Илья Игнатьевич во весь опор мчался на коне, за ним мчалась его охрана в количестве десяти человек.
Остальной обоз, с которым он уезжал в небольшой уездный городок, теперь плелся неспешно, вслед за ними.
Он ехал с одной мыслью, — только бы успеть, только успеть. Может его Катенька, обожаемая дочурка, единственная память о Натали, на которую она так похожа, не успела прочитать ту гадость, мерзость, которую он дал ей собственными руками.
Он даже застонал от злости на себя, и еще раз обозвал всеми словами, которые у него остались в голове со времен гусарской юности.
Как обычно он в городе остановился у своего приятеля князя Андрея Шеховского, с которым они вместе воевали француза. Князь был гораздо старше своего друга и уже практически не выезжал, поэтому очень радовался его приезду.
Вчера вечером они сидели и как обычно решили перекинуться в картишки. Они любили штос, особенно после того, как ознакомились с произведением поручика Лермонтова.
Вот и сейчас они попивали глинтвейн, перекидывались картами, делая маленькие ставки, и беседовали ни о чем. И тут князь поинтересовался как дела у его любимицы маленькой Катеньки.
— Она далеко, уж не маленькая, — с гордостью сказал Вершинин, — готовится к первому балу, слава богу, мне вывозить ее никуда не надо, и так, все соберутся у меня.
Мне, как отцу, сложно говорить, но кажется, что девочка очень симпатичная и умница. По-французски шпарит лучше меня. Я ей французские романы у нашего книторговца покупаю регулярно. Вот неделю назад купил произведения маркиза де Сада.
Карты выпали из рук князя, и он остекленелым взглядом посмотрел на своего визави.
— Что, я, что-то не то сделал? — встревожено спросил Илья Игнатьевич.
— Кха-кха, — откашлялся князь, — Илья, — а ты сам то читал эти романчики?
— Да, что их читать, дребедень женская, любовь- морковь.,- махнул рукой Вершинин.
Князь кряхтя, встал и подошел к длинным рядам книжных полок. И метко вытащил толстый том.
— На-ка милый друг, почитай вот здесь, а потом вот здесь, — показал он другу отчеркнутые места, напротив которых на широких полях были видны его заметки, написанные тонким кружевным почерком.
Илья Игнатьевич жалобно посмотрел на князя.
— Андрей Григорьевич, ты же знаешь, я не очень с французским в ладу, прочитай сам, пожалуйста, что там показывал.
Когда Илья Игнатьевич услышал то, что читал ровным невыразительным голосом его друг, у него на голове поднялись остатки волос.
— Стой, стой Андрей, я больше не могу этого слушать. Мне надо срочно ехать в имение, бедная Катенька, я собственными руками вручил ей эту мерзость.
Но сначала я убью этого мерзавца, этого Миронова, который, не стыдясь, продал мне это!
Князь тронул друга за плечо:
— Илья, послушай дружеский совет. Во-первых, никуда не езди в ночь, не ищи приключений там, где можно без них обойтись. Во-вторых, если твоя дочка хорошо воспитана, то, даже прочитав эти, с позволения сказать сочинения, она хуже не станет.
В-третьих, ты говорил Аркадию Дмитриевичу, что покупаешь романы для дочери?
— Нет, — ответил растерянно Вершинин.
— Ну, тогда почему ты хочешь его убить, он то наверно считает, что сделал тебе большое одолжение, ведь на самом деле — это большая редкость.
Так, что езжай завтра, и если Катенька еще не прочитала эти книги, то забери их у нее.
И не допытывайся, читала она их или нет, не принуждай ее лгать.
***
Обычно Катенька вставала в одиннадцать часов, потом завтракала, и потом уже начиналось музицирование, прогулки с мадам Боже, потом обед с папенькой и Феклой, а потом, она делала, что ей вздумается. Читала, примеряла наряды. И все прочее.
Но сегодня она проснулась раньше, чем обычно. Когда она зазвонила в колокольчик, полуодетая Аленка примчалась с выражением ужаса на лице.
— Барышня, Екатерина Ильинична, что стряслось, может вы занедужили, за дохтуром звать надо?
— Ах, Аленка, ну что несешь, какой доктор. Просто я решила, что мне надо сегодня встать раньше. У меня есть неотложное дело.
Аленка заткнулась на полуслове, и по выражению ее лица можно было понять, что за доктором пошлют немедленно.
— Что за дело у вас такое важное, Катерина Ильинична, Можно спросить?
Катенька села в кровати, пеньюар у нее упал, обнажив худенькие белые плечики и грудь.
— Как цыпленочек, — жалостливо подумала Аленка, пышущая здоровьем, — а ведь ест как отец, и куда у нее все уходит.
— Аленка, — сказала решительно барышня, — вчера ко мне приводили дурака, я подумала и решила провести опыт. Как-то случайно прочитала в одном журнале, что дураки не могут учиться. Поэтому хочу попробовать научить этого, как его звать?
— Николка, — подсказала Аленка.
— Да, да — Николку, хочу научить читать и писать.
Аленка про себя засмеялась,
— Барышня, — так он умеет читать и писать, говорили, что он даже церковные книги читает и на клиросе поет.
Лицо Катеньки на миг приобрело смущенный вид, но вскоре разгладилось.
— Ничего, тогда я буду учить его французскому языку.
— Так все же зачем вы барышня встали так рано. Можно было бы и позже, встать?
— Ты не понимаешь глупая девка, — разозлилась Катенька, — мне же надо подготовиться к занятию. Немедленно помоги сделать прическу и достань шкатулку с драгоценностями. И румяна свежие достань. Я с утра обычно немного бледна.
Ничего не поделаешь и Аленка, приступила к делу, хотя ей очень хотелось спать. В отличие от своей госпожи, она до двух ночи занималась тем, чем должна заниматься молодая женщина. Причем ее друга проблема косоглазия совсем не волновала.
Николка первую ночь на новом месте спал плохо. Вначале не мог заснуть из-за множества мыслей, с тех пор как он получил возможность связно мыслить, он все пытался понять, что же собственно с ним случилось. Ту жизнь придурковатого подростка, он помнил не очень хорошо, она представала в его памяти чередой цветных застывших картинок, которые было сложно разобрать. Но по мере того, как он осваивался в новой жизни, вопросов у него возникало все больше. Вот сейчас лежа на топчане и слушая Лешкино сопение, он думал, что и как будет делать дальше. Единственное, что для него было уже решено, крепостным он не останется, и воспользуется любым шансом, чтобы изменить свою жизнь. Но все же его одолел сон. Спал он все равно плохо, крутился и чесался, потому, что клопы, кишевшие во флигеле, с яростью набросились на свеженькую жертву.
Рано утром он проснулся по привычке, выработанной за последние три месяца работы батраком. Лешка еще храпел вовсю, и даже не думал просыпаться. Николка встал и сбегал на улицу, где, спрятавшись за дерево, опустошил мочевой пузырь, потому, как где находится нужник, показать ему никто не удосужился.
