Однако…
Однако метки показывали: смотрели. А раз смотрели, то жди ночного дозора.
Девушки вещи-то прибрали и ближе к двенадцати тихо-тихо удалились. Недалеко: их номер через две двери наискосок от моего. А я закрылся на ключ и начал проделывать дыхательные упражнения.
Режим дня рассыпается на глазах, нужно бы собраться. Душ, постель, сон. С невнятными сновидениями: стою я перед Белым Домом и раздаю американским неграм новогодний номер журнала «Советская фантастика» — форматом с «Новый Мир», только толще и с яркой обложкой. А на обложке — звездолёт «Победа» завис над Нью-Йорком городом. Зачем завис — непонятно. То ли продовольствие сбрасывает революционерам, то ли ещё что-то. Негры расхватывают журнал, как горячие чебуреки, и говорят почему-то по-русски:
— Откройте! Откройте немедленно!
Я проснулся. В дверь не то, чтобы стучат — ломятся.
— Кого черти несут?
— Проверка номера!
— Какая, к свиньям, проверка!
Снаружи пытались открыть дверь. Мой ключ в замке мешал.
— Кто такие? — это снаружи. Пантера.
— Шли бы вы… Ай, пусти! Пусти! А-а-а-а!
Я открыл дверь.
Два мужичка московской наружности лежали на полу, а Лиса и Пантера сидели на них верхом, заламывая мужичкам руки до вывиха или перелома. Дайте мне точку опоры, и перелом обеспечен. Вот она, милицейская выучка.
Я вернулся в номер и вызвал милицию: нападение. Гостиница «Минск», четвертый этаж, номер четыреста семь. Быстрее, у бандитов заложники, женщины.
Пока ехали, бандиты орали, матерились, а потом орали ещё громче. Происходящее им не нравилось. И было больно. Очень.
— Что тут у вас? — три милиционера, как три богатыря, вдруг предстали во весь рост в тесном, в общем-то, коридоре.
— Попытка ограбления, — сказала Пантера. — Пришлось пресечь.
— А вы откуда взялись?
В настоящих японских кимоно карманов, кажется, нет. Не уверен. Но у девочек были. И они, девочки, достали из карманов книжечки темно-вишнёвого цвета.
Старший наряда внимательно изучил эти книжечки, вернул девочкам.
И сказал:
— Ну, Печкин и Лавочкин, вы попались всерьёз. Сопротивление сотрудникам милиции — это вам не командировочных пугать. Присесть придется.
Мужички с пола поднимались неохотно. Нет, на полу им было плохо, но, похоже, дальше будет только хуже. Много хуже. Уж лучше бы на полу.
— Да мы тут ничего… Пошутить хотели…
— Пошутили. Получилось.
Задержанных увели. Начальник наряда с девочками стали в холле писать бумаги.
А я вернулся в номер.
Ждать объяснений.
Через четверть часа девочки зашли в номер.
— У тебя есть что-нибудь выпить?
— Конечно. Боржом.
— Ну, давай боржом.
И они лихо опрокинули по стакану.
— Что это было?
— Гостиничный шантаж. С подачи гостиничных работников как бы дружинники вламываются в номер командировочного, где тот предается разного рода увеселениям и, под угрозой сообщения на службу, в семью, отправкой в отделение милиции и прочее — обирают его до нитки.
— Ну, а мы-то…
— С тобой, Чижик, другое дело. На тебя поступил заказ. Показать твою аморальную сущность. Подослали бы проститутку…
— Так бы я её и пустил, проститутку!
— Ты бы пришел, а она уже в твоей постели. Или в изнасиловании обвинят. Докажут, не докажут, не съедят, так поднадкусают. Снимут с чемпионата, например. И осадочек останется. Мол, нет дыма без огня.
— А тут приехали мы, — вступила Лиса. — Такие все из себя красивые. И потому они решили сделать проще: застать нас втроем за излишествами всякими. Мы потому и тряпочки свои подкинули, чтобы натолкнуть их на подобную мысль. И взяли на горячем.
— Вот вы говорите они, они, а кто — они?
— Ты, Чижик, многие фигуры обидел. Гроссмейстеров побеждаешь, чемпионов. А за каждой фигурой стоят серьезные люди. Вот они, серьезные люди, и решили тебя немножечко того… задвинуть в угол.
— Но по счастью, ты не Чижик сам по себе, ты ещё и динамовец. Динамовец динамовца всегда выручит.
— А министр внутренних дел как раз динамовец, — девочки говорили по очереди, получалось очень мило.
