Петр прекрасно осознавал весь риск такой авантюры, ведь попади в его живот одна случайная пуля — и все, хрен он встретит пятый закат, загнется скорбно и концы отдаст.
Но страха в душе он не испытывал — четыре нечаянных встречи у него уже было с братьями Орловыми, и он выходил из них победителем. Можно назвать это как угодно — фатум, рок, судьба, кысмет — но в пятой встрече должно было решиться все. И что эта встреча состоится вскоре, в этом у него не было никакого сомнения.
Ждать супругу пришлось недолго — Петр выкурил только одну папиросу. И обомлел. В красивом зеленом платье с глубоким декольте, со стоячим белым кружевным воротником, с распущенными черными волнистыми волосами, с манящей улыбкой и нежным взором жена была настолько обворожительна и привлекательна, что у него дыханье в зобу сперло.
И Петр мысленно выругал «тезку» последними словами — если умных красавиц заменяют уродливыми дурами, то в голове у мужика кукушки кукуют и тараканы нехилые бегают, и таких нужно не на трон усаживать, а в психушке запирать. И что ему надобно было, хороняке?
Император вежливо расшаркался перед супругой и заметил краем глаза постные и ничего не понимающие физиономии Миниха и Измайлова. Однако такими удивленными были не только эти двое — практически все придворные и многие слуги впали в полный ступор, когда Петр подошел к Екатерине, ласково обнял женщину и нежно поцеловал.
Поступок этот, конечно, сильно нарушал все правила этикета, но проделать его стоило, тем более что жена охотно на него откликнулась и сама с упоением его поцеловала, чуть прикусив своими зубками нижнюю губу.
Воспользовавшись воцарившимся всеобщим оцепенением, Петр властно приказал свите и охране (куда ж без этого — положено, да и не отстанут) следовать за ним на приличном расстоянии, не ближе чем в две сотни шагов. Затем, предложив Екатерине опереться на его руку, они любящей супружеской парой медленно отправились на прогулку…
Это было самое удивительное гуляние в его жизни. Они с женой отошли от дворца на добрую версту и стали ходить вдоль канала — сотню шагов вперед, разворот и столько же назад, к небольшому беленькому столику, который принес из ближайшего павильона верный Нарцисс.
Там Петр наливал жене бокал прохладительного фруктового напитка, а сам выкуривал папиросу. И шествие начиналось снова — сто шагов вперед, сто шагов назад.
Свита поначалу также совершала подобный променад, пока там не сообразили, что выглядят по меньшей мере нелепо и смешно. Наконец придворные и охрана сгуртовались в доброй сотне метров от столика и затеяли там свои разговоры.
А Петр говорил и говорил с Екатериной. С этой умной женщиной можно было говорить о многом, начиная от военного дела и заканчивая сбором налогов. Но Петр не желал доводить жену до скуки такими государственными беседами и время от времени рассказывал ей различные смешные истории и анекдоты, стараясь выдерживать историческую реальность.
Женщина смеялась очень заразительно, а ее глаза метали влюбленные яркие искорки. Смеялся с ней и Петр, который позже прочитал ей стихи одного известного поэта, нагло выдав их за свои вирши.
Император ничем не рисковал — поэт не только не родился, но и не родился еще его отец. А если и родился, то в пеленки писался, или под столом пешком ходил. Зато над каналом прозвучало одно четверостишье:
Я помню чудное мгновенье,
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
«Какой удар со стороны классика», — вспомнил Петр известные слова великого комбинатора и чуть обнял жену за талию. Но Екатерина притихла, с удивлением глядя на Петра широко раскрытыми глазами. И ему потребовалось много времени, чтобы отвлечь ее от стихотворных изысканий супруга.
Интересная была прогулка — в душе Петра произошло странное раздвоение, причем два его внутренних «я» не мешали друг другу, а занимались своим делом каждый.
Первый изо всех своих сил развлекал жену, ухаживал за ней, ласкал и обнимал, а иногда и целовал. А вот второй смотрел за парком настороженным волком, стараясь разглядеть за кустами и деревьями силуэт человека или блеск вороненого пистолетного ствола.
На ту сторону канала он почти не смотрел — полсотни с лишним шагов запредельная для пистолета дистанция. Да и не тот характер у Орлова, чтобы в спину стрелять. А потому покушение с этой стороны произойдет — до столика сотня шагов, и еще две сотни шагов до свиты и охраны. Полминуты пройдет, не меньше, пока охрана прибежит и вмешаться успеет.
И опасаться Григорию Орлову нечего — безоружный шибздик, не ожидающий внезапного нападения и размякший от близости женщины с ее ласками, вряд ли устоит против верзилы, который вооружен двумя пистолетами и острой длинной шпагой.
Но и у Петра имелась пара козырей — он был полностью готов к покушению и в любую секунду мог встать за Екатерину, а стрелять тогда Орлов не будет из-за боязни поранить свою любимую женщину, и постарается решить дело в скоротечной схватке. А длинная тяжелая трость с массивным набалдашником в умелых руках может превратиться в страшное оружие.
Конечно, Петра можно обвинить в трусости — фи, прятаться за женщину. Но надо посмотреть, что еще противней — вооруженный до зубов верзила, подло нападающий из засады на заведомо слабейшего и безоружного, или последний, который для частичного уравнивания шансов только чуть прячется за любовницу данного верзилы.
Но размышления и наблюдения — это одно, а Петр при этом еще как-то ухитрялся рассказывать жене занимательные истории из жизни русских царей и императоров:
— Это случилось после Гангута, Катенька, когда мой дед, Петр Алексеевич, встретился в одном замке в Померании с королем Дании Фредериком и королем Саксонии Августом. Тем самым, по прозвищу Сильный, что бастардов своих много наплодил. Прости за такую подробность, — Петр тут остановился, ему показалось, что в глубине парка, где-то неподалеку, хрустнула сухая ветка. Но он тут же продолжил свое повествование: — Так вот. Однажды монархи поспорили после веселой гулянки — у кого солдаты храбрые и за своего владыку жизнь свою отдадут, не колеблясь. Спорили до хрипоты, пока не решили проверить на деле. И вот датский король вызвал своего гренадера и предложил выпрыгнуть из окна, отдать за короля жизнь. Бедный солдат взмолился, мол, вы что — здесь же сажени четыре, я себе все кости переломаю. Тут монархи и рассмеялись над трусостью датского солдата…
Краем глаза Петр увидел за стволом дерева мощный силуэт человеческой фигуры, но свой рассказ продолжил:
