– А снаружи?
– Так ты ж, сам говоришь – философ. Что у тебя красть-то? Разве только мысли.
Лешка только крякнул – вот так ехидная бабка!
– Ладно, иди, рыбу жарь.
– Уж пожарю, не сомневайся.
– Вина принести не забудь. Надеюсь, это входит в стоимость жилья?
– Входит, входит, – уходя, успокоила постояльца старуха.
К удивлению беглеца, предоставленная ему комната оказалась вовсе не такой плохой, как ему представлялось, судя по состоянию дома. Узкая, с низеньким – дотянуться рукой – потолком, но вполне даже уютная – с большой деревянной кроватью, столиком и покосившимся табуретом. Для одного – в самый раз. Окно небольшое, но в случае чего пролезть можно. Так… Куда выходит?
Сняв забранную слюдою решетку, Алексей распахнул ставни. Окошко выходило во двор, а совсем рядом рос ветвистый платан, а в углу, у самого забора, виднелась копна соломы – что было вовсе неплохо на случай непредвиденного бегства. За платаном виднелись еще несколько подобных доходных домов, а за ними – мощная городская стена и море. Неплохой вид, черт побери!
Налетевший с моря ветерок разогнал облака, и радостное солнце укололо своими сверкающими лучами глаза постояльца. Лешка прищурился и, вставив слюдяную решетку в пазы, растянулся на ложе. Кровать натужно заскрипела, но выдержала – видать, и не такое еще выдерживала, судя по скабрезным рисункам на стене в изголовье. Рисунки, выцарапанные, такое впечатление, гвоздем – и явно не без некоторой доли определенного художественного таланта – изображали различного рода бытовые сценки, большей частью сексуального характера. А около бесстыдно расставившей ноги пышногрудой девицы было написано – «Мелезия – похотливая шлюха». Кто бы сомневался, судя по позе. А вот еще надпись – «бабка Паскудница – сволочь». Ну, это понятно. Здесь же, рядом – «Епифан – содомит» и «плотники – пьяницы и дебоширы», а еще ниже, уже почти что на уровне набитого соломой матраса, нарисован смешной такой человечек с длинными большими ушами – и подписано – Созонтий. И еще – «опасайтесь». Что еще за Созонтий такой длинноухий? И почему его нужно опасаться?
Снаружи, за дверью, послышался скрип, а затем – шаги. И стук.
– Кто там? – Лешка на всякий случай приготовил кинжал – в таких домишках с неосторожными постояльцами случается всякое.
– То я, Виринея. Рыбу принесла и вино.
Вскочив с кровати, Алексей с готовностью отворил дверь.
Поставив на столик вкусно пахнувший поднос с разложенными на пресной лепешке мелкими жареными рыбешками и большой глиняной кружкой, старуха пожелала жильцу приятной трапезы и удалилась.
Тут только почувствовав, что проголодался, Алексей набросился на еду с большим аппетитом, несмотря на то, что рыба оказалась костлявой, лепешка – черствой, а вино – кислым, как уксус. Если б старший тавуллярий страдал изжогой, то она, несомненно, появилась бы от такой пищи, ну, а так обошлось отрыжкой.
Повалявшись немного на ложе, новый жилец спустился вниз и, посетив расположенные, как обычно, под лестницей удобства, зашел в «рецепшн», поболтать с бабкой. Пусть та и сволочь, как безапелляционно утверждала надпись, однако нужно было хотя бы что-нибудь выяснить о соседях.
– А, соседи? – Виринея Паскудница охотно поддержала тему. – Хорошие люди. Все вот, как ты – на заработки приехали.
– Да я не на заработки, а для ученых диспутов! – оскорблено поправил Лешка. – Ну, может, прочту где-нибудь пару-тройку лекций о сути вещей – заработаю. Уж голодать, всяко, не буду!
– Ну, дай-то Бог, дай-то Бог, – закивала бабка. – Надолго ты к нам, Алексий?
– Как дела пойдут, – уклончиво отозвался беглец. – Так что у нас с соседями?
– А! Так я и говорю – хорошие люди. Под тобой, на первом этаже – артельщики, плотники с Лемноса, это остров такой…
– Да знаю.
– Ну вот. Их там много – дюжина – так все вместе, на первом этаже, и живут. Народ солидный, спокойный.
Ага, спокойные – подумал Лешка, вспоминая прикроватную надпись – «плотники – пьяницы и дебоширы». И тут же спросил:
– А на втором, рядом со мной – кто?
– Напротив тебя живет один юноша, Епифан – вежливый такой, обходительный, хочет поступить на службу в таможню – каждый день в порт ходит, возвращается довольный, видать, дела хорошо идут!
