Яркой вспышкой овации ослепили секундную тишину. В банкетном зале Парка Истории Цивилизации присутствующие вставали, выражая почтение директору и вдохновителю этого проекта.
— Давайте постараемся сегодня не засиживаться, с утра все должны быть "как огурчики", — на прощание пошутил выступающий.
Белоусов Валерий Иванович
021: Рацуха
(На правах рукописи) -2012
Восьмое января 2061 года. Восемь часов одиннадцать минут. Двадцать три минуты до аварии.
Младший инженер Комплексной Опытно-Методической партии N5 Лаборатории Физических Методов Анализа Бронницкой Геолого-геохимической экспедиции Института Минералогии, Геологии, Геохимии, Кристаллографии и Кристаллохимии имени проф. Овчинникова Валерий Тазретович Бесоев, широко известный в узких девичьих кругах Общежития номер один (кстати, а вот почему именно номер один? ведь никакого другого общежития в БГГЭ никогда и не было? неразрешимая загадка природы!) как "Бесёнок", "Бесёночек", "Бесик" или "Бес безрогий", в зависимости от степени оказываемого оным Валерой к наименовательнице товарищеского участия, высунув от усердия кончик языка, осторожно коснулся кончиком пластиковой пипетки плоской вершины узкого угольного электрода.
От носика пипетки оторвалась крохотная капелька. В оранжевых лучах освещающих лабораторию кадмиевых ламп она на несколько мгновений задрожала красноватой янтарной бусинкой, затем полукруглый купол капли впитался, мгновенно высыхая и покрывая поверхность набитой в электрод пробы сверкающим белизной соляным куполом.
Quod erat demonstrandum! Что и требовалось доказать.
Теперь при подаче на электрод постоянного тока в 500 ампер летучий, почти невесомый порошок (3000 м.е. ш, не хухры-мухры!) не вылетит, бездарно разлетевшись, из просверленного в электроде канала, как картечь из пушечного ствола, а будет, постепенно расплавляясь и испаряясь, плавно диссоциировать на атомы…
Валера удовлетворенно хмыхнул, а затем горестно вздохнул… Этот электрод он удачно закапал! Осталось закапать еще полторы сотни… В этой партии проб! Остальные партии набитых пробами электродов, установленных вертикально в глухих дырках, выверенными лазерным указателем рядами грубо просверленных в толстых, неструганных, черных от угольной пыли дубовых досках, как стая мигрирующих к океану больных "вертячкой" ежей, угрожающе топорщясь, теснились вокруг него на металлических, покрашенных веселенькой салатовой краской стелажах.
— Ut tempus mi calvus! — превычно блеснул превосходным знанием языка Тита Лукреция Кара младший инженер Бесоев. — Ну вот кто мне, дураку, объяснит? У нас тут в комнате оборудования понапихано на миллионы нормо-часов, ЭВМ стоит самая совершенная… а электроды я закапываю, ровно как сто лет тому назад? Ну, неужели же нельзя ничего придумать? Манипулятор какой-нибудь, что ли…
— Вот ты, Бесенок, и придумай! — раздался за его спиной звонкий и веселый девичий голосок, и пара обтянутых белоснежными рукавами лабораторного халата нежных рук ласково обняла его за поросшую черным, кудлатым волосом шею. — Ты же у нас такой у-у-у-умный… Придумай что-нибудь, правда, а?
Валера стеснительно покраснел, вспомнив, как совсем недавно он из этих же прелестных уст услышал точно такую же фразу.
Тогда, сразу после новогоднего субботника, вечерком комсомольцы весело отмечали начало нового трудового года, определяющего года Семилетки. И вот, коварный лаборант, рыжая и бесстыжая (рыжие, они все такие!) Лена Левченко заманила его, неосторожно принявшего на грудь изрядную дозу разбавленного клюквенным соком "шила", в Ленинскую комнату, под вполне благовидным предлогом пояснения им, Валерой, совершенно неясного Лене места из переписки ренегата Каутского с Фридрихом Энгельсом, для чего Бесоеву и понадобилось срочно прибегнуть к первоисточнику. Увы, толстенный мнемокристалл в синей пластиковой суперобложке с вытесненными на нем силуэтами Вождей в обрамлении лавровых венков так и остался невостребованно лежать возле экрана кодоскопа… Сначала бессовестная обманщица Ленка неистово целовалась с ним так, что у Валеры наутро аж губы болели, а затем и прошептала ему на ушко ту самую фразу:
— Придумай что-нибудь, а? Ты же ведь у-у-умный…
Задумаешься тут. Потому как из мебели в Ленинской комнате, кроме застекленных шкафов с политико-идеологической литературой, стоял только застеленный красной бархатной скатертью стол, в обрамлении деревянных, с высокой спинкой и холодным дермантиновым сиденьем, заседательских стульев, числом ровным количеству членов партбюро… Не то, чтобы Лена имела что-то именно против стола! Просто прошлый раз, не выдержав напора ликующей молодой плоти, он-таки подломился. И жестокосердный завхоз Петрович, под угрозой отлучения Лены от заветного ключа от Ленкомнаты, категорически запретил ей впредь использовать мебель не по назначению.
Однако, голова младшего инженера соображала хорошо и быстро. Приставив стул к широкому подоконнику, он установил Лену на сиденье коленками, так что она уперлась своими пухленькими локотками в холодный и жесткий пластик, и… Молодые люди бездуховно совершили абсолютно недопустимый Моральным Кодексом строителя Коммунизма поступок. Причем через малое время повторили его еще разик… и еще… и еще… То обстоятельство, что Лена при этом напрочь не вышибла лбом стекло, объяснялось только тем, что на оное была наклеена, как на триплекс танка МЧС, металлизированая солнцезащитная пленка, выдерживающая прямое попадание автоматной пули.
Разумеется, после этого эксцесса Валера, как честный человек и коммунист, даже еще не застегнув брюк, предложил Лене немедленно зарегистрировать их возникшие товарищеские отношения. На что, распаренная, как после бани, тяжело дышащая девушка смешливо фыркнула и…ответила ему категорическим отказом:
— Знаешь, милый, с твоим темпераментом ты мне, кабанюка, сразу малыша заделаешь! А через годик, глядишь, еще… а там и третий, как видно, будет не за горами…
— Ну и что?! — несказанно обрадованный такой радостной перспективой, пролепетал Валера. — И очень хорошо, и очень здорово…
— Фиг тебе! — мстительно отрезала Лена. — Я учиться хочу. Не желаю, как моя мамочка, жить, вечно окруженная пеленками и распашонками…
Валера мигом погрустнел. Да, действительно, его потенциальная теща, тётя Света Левченко, работала (и отлично работала!) мамой. Конечно, Орден Материнства, и выплачиваемое на каждого ребенка пособие в двести нормо-часов, и выделенный райсоветом двухэтажный дом с огромным приусадебным участком, и электрический микроавтобус "РАФ"-ик, это все хорошо и даже замечательно… Но, всё же, двенадцать разнополых детей… это не то, что много. Это просто дофига. Ордена у нас просто так, за красивые глаза, действительно, не дают…
