Плюнув на маскировку, красноармейцы перестали кружить и двинулись к оставленным у Михайловки машинам по прямой. Назад ползли со скоростью червя – в день проходили всего по десять-пятнадцать километров. Еда закончилась на второй день, вода на третий. Хорошо хоть, что хватало бинтов и обезболивающего.
– Пашенька!
– А?..
Катя испуганно посмотрела на Скорострела.
– Что случилось, любимая?
– Ты вдруг падать стал. – Девушка осторожно притронулась к его рукаву. – Ты что, солдатик, спишь на ходу?
– Да замечтался что-то…
«А вот это уже херово, если я на ходу отключаться начал. И боль временами такая, что перед глазами красные круги плавают. Тропа слилась в какую-то серо-коричневую полосу, пот заливает глаза… Не могу больше. Не могу!»
Но Пашка упрямо продолжал шагать через «не могу». Шаг, шаг, еще шаг, еще… Последние дни он сражался с каждым сантиметром пути, с каждой клеточкой своего тела… Даже несмотря на два укола обезболивающего в сутки, ему было уже совсем худо. А каждый шаг давался ценой огромного усилия.
Но еще большего усилия требовало сохранение такого внешнего вида, чтобы никто не понял, как ему плохо. Иначе ведь понесут. Не веря, не желая поверить в то, что это уже бесполезно – он почти труп. Потеряют время, потеряют силы и ничего не добьются.
«Хорошо бы, чтобы уцелел Сухов! Если у него все получилось – ребята погибли не напрасно! Хотя и без того изрядно подсократили численность «подземной» армии. Надо же – на таких зубров нарвались, блин… Не повезло! Шаг, еще шаг…»
– Товарищ лейтенант! – Ложкин вернулся из дозора. Ноги у него, в отличие от рук, здоровые, и он бегает как лось, то уходя на километр вперед, то возвращаясь по своим следам назад.
– Что?..
– У нас на хвосте опять «подземные» висят. Сколько точно – я не видел.
– Приплыли, мать их… Интересно, сколько их могло уцелеть в последнем бою? Десять? Двадцать? Но даже если их всего пять – нам хватит. Вот что, ребятушки… Со мной вам далеко не уйти – я еле ноги волоку. И засаду нормальную не устроить – патронов кот наплакал. Так что…
– Иди ты в жопу, солдатик! – тут же просекла Пашкину идею Катя и сразу же непоследовательно добавила: – Я без тебя, Пашенька, никуда не уйду!
– Я тоже вас не оставлю, тащ лейтенант! – пробасил Ложкин.
– Так ты же стрелять не можешь! – вскинул на него глаза Скорострел.
– Зубами буду грызть! – скривился раздасадованный своей бесполезностью боец.
«Так, неповиновение… Это надо решительно пресекать!»
– Товарищи красноармейцы, слушай мою команду! – негромко рявкнул лейтенант.
Ложкин моментально встал по стойке «смирно», и даже Катерина Матвеевна нехотя приняла вертикальную позу.
– Я! