— Значит, на этом варианте и останавливаемся? — уточнил Вячеслав Владимирович, подводя черту под обсуждением на семейном совете.
— Да, но вся эта затея мне очень не нравится — высказала свое мнение супруга.
— Да — кивнул сын.
Через полчаса, когда полковник, сидя в кабинете за письменным столом, внимательно перечитывал дневники Гальдера, в дверь постучались.
— Да — разрешил Вячеслав Владимирович, по манере стучаться мгновенно узнавший сына — супруга стучалась иначе.
Вошедший в кабинет отца сын автоматически окинул помещение взглядом — и в этот момент у него под ногами в комнату пролетела серая молния. Мужчины синхронно улыбнулись — любимец семьи, усатый и полосатый хищник, был в своем репертуаре, принципиально не признавая никаких границ и запретов. Молния притормозила у дивана, обернувшись здоровенным котярой, за восемь кило весом, широкогрудым, с мощными лапами. Котофей, убедившись в том, что его прорыв на запретную территорию прошел успешно, неторопливо запрыгнул на диван и вальяжно развалился на нем, всем своим видом выражая вопрос: "Ну и что вы мне сделаете?"
— Матроскин, хвост надеру! — ритуально пригрозил Ленков-младший бесцеремонному до полнейшего нахальства хвостатому паршивцу.
Матроскин, столь же ритуально, изобразил полнейшую невинность "а ля "сестрица Аленушка"": дескать, дверь была открыта, вот он и вошел; и, вообще, гнать с дивана бедного, несчастного котика есть зверство, не имеющее аналогов в истории. Умен был, шпана подзаборная — умен и хитер, отлично зная, за что действительно схлопочет по мягкому месту, а, что пройдет для него без малейших последствий, не считая дежурного обещания "надрать хвост поганцу".
— Ладно, черт с ним, пусть сидит — улыбнулся Ленков-старший, прощая желтоглазому нахалу очередное хулиганство — и ты садись. Кофе с коньячком хочешь?
— Чашечку — с удовольствием — отозвался наследник.
— А больше и не стоит — нам сегодня предстоит поработать, так что не следует туманить головы алкоголем — высказался Вячеслав Владимирович — накрой на столе и достань сигариллы, мне вчера ребята привезли с Кубы; я пока сварю кофе.
Сын поднялся, подошел к стоявшему у правой стены небольшому шкафчику, достал посуду из кофейного сервиза, сахарницу, снял с верхней полки коробку сигарилл — и занялся сервировкой стоявшего у дивана, по той же стене, журнального столика, за которым, по давней семейной традиции, употреблялся кофе в отцовском кабинете. Матроскин, глядя на это, недовольно сощурился, понимая, что сейчас его варварски утеснят — но, увы, кофепитие автоматически предполагало размещение людей на нежно любимом котом диване, на котором так вольготно было возлежать в одиночестве. Выражать же протест против вопиющего попрания кошачьих прав было чревато щелчком по носу или шлепком по попе — получалось не больно, но жутко обидно для грозы окрестных котов и любимца кошечек. Полковник тем временем включил электронагреватель в маленьком, наполненном песком, мангале, стоявшем в уголке у окна слева — и, пока песок нагревался, подошел к книжным стеллажам, занимавшим почти всю левую стену кабинета. Там находились и несколько бутылок с коньяком. Сын, глядя на это, привычно подумал, что темный, сделанный из дуба, стеллаж, не гармонирует с остальным кабинетом, выдержанном в светлых тонах — но очень уж был хорош стеллаж, вместителен, основателен и надежен.
— Ты какой коньяк будешь пить? — осведомился отец.
— Пожалуй, "Ахтамар" — ответил сын, предпочитавший армянские и крымские коньяки, в отличие от главы семьи, любившего французские коньяки.
Отец хмыкнул — и неожиданно сообщил: "Изменю я сегодня "Реми Мартену" с "Ахтамаром".
Через двадцать минут кофе был готов — и мужчины молча выпили вкуснейший напиток, сопровождая этот процесс неспешным курением крепких сигарилл.
— Па, можно тебя спросить? — очень осторожно спросил сын, когда принятая в семье прелюдия к серьезному разговору была завершена.
— Да, сына — доброжелательно улыбнувшись, разрешил отец.
— Нельзя ли узнать, что ты собираешься делать? — столь же осторожно поинтересовался наследник.
— В том смысле, как я собираюсь проводить операцию? — уточнил отец, предварительно включив скэллер.
— Разумеется, если можно — подтвердил сын.
— Не веришь своим глазам — утвердительно улыбнулся Вячеслав Владимирович.
— Не то слово — я вообще в шоке, ведь ты никогда, ни при каких обстоятельствах ни слова не говорил о службе — уточнил сын.
Видишь ли, строго говоря, это ведь не служба, и, даже не какие-то околослужебные дела — это мероприятие вообще ни в какие рамки не укладывается — пояснил свою позицию отец — а вы с матерью имеете право знать, в чем дело, поэтому я и рассказал все.
— Спасибо — серьезно поблагодарил сын.
— Пожалуйста — ответил Вячеслав Владимирович.
— А что касается операции — в первом приближении она выглядит так: во-первых, подготовить РККА к современной маневренной войне, во-вторых, "обкатать" ее в предвоенных конфликтах, в-третьих, по результатам этих конфликтов обеспечить СССР максимально выгодные стратегические позиции к началу войны. Тут возникает возможность серьезного изменения истории — во-первых, история может пойти по известному нам сценарию, этом случае надо будет обеспечить "Барбароссе" "теплую" встречу "по мотивам" Курской дуги; далее действовать по обстановке. Но возможны и другие сценарии.
— Дело в том, что вопреки утверждениям советской пропаганды, агрессия Третьего Рейха против нашей страны вовсе не была чем-то железно предопределенным. Там хватало стопроцентных русофобов — но дело в том, что в июне 1940 года Германия оказалась перед стратегической дилеммой, добивать ли Великобританию или начинать войну с нами.
— Против "английского варианта" было многое и многие: свою роль сыграли и негласные соглашения, заключенные Гитлером с англосаксами, недаром ведь в Рейх до весны 1944 года через нейтральные страны потоком шло стратегическое сырье и промышленные товары; и понимание того, что выгоды десанта на Остров, строго говоря, минимальны — как выразился сам Адик "Если Англия будет повержена, то это будет достигнуто ценой драгоценной арийской крови. Тем временем, Германия не располагает флотом, необходимым для того, чтобы взять под контроль британские колонии; поэтому наибольшие выгоды из разгрома Великобритании извлекут Соединенные Штаты и Япония"; и то, что Гитлер, серьезно относившийся к расовой теории, в Первую Мировую воевал против лимонников — и сделал на основе полученного опыта вывод, что англичане являются несомненными арийцами. Все это сыграло роль "гирек на весах" — какая-то весила больше, какая-то — меньше — но значение имели все.