Угу, довольный, а как же! Судя опять же по надписи…
– Ну и в начале коридора – паломница, девица Мелезия, комнатку занимает – скромница, каких мало. Все на богомолье по церквям ходит.
– Так-так… скромница, значит…
– Скромница. А напротив нее один богомолец живет, строгих правил – Созонтий.
Созонтий! Интересно его изобразил бывший постоялец. Кстати, что с этим постояльцем случилось? Убили, кажется?
– Да, случайно в драке пырнули ножиком, – неохотно подтвердила Виринея. – Был человек – и нет человека. О-хо-хо, грехи наши тяжкие.
Старуха набожно перекрестилась на висевшую в углу икону, засиженную мухами до такого состояния, что при всем желании было не разобрать, кто именно на ней изображен – то ли Николай Угодник, то ли Матерь Божия.
– Значит, говоришь, хорошие тут жильцы, спокойные?
– Хорошие, хорошие, господин мой! Спокойней некуда. Ну бывает, конечно, побуянят малость, ну ножичками помашут… Жизнь такая – всяко случается!
– Это не они, часом… моего предшественника – того, ножичком?
– Не, это и не у нас вовсе случилось. В развалинах. Ты, мой господин, мимо них ночью-то не ходи… да и днем – неспокойно.
Ага, неспокойно. А то Алексей в развалинах по ночам гулять собрался – лунатик он, что ли?
А вообще, «хорошие» соседушки попались… опять же – судя по надписям. Целый паноптикум! Один – содомит, другая – шлюха, третьи – дебоширы и пьяницы. Впрочем, какой дом – такие и постояльцы, нечего тут и желать лучшего. Главное – вряд ли его хоть кто-нибудь здесь искать будет. Существовала, правда, вероятность напороться на знакомых, но очень небольшая – почти все Лешкины друзья и коллеги жили в противоположном конце города – за площадью Тавра, ближе к Феодосийской гавани. Так что неплохо покуда все складывалось, очень даже неплохо. Теперь можно было спокойненько осмотреться да поразмышлять обо всем случившемся.
А размышлять было над чем! Лешка начал издалека, с того самого момента, когда почувствовал, как непосредственный его начальник – Хрисанф Злотос – начал уж слишком сильно вредничать. Когда это началось? Да месяца два назад. Да – два месяца, или даже чуть больше – как раз в самом конце лета. И до этого конечно же бывали всякие придирки – Злотос Алексея терпеть не мог, однако не мог и выгнать со службы – Лешка пользовался большим уважением коллег и поддержкой прежнего начальника – Филимона Гротаса, давно ушедшего на повышение в центральный аппарат ведомства. Так что пакостить по-крупному Хрисанф опасался, все больше гадил по мелочи: то не впишет старшего тавуллярия в месячный отчет на премию, то занизит показатели, то поручит какое-нибудь нарочито мелкое, не по статусу мелкое, типа разбитых горшков в доме на улице Медников, что близ площади Тавра. Неизвестные хулиганы, видите ли, разбили там у старушонки-владелицы, выставленные на подоконнике горшочки с цветами – герань к чертям собачьим разнесли и две настурции, вот ироды-то! Мелкое вроде бы дело – постыдно для Лешки мелкое! – а попробуй-ка, отыщи лиходеев – улица Медников бойкая, считай, каждый день по ней сотни три народу проходит: утром – в гавань, вечером – с гавани. Нескоро виноватых отыщешь – вот и повод для постоянных выговоров и упреков начальства! Да, честно говоря, старшему тавуллярию жалко было на подобные, с позволения сказать, дела время свое тратить. В то время как крупные уличные банды совсем уже обнаглели и грабили путников прямо у самой площади! Да еще главное было дело – о возможном заговоре против имперской власти, заговоре явно в пользу турок, ими же и финансируемом. И нити, как удалось установить Алексею, тянулись высоко-высоко во дворец… Тянулись-тянулись – и дотянулись – сам Лешка в этом же заговоре и был обвинен! Вот именно! Они – старший тавуллярий пока еще не знал конкретно, кто именно – все всяких сомнений, долго и тщательно готовились, не торопились. Первые сведения о готовящемся заговоре поступили еще в мае, от старика Моген Даша, владельца корчмы на улице Пиги, скупщика краденого и по совместительству – давнего агента сыскного секрета, да не секрета в целом, а лично протокуратора господина Маврикия, чье место сейчас как раз и занял Филимон Гротас, а сам Маврикий подался еще выше. В общем, Моген Даш информировал, что в его таверне собираются периодически весьма странные люди – явно не из простых, сидят, еду не заказывают, пьют мало и словно бы поджидают кого-то. Средь них – некто Алос Навкратос, миллионер, владелец транспортной конторы, еще лет пять тому назад заподозренный в связях с турками, но тогда в отношении его не было никаких доказательств… как, впрочем, и сейчас.
