Лучше, пожалуй, будет спрятаться и не мозолить глаза, а то еще глупостей наделаю. Сейчас увидим, получилась моя затея или нет. Проглатываю последний кусочек мяса из своей доли, и ухожу в лес. На дерево на сей раз не полез, спрятался за кустами, подобрался. Что там у нас происходит? Небось, стоило мне уйти, Гремучка сразу напела Светлой, что я всю кодлу отшил от добычи. Ну-ка, проверим, как они там.
Нет? Гремучки у костра след простыл, Светлая сидит одна, жует мясо. Ага, вот к ней направляется Старший:
— Так ты теперь женщина Дикого?
Она, самочка моя, аж подавилась кусочком и закашлялась:
— Я… не понимаю. Ты о чем, Старший?
— Он угощает тебя мясом, а кормит он только своих женщин… И давно?
— Вовсе я не его женщина! — она срывается на визг, ах, какая славная…
— Врешь! — Старший сжимает кулаки.
Прекрасно, остается сейчас мне вылезти и защитить, и тогда хоть прямо здесь раскладывать можно будет. И даже драться особо не придется, видно же, что Старший признал мое право. Но не успел… От костра вскочил Сучок и сейчас тянет Старшего назад к ребятам.
— Чего ты меня тащишь!? Я хочу знать! Эта ложится под Дикого, а потом на глазах у всех нагло жрет мясо…
— Старший, я не ложусь под Дикого! — она скривила губы и глаза ее наполнились слезами.
— Вре-е-ешь! — Старший хватает свое копье. Остальные замерли и даже шушукаться перестали. Он что, кого-то убивать собрался? Совсем спятил?
— Я… охотиться пошел, — и убегает куда-то в сторону реки.
Светлая стоит у моего костерка и смотрит на ребят. По щекам текут слезы. Девочки смотрят на нее с ехидным любопытством, мальчики — с оценивающим интересом. Обведя всех глазами, она кидает на землю палочку с недоеденным куском мяса, которую так и сжимала в руке, и кидается в лес. Пора!
Не выпуская ее из виду, иду соседней тропинкой, шагах в трехстах от лагеря догоняю и хватаю за руку. Светлая останавливается, смотрит на меня так, будто побить хочет, губы дрожат:
— Дикий? Тебе-то что от меня нужно?
— Как что? — делаю вид, что удивлен. — Тебя. Ты же слышала, что сказали, и знаешь обычай. Ты теперь моя женщина. Ложись и давай.
— Что? Отстань от меня!.. — не верит еще, пытается освободить руку. Делаю подсечку и толкаю ее под ближайший куст. Светлая падает, а я наваливаюсь сверху.
— Пусти, гад! Пусти-и-и-и!..
— Я не гад. Я самец. А ты моя самка-визжалка. Ну давай, кричи еще раз!
Придавив ее локтем левой руки, правой пытаюсь сорвать с нее юбку. Одной рукой ничего не получается.
— Пусти-и-и-и!..
Ой, как хорошо! От ее визга мой член встает как каменный, в ушах начинает шуметь прибой. Хватаю неподатливую одежку за край и задираю к животу. Слегка приподнимаюсь, чтобы направить свой инструмент. И тут вдруг дыхание перехватывает, в глазах вспыхивают черные звезды и я валюсь в куст от боли. Эта… Эта тварюшка звезданула мне коленкой между ног! Стискиваю зубы, пытаюсь разогнуться и ухватить ее за ногу. Не успеваю. Светлая вскакивает и кидается бежать не разбирая дороги. Спотыкается на ровном месте и с воплем летит вверх тормашками с песчаного обрыва в реку.
Выровняв дыхание, распрямляюсь. Шевелю головой. Рядом раздается тихий хмык. Поворачиваю голову: рядом на корточках сидит Гремучка и, по-птичьи склонив голову набок, смотрит на меня:
— Ну и зачем?
— Что?
— Светлую ловил.
— Натянуть ее хотел… и натяну! Никуда она от меня не денется.
— Делась уже, — и ухмыльнулась. — Я ей помогла с обрыва слететь — ветку под ноги кинула, она прямо Старшему в руки скатилась. Он там сидел на бережку… страдал. Теперь найдут о чем поговорить. Но я не о том спрашивала. Зачем тебе ее принуждать? Ведь это не приятнее, чем рукой играться.
— Приятнее! Понимала бы ты чего… Она так визжит!
— Визжит? — она рассмеялась, но как-то необидно совсем. — Тебе это нравится? Можем с девчонками порадовать, когда в следующий раз отправишься в кусты шкурку гонять. Хочешь? Они все тебя уважают, с удовольствием попищат да повизжат.
Меня как будто обдало холодной водой. Я представил: вот поднимаюсь и иду из поселка, отлить. А следом за мной все девки, и как только останавливаюсь за кустом — начинают визжать хором. Ушам, щекам и даже, кажется, спине тут же стало горячо.
— Отстань, дура! Светлая моя! Она мое мясо ела! — вздергиваю себя с земли, даже боль куда-то отступила. Гремучка тоже встает и смотрит мне в глаза.