— И министр решил пресечь показательно жестко. Чтобы отбить даже мысль о том, что динамовца Чижика можно трогать.
— И что теперь будет с этими… Печкин и Лавочкин — это клички?
— Самое смешное — нет, это их фамилии. Они как раз по командировочным и работают. Очень удобно: командировочный, он труслив. Знает, чье мясо съел. Не пожалуется. Потому доказать трудно.
— Сейчас их прижмут, нападение на сотрудников милиции не шутка. Они сдадут нанимателей, ну, и так далее. И гостиницу эту возьмут на контроль. Будут проводить рейды, проверки, подключат ОБХСС. В общем, впредь всем наука: Чижика не обижать, Чижика холить и лелеять.
— Да, а что это у вас за удостоверения такие?
— Хорошие удостоверения, — Лиса показала темно-вишневую книжечку. — Мы теперь можем в трамвае бесплатно ездить. И в троллейбусе.
Однако!
«Удостоверение номер 2123 тов. Бочарова Надежда Евгеньевна является внештатным сотрудником милиции по линии участковых инспекторов. Начальник РОВД полковник Семенов А.И.», и фотография, и печать, и титло поверху «Управление внутренних дел города Черноземска».
— И у тебя? — спросил я Ольгу.
— И у меня.
— Эк как у вас с милицией серьёзно.
— У нас, Чижик, всё серьезно. И у тебя тоже. Тебе завтра, то есть сегодня, опять в бой. Поспи. А мы будем охранять твой сон.
— Ну, охраняйте, охраняйте…
Глава 6
27 октября 1973 года, суббота
ПОЛЁТ ЧИЖИКА
«Ты не вейся, грозный Чижик
Над моею головой
Ты добычи не дождешься
Грозный Чижик, я не твой»
Василий Васильевич Смыслов пел, Анатолий Карпов, Виктор Корчной и Тигран Петросян в меру сил подпевали, а Марк Тайманов им аккомпанировал на рояле кремового цвета. Не иначе, «Стейнвей», специальный заказ.
Они бы и дальше пели, но прозвенел будильник. Пора вставать.
И я встал.
Шатать не шатает, но близко к тому.
После того, как Пантера и Лиса вернулись в Чернозёмск, я заболел. Не сразу, а через три дня. Семнадцатого октября. Запомнил, потому что я в этот день играл с Анатолием Карповым. Хорошо разыграл дебют, получил перспективную позицию, и тут схватил живот. Или схватило?
Добежать до туалета я успел, но только на морально-волевых. И потом еще дважды в течение партии. «Чижика понесло» — мог бы написать проницательный репортёр. На тридцатом ходу предложил ничью. Предложил бы и раньше, но правилами чемпионата запрещалось соглашаться на ничью до тридцатого хода.
Карпов прекрасно видел моё состояние, мог бы и потянуть, вдруг я облажаюсь, но благородно на ничью согласился. А я опять убежал в туалет.
Общепит, он и в Москве общепит. Кафе, буфет, ресторан, пельменная, диетическая столовая, где-нибудь повар или раздатчица не вымыли руки, и вот она, инфекция…
Я лечился. Левомицетин, сульгин, отвар дубовой коры. И голод.
Чувствовал себя скверно, но на игру выходил. Под присмотром Антона. Доезжал на такси, садился за столик и играл, думая лишь, чтобы не обос… ну, понятно. Соперники, видя мое состояние, соглашались на ничью — Смыслов, Корчной, Петросян, Тайманов. А вот Зюкин не согласился, и пришлось его прибить, хотя это стоило мне трех лишних походов в туалет.
В общем, турнир я закончил так: двенадцать побед и пять ничьих. И потому великолепная пятерка была в своем праве, когда пела «Грозный Чижик, я не твой». Их я победить не мог, не смог, да и не пытался. Рад был каждому ничейному исходу. Но четырнадцати с половиной очков хватило на первое место, и хватило с большим отрывом. Второе-третье место поделили Спасский (он проиграл лишь мне) и Карпов, набравшие по одиннадцать с половиной очков. Корчной, Полугаевский и Петросян — по десять с половиной. Далее не интересно. То есть болельщикам, вероятно, очень интересно, но я не мог отвлекаться на пустяки. Даже сейчас дойти до туалета, а потом принять душ, требовало полной сосредоточенности и самоотдачи. Нет, сейчас я чувствую себя почти нормально. Инфекция ушла, забрав с собою три килограмма веса и оставив слабость, одышку и сердцебиение. Пройдёт. Неделька-другая, и я снова буду летать и щебетать. Но не сегодня.
