— Вы с ханом, верно, подумали, что если мы не отплатили вам той же монетой за первое нападение на нас, то мы слабы и будем лишь держать оборону? Вы ошиблись! Мы будем жёстко отвечать на каждое враждебное действие. Джебсцун, совершённое тобой летом нападение на наше поселение стоило моему князю семь драгоценных жизней наших людей. Сегодня я отплатил тебе и твоему хану сполна.
На взмыленном коне к Сазонову и Бекетову, неотлучно находившемуся рядом, подлетел Усольцев:
— Евойные жёнки и детишки пленены, Алексей Кузьмич! Степняки более отпору не дают, усмирены!
— Отлично, Кузьма Фролыч! Прикажи воинам отдыхать да смотреть по сторонам внимательно. И пусть режут овец, люди проголодались, наверное. Выходим после обеда. — И Сазонов снова обратился к поверженному противнику: — Твою семью я забираю с собой, чтобы ты не хотел более мериться силой с моими воинами. Я отдам их тебе позже, когда мы, убрав твоего хана, вернёмся к себе в крепость, которую вам никогда не взять.
Джебсцун повалился на бок, тихонько подвывая от злости и бессилия. Проклятый северный народ! Откуда они взялись на этих землях! Они появились тут, как хозяева, всерьёз устраиваясь на земле, собирая под себя бывших данников хана, а теперь громят его вернейших нойонов! Да и облик их непривычен для этих мест, никогда прежде халхасцы не видели этих большеглазых и большеносых людей, с курчавыми рыжими бородами. Наказание богов, не иначе. Ибо видел Джебсцун, как уверен в себе этот военачальник, как твёрдо говорит он слова на незнакомом языке и как сильны его воины. Даже подлые, изменившие хану бурятские данники обряжены в непробиваемый доспех и действуют на удивление слаженно, а ведь такового за ними вовек не водилось.
После того как ангарцы покинули разгромленное становище степняков, а войско вытянулось в походную колонну, Бекетов, ещё раз оглянувшись назад, нагнал Сазонова. Алексей Кузьмич беседовал со своим родственником Романом, объясняя тому что-то. Казак не стал им мешать и немного замедлил шаг своего коня, принявшись оглядывать расстилавшуюся вокруг степь, которая уже ощутила на себе хладное дыхание осени. Буряты, поделив между собой, согласно уговору, половину захваченных лошадей, то и дело проносились мимо с гиканьем и удалыми белозубыми улыбками, красуясь перед захваченными у халхасцев семью десятками молодых девушек, что были посажены на обозные повозки. Девицы же лишь испуганно жались друг к дружке и закрывали миндалевидные глаза тонкими ладошками.
Наконец Сазонов, почувствовав, что Бекетов хотел с ним поговорить, отпустил айна и направил коня в сторону казака.
— Пётр Иванович, ты хотел мне что-то сказать?
Бекетов кивнул и призадумался, собираясь с мыслями. Пару минут он медлил, задумчиво почёсывая бороду.
— Я чего хотел сказать, Алексей Кузьмич… Вот вы, ангарцы, люди делами славные, боевитые, сильного характеру, но с сердцем, жесточью не наполненным… Разве что ворогам воздаёте по делам их, так то дело правое. Однако же и предел отмщения у вас имеется, не то что у народов во злобе пребывающих. — После этих слов Бекетов снова замолчал, а Алексей не стал задавать ему вопросов, видя, что казак задумался. — А ведь вас всех будто бы гложет что-то, словно жрёт изнутри. Как будто вы потеряли нечто зело важное. — Пётр Иванович внимательно посмотрел на Сазонова, ожидая, что тот поможет ему, объяснит свои чувства.
— Прав ты, Пётр Иванович, — тяжело вздохнув, проговорил Алексей. — Верно подметил — каждый из нас потерял самое ценное, что может потерять человек.
— Что же? — сузил глаза Бекетов. — Родных людей своих, вестимо?
— Свою семью потерял каждый из нас, — глухо проговорил Сазонов. — Все они остались… — Тут Алексей споткнулся, словно налетев на невидимую стену, и замолк.
— Остались? Где остались?! — воскликнул казак, не отводя взгляда от Алексея. — Да ты скажи токмо где! Неужель не сыщем?! На Амуре-батюшке уж и корабли для окияна имеются! Сыщем, ей-ей!
— Нет, Пётр Иванович, — покачал головой Сазонов. — Их уже вовек не сыщешь. Пропали они навсегда, вместе с родиной нашей, точнее, с тем, что от неё осталось.
— Как же так? — растерянно проговорил казак. — Как пропали, где? Не пойму я никак.
— Теперь ты погоди, Пётр Иванович, — сказал Алексей. — Дай мне время с мыслями собраться, а то голова аж загудела…
Бывший майор морской пехоты Северного флота начал свой рассказ с того момента, как они все оказались в Прибайкалье шестнадцать с лишним лет назад. После этого он поведал Петру Ивановичу о мерцающем проходе между мирами. И только потом рассказал о той стране, которую они покинули, посланные изучить этот мир. Алексей довёл до казака то, что пожелал нужным или важным для понимания Бекетовым того положения, в котором оказались он и его товарищи в том далёком уже году. Бывший сын боярский слушал друга, словно зачарованный, уже не обращая внимания на происходящее вокруг. Бекетову сейчас всё казалось каким-то смазанным и недостойным его внимания. Он осознал, что прикоснулся к неведомому, приобщился к великой тайне. Только сейчас, по прошествии стольких лет, Пётр понял, что стал для этих людей по-настоящему своим, что они приняли его в свой круг, доверив самое важное. Взор его был затуманен — казак обмысливал услышанное. Бекетов пытался понять первопричину случившегося с этими людьми. Естественно, что единственным объяснением сего для бывшего енисейца стала воля Господня, ибо только Он мог ввергнуть в этот мир людей из мира иного. И никто более! Пётр тряхнул головой, будто прогоняя прочь наваждение.
— Кабы не знал я вас, вовек бы не поверил, — проговорил с расстановкой Бекетов. — Когда я встретил Рината на Ангаре, я так и подумал — пришлые людишки. Потому и обвинил я вас в злодействах ватажки Хрипунова. И вот оно как вышло…
— Пётр Иванович, но ты должен понять, что я рассказал это сейчас только потому, что Сокол давно добивался для тебя места в Совете, — глянул на раскрасневшегося казака майор.
— Не дитё, разумею! — нахмурился Бекетов. — Что же с державой вашей стало? Не понял я сего.
— Да мы и сами не понимали, а когда уразумели — уж и поздно стало. Словно дурной сон это был, морок.
Долго Сазонов рассказывал товарищу о делах давно минувших лет, будто душу изливал, хотел выговориться. Поведал про великую державу, созданную беспримерным трудом миллионов людей, щедро омытую потом, слезами и кровью. Казак слушал, недвижным взглядом смотря сквозь весело переговаривавшихся амурцев, которые всё ещё обсуждали перипетии недавнего боя.
— Да, измельчал народ русский, — покачал головой Бекетов.