— Я тоже твое мясо ела, — и улыбается.
— Ты… ты тоже моя!
— Ага. Ну-ну. И что ты со мной делать собираешься?
— Натяну-у! Натяну, как… — пытаюсь взять ее за плечи и представить "мешок". Гремучка прижимается ко мне боком и бедром толкает между ног. Я опять скрючиваюсь от боли. А Гремучка с каким-то странным сочувствием смотрит на мои опухшие причиндалы.
— Никого ты сейчас не натянешь. Лучше бы аккуратненько рукой себя разрядил, легче станет, — голос спокойный, низкий и хрипловатый… напряжение этого дня сменяется усталостью, спорить не хочется.
— Что, прямо здесь, что ли? Уйди тогда.
— Зачем? Что я, тебя не видела? Давай лучше придержу, чтобы не упал, или к дереву привалишься? Только дерево не я, оно шершавое.
Гремучка обходит меня сзади и упирается руками в спину.
— Ну, давай…
Тот же спокойный, неторопливый и повелительный голос. Я почему-то слушаюсь. Слегка наваливаюсь спиной на ее руки и берусь за член. Через какое-то время возбуждение нарастает, заглушая боль, я непроизвольно слегка наклоняюсь вперед. Чувствую, что меня придерживают левой рукой за плечо, а правой аккуратно гладят вдоль хребта. Послушно следуя движениям руки, волнами накатывается возбуждение. Я выпрямляюсь и через несколько мгновений со стоном разряжаюсь на ближайший куст. Одновременно с этим Гремучка плотно прижимается к моей спине, просунув свои руки мне подмышки. Я расслабляюсь и почти повисаю на ее руках. Через несколько вдохов шум в ушах проходит, боль между ног тоже становится вполне терпимой. В голове звонко, как в пустом глиняном горшке. Ни мыслей, ни желаний. Гремучка отстраняется от меня, только слегка придерживает за плечо. Проверяет, стою ли на ногах. Я держусь.
— А теперь иди в поселок и ложись спать…
Иду ни на кого не глядя, забираюсь в свой гамак, и засыпаю.
9 день 10 луны 10901 круга от н.м.
Я проснулась от того, что слегка озябла. Прохладное и ясное утро начала сухого сезона. Вот оно, утро, которое мудренее вечера. Вечерние грустные размышления как будто отдалились, и казалось, что все должно быть ясно и просто.
Однако вчерашний упрек Сучка остается в силе, а мудрых мыслей что-то не прибавляется. Я так и не придумала, как защитить девочек. И самое паршивое: желание их защищать казалось каким-то ненастоящим. Будто я двигалась по накатанной дорожке своего старого мира. "Маленькие девочки", потенциальные "жертвы насилия", на чьей стороне должны быть симпатии, вроде бы очевидно. Но… Память Крадущейся говорит: интересы племени важнее. А с точки зрения этих интересов все получается не так просто…
Парни преданы племени безусловно. Просто потому, что при столкновении с враждебно настроенными соседями их всех вырежут. А вот девушки? Девушки станут женами победителей. И будет у них именно то, о чем мечтали. Если бы все шло своим чередом, их бы обменяли на ближайшем совместном с соседями празднике. А так — просто заберут. Но для них это не имеет значения. Может, и будет жаль братьев, да и то далеко не каждой. Девочкам, значит, выгодно "сдать всех с потрохами". Повезло же нам оказаться на острове: на долбленке сюда не добраться. Я, наверно, могу придумать какое-нибудь подходящее плавсредство… но могу и не придумывать. У береговых племен возможность попасть сюда появится не скоро. Пролив широк, а о том, что мы здесь и живы — никто пока не знает.
Я ссыпалась с гамака (попутно отметив, что это выходит на автопилоте) и принялась бездумно бродить вдоль стен хижины, проводя рукой по сосудам на полочках, самим полочкам, ощупывая пальцами ног камни очага и разглядывая узор веток в плетеной стене. Мне всегда думалось лучше или на ходу, или за рисованием абстрактных узоров на первой подвернувшейся под руку поверхности. С письменными принадлежностями здесь туго, значит, будем гулять.
Итак, стоит задача — сохранить наше племя живым и конкурентоспособным. А для этого надо что? Размножаться и пространство. Если пространства двум десяткам человек на острове более чем достаточно, то с размножением намечаются крупные сложности. И кто бы мог подумать: обычно ситуация как раз обратная.
Да-а, развилочка. Направо пойдешь — коня потеряешь, налево — голову сложишь. Или наоборот? Да разница-то какая? Первый вариант — "робинзонада" и изолированная культура. Получится ли такое вообще? Нас мало, а это значит, родственные браки неизбежны на уровне уже двоюродных. Прямо на самой грани вырождения. Но возможно. В этом случае девушек придется держать в очень жестком подчинении (кому? мне?) и решать за них, кто от кого рожает, а главное, кто от кого не рожает ни при каких обстоятельствах. И чем раньше "раздать" их охотникам, тем проще будет потом. М-да… типичные "грязные политические игры", как говорили в мое время. Даже здесь, в диких лесах.
