал дружину — и гонит перед собой силы Неустрашимых, а они прячутся в городе и запирают ворота.
Паром, вспомнил Хелье. Наверняка сейчас кто-то спохватится и побежит, к кому Ян имеет счеты и претензии, и паром уедет, а мы тут жди. Листья шуршащие!
Он напрямик кинулся к реке, добежал, повернул — и точно. Парус посудины виднелся вдалеке, направляясь к противоположному берегу. Паром шел тяжело — желающих переждать драку в безопасном месте набралось множество. И наверняка, подумал Хелье, столько же ждет на берегу. Монахи наши перепугаются.
* * *
От шайки Лудвика и Луцины, бежавшей от того же грозного Яна, оставалось четверо, включая самого Лудвика и Луцину, но в Бродно ночью к ним присоединились еще двое из местных, которых Лудвик знал по прошлым набегам. На берегу, в камышах, спрятана у них была лодка, на которой предстояло им идти вверх по течению до следующего поселения. Паника в городе, бегущие полуодетые люди — сигнал, зов, призыв. Во время паники охрана не выполняет свои функции. Чем поживиться в Бродно? Нищее поселение, да к тому ж здесь несколько раз восставали. Единственное место, где можно рассчитывать на добычу — крог. Как раз по дороге к реке.
Один топор, две дубины, два сверда, и один лук — компания вошла в крог, по-хозяйски его оглядела, и разделилась. Лудвик отправился на поиски хозяина, остальные остались в столовом помещении. Двое стерегли дверь, двое подошли к печи и принялись за еду, роняя на пол большие куски, а Луцине приглянулись притихшие у стола возле стены монахи. Крепкая Луцина, улыбаясь порочно, со свердом в руке подошла к ним, поставила одну ногу на ховлебенк возле Андрея, и сказала:
— Чем живете, куда путь держите, убогие?
Застав хозяина в спальне, Лудвик понял, что ему повезло — хозяин как раз, напуганный шумом в городе, был занят перепрятыванием сбережений. Оглушив его обухом, Лудвик ссыпал золото в суму, опытным взглядом обвел комнату, перевернул ложе, поддел крышку потайного люка, и извлек из тайника стопку золотых динаров.
Вернувшись в столовое помещение, он обнаружил, что вся компания, вместо того, чтобы быть начеку, собралась в кружок, Луцина увлеченно избивает одного из монахов, а двух других держат за руки и за волосы.
— Что за веселье в неурочный час? — осведомился Людвик.
Луцина, врезав лежащему на полу монаху ногой, и еще раз, символически поправила растрепавшиеся волосы и радостно сказала:
— Этот сморчок сказал мне, что я блудница.
Людвик хмыкнул.
— Кроткие они только на вид, — заметил он. — А как язык-то распускать, так кротость куда-то девается сразу. Как смеешь ты оскорблять мою женщину, а, чернец? Непримиримый ты.
Он подмигнул своим и тряхнул сумой. В ней звякнуло золото. Мужчины закивали с энтузиазмом. Двое удерживаемых монахов дернулись, и держащие их усилили хватку и встряхнули обоих.
— Что ж, — продолжал Людвик. — Время военное. Подождите-ка.
Он прошел к двери и приоткрыл ее.
— Волоките их сюда, всех троих, — приказал он. — Как раз тут Пиорун стоит.
Монахов выволокли в палисадник и подтащили к столбику.
— Вот сейчас мы проверим, какие вы непримиримые, — сказал Людвик. — Вот этот пусть будет первый, — он указал на Исая.
Шайка с ухмылками поставила Исая перед столбиком.
— Кланяйся Пиоруну, — приказал Людвик. — А потом и мне поклонишься. Пиорун — бог воинов, а я — твой личный бог, ибо от меня зависит, останешься ты жив или нет.
Бледный Исай молчал. Людвик взял его за шею и ткнул грязным кулаком в глаз. Исай вскрикнул.
— Не тронь его! — крикнул красноречивый Матвей, но его стукнули наотмашь в зубы.
— Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым, — сказал Исай, пригнувшись, держась рукой за глаз. — И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, Иже от Отца рожденного прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна…
— Не те слова говоришь, — заметил ему Лудвик. — Кланяйся Пиоруну, курва!
Исай распрямился.
— …рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша. Нас ради человек и нашего ради спасения сошедшего с небес и воплотившегося от Духа Свята и Марии Девы…
Ловким движением Лудвик раскроил Исаю череп и, покачивая окровавленным топором, посмотрел на двух оставшихся. Избитого Андрея хотели было поволочить к столбику, но Лудвик остановил их.
— Проси сперва прощения у женщины моей. Встань на колени и проси прощения.
Андрей упал на колени перед Луциной. Она улыбнулась злорадно.
— Прости меня, добрая женщина, — сказал он. — Бес меня попутал, я был несдержан, в грех вошел, оскорбил тебя.
— Вот, этот правильно говорит, — похвалил Лудвик. — А теперь их обоих, сюда. Время военное, некогда нам очередь соблюдать.
Матвея и Андрея подтолкнули к столбику. Матвей поспешно поклонился Пиоруну. Андрей, только что просивший прощения у Луцины, безмятежно посмотрел в ясное полуденное небо.
— Тебя что же, отдельно просить? — удивился Лудвик.
— Просить меня не нужно, ибо это бесполезно, — сказал Андрей. — Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли…
Лудвик приставил лезвие топора к шее Андрея.
— Так-таки веруешь? И просить бесполезно?
Из-за угла крога появился Дир, только что справивший физиологические нужды. Он очень удивился тому, что увидел, и, огромный, грузный, неуклюжий, в одной рубахе, направился прямо к группе.
— Ого, — сказал он, рассчитывая обратить на себя внимание.
— Дир, не… — попытался остановить его окликом Андрей, но один из разбойников ткнул его ножом в печень, и Андрей осел на землю. Матвей, воспользовавшись моментом, кинулся было бежать, но другой разбойник ударил его дубиной по голове, и Матвей упал. Вторым ударом разбойник размозжил ему череп. Дир, видя все, побежал к группе, но лишний вес очень ему мешал.
Двое со свердами отделились от группы и пошли Диру навстречу. Не замедляя шага, Дир дал им приблизиться, а затем почти не глядя протянул плавно руку и стукнул того, что слева, в ухо. Короткий мощный удар свалил разбойника наземь, сверд вылетел из его руки. Повинуясь инстинкту и опыту, Дир бросился на землю. Следовало схватить сверд, перекатиться, вскочить на ноги, качнуться к группе обманным движением, а затем быстро податься назад и уложить второго свердоносца. И уже после этого навалиться на остальных. Все это было бы произведено — мгновенно, запросто, легко — лет пятнадцать назад. Повеселился бы Дир, порадовался бы азарту схватки, а потом скромно, пряча тщеславие, улыбался бы двум оставшимся в живых монахам. Теперь же, бросившись наземь, Дир управился ухватить рукоять сверда, но ухватил неловко, не в полный захват, перекатился медленно, а сразу подняться у него не получилось. На него накинулись и стали бить дубинами, а он сжимал зубы и думал, что сейчас поднимется, и они будут у него лететь в разные стороны, падать, ломаться пополам. Но подняться все не получалось. Брызнула кровь, один из ударов дубиной пришелся по почкам, еще один вывел из строя правое бедро. Четыре яростные пары рук схватили его, поволокли к столбику, бросили лицом вниз. Дир крякнул, оперся руками, приподнялся. Поискал глазами друзей, но вокруг виделись лишь звериные оскалы. Он перевел взгляд на столбик. Подтянув колено функционирующей ноги, он с хриплым криком поднялся, стараясь не потерять равновесие и игнорируя боль.
— Кланяйся Пиоруну, — сказали ему.
Дир скосил глаза вправо, где в луже крови лежал мертвый Исай.
— Пиоруну? — переспросил он.
— Пиоруну.
Дир продолжал смотреть на Исая. Затем медленно перевел взгляд на ухмыляющиеся полузвериные морды, на глаза, полные злорадства, и вдруг ему стало так противно, как не было противно никогда в жизни. Он снова посмотрел на мертвого Исая.
