Как отмечает критик Жан-Мари Апостолидес в своей работе «Метаморфозы Тинтина» (1984), образ Красного моря у Эрже выполняет сразу несколько взаимосвязанных функций. Во-первых, море символизирует изоляцию от мира: Тинтин и Хэддок плывут на плоту, а вокруг рыщут разнообразные акулы, причем самые опасные – «акулы двуногие». Во-вторых, в книге содержится упрек читателям, которые в период оккупации читали комиксы Эрже, а сразу после Освобождения поспешили его заклеймить. «Я вас выпустил на волю, а вы как меня отблагодарили? Сшибли с ног!» – кричит Хэддок на африканцев, перепутавших его со своими тюремщиками. В-третьих, Эрже перелицовывает политические стороны своего мира. Пример – летчик Скут. Он эстонец и, по идее, воевал на стороне Германии. Вначале Скут атакует Тинтина и капитана, но в итоге становится их другом. То есть Эрже приводит бывшего пособника нацистов на сторону добра. И, наоборот, окружив Растапопулоса коллегами-нацистами, Эрже «стирает» его семитское происхождение: если Растапопулос якшается с такой компанией, он никак не может быть евреем. А значит, самого Эрже нельзя обвинять в антисемитизме только на том основании, что Растапопулос в его книгах – злодей. Эрже также делает Тинтина и Хэддока союзниками американцев: друзья связываются по радио с американским военным кораблем «Лос-Анджелес», и его моряки прибывают на выручку. Так герои уподобляются борцам Сопротивления (кстати, шифровки, которыми французские партизаны обменивались по радио с войсками союзников, – прообраз сообщений в «Орфее» Кокто).
И все же, несмотря на эти хитроумные перелицовки, чувствуется, что совесть все еще не дает Эрже покоя. Кастафиоре от имени «Искусства» приветствует Тинтина и Хэддока на борту яхты, на которой Растапопулос (именующий себя «ди Горгонзола») дает нескончаемый бал-маскарад, одновременно руководя работорговлей (яхта зовется «Шехерезада», что прекрасно гармонирует со всеми фантастическими историями и «вечным двигателем» плутовства на ее борту). Итак, Кастафиоре – наивное, скомпрометировавшее себя искусство, флиртующее со злом. Ту же роль Кастафиоре сыграет в «Тинтине и Альфа-арте» – пригласит Тинтина и капитана на великосветский раут и познакомит со своими новыми друзьями, Триклером (коварным нефтяником из «Отколотого уха») и Доусоном (в «Голубом лотосе» тот был коррумпированным шефом полиции, в «Акулах Красного моря» торговал оружием). Тот факт, что эти неприятные знакомцы из прошлого упорно преследуют Тинтина по всему циклу, важен вдвойне – а точнее, указывает на двойную уловку Эрже: с одной стороны, он позволяет прошлому всплывать и изобличать его, с другой – отпихивает и дискредитирует своих обвинителей. Именно это происходит в сцене суда («Тинтин и пикаросы»): Эрже допускает в книге судебный процесс, без которого обошлось в его реальной жизни, но придает процессу фарсовый характер, а затем все стирает, прервав трансляцию.
К 1970-м годам Эрже сам себе перелицевал, сделался левым либералом. В беседе с Садулем он заметил: «Миром правит экономика: наш образ жизни предопределен промышленными и финансовыми силами. Разумеется, эти люди не наряжаются в рясы с капюшонами, отправляясь на совещания в свой штаб, но плоды их деятельности – те же самые, что и у клики в капюшонах. Их высшая цель – производство. Производить все больше и больше продукции каждую минуту. Производить, даже если ради этого придется отравить реки, море, небо; даже если придется убить растения, леса, животных. Производить товары и промывать нам мозги, заставляя нас потреблять все больше и больше: все больше автомобилей, дезодорантов, зрелищ, секса, турпоездок…» Садуль спрашивает: «А Тинтин тоже против общества потребления?» «Естественно, он категорически против! – восклицает Эрже. – Тинтин всегда был на стороне угнетенных». Нет оснований сомневаться в искренности этих новообретенных убеждений, хотя, надо признать, в медийно-художественных кругах 1970-х они были самыми удобными в политическом плане, точно так же, как во время войны коллаборационизм был самым удобным выходом. И все же сохраняется любопытный парадокс: несмотря на свою политическую эволюцию, Эрже описывает все тех же злодеев. Для его левацкого мировоззрения и для его правых взглядов господа в рясах с капюшонами, тайные клики из «Сигар фараона» – одинаково эффективная «боксерская груша». Столько всего стерто и нарисовано заново, а сюжетные ходы снова повторяются.
Эрже никогда не отрицал, что переметнулся от правых к левым, но в разговорах «исправлял» свою биографию, старался создать впечатление, будто вообще отошел от политики и предпочел идеологию дружбы. Олицетворяет эту идеологию – как в цикле о Тинтине, так и за его пределами – китаец Чань. В 1933 году, когда завершалась публикация «Сигар фараона» в Le Petit Vingtième, Эрже объявил, что теперь Тинтина ждут приключения на Дальнем Востоке. Вскоре художник получил письмо от некоего аббата Госсе, который опекал китайских студентов в Лувенском католическом университете. «Если вы опрометчиво нарисуете китайца с косичкой, – писал Госсе, – или заставите его поедать ласточкины гнезда и восклицать “Хи! Хи! Хи!”, вы раните моих студентов в самое сердце. Они читают Vingtième Siècle и обожают Le Petit Vingtième!» Чтобы не допустить появления стереотипов в новой книге (кстати, в «Тинтине в Стране Советов» Эрже уже сплоховал, изобразив китайцев с волосами, заплетенными в косички), Госсе вызвался «одолжить» Эрже «консультанта» – одного из своих студентов. Эрже принял предложение и в мае 1934 года, в возрасте 27 лет, познакомился с 26-летним студентом по имени Чань Чунь Жэнь. Они встречались много раз.
В плане художественной формы Чань – кстати, он и сам был художником – оказал на творчество Эрже просто колоссальное влияние. Он давал ему уроки китайской каллиграфии, и стиль Эрже-графика стал глубже и изящнее. Он досконально описывал цветовую гамму и пейзажи своего родного Шанхая, вплоть до вывесок и рекламных щитов на улицах. Поэтому «Голубой лотос» – самый богатый в визуальном плане том цикла о Тинтине. Но это еще не все: рекомендации Чаня привили Эрже любовь к достоверности, и отныне он старался, чтобы антураж и костюмы соответствовали реальным.
Чань оказал огромное воздействие и на мировоззрение Эрже. Подорвал его европейский абсолютизм, заставил взглянуть на мир в глобальном, релятивистском ракурсе. Если для европейцев китайцы – бессердечные детоубийцы, насильно бинтующие ступни женщинам, а китайцы растут в убеждении: «Все белые дьяволы – развратники», то причина лишь в том (объясняет Тинтин в «Голубом лотосе», перенося в книгу беседы Эрже с Чанем), что «разные народы слишком мало знают друг о друге». На протяжении нескольких месяцев Чань и Эрже встречались еженедельно, по воскресеньям. За это время они сдружились, и когда книга сложилась, Эрже отдал Чаню высочайшую дань уважения – сделал его одним из главных героев, первым настоящим другом Тинтина.
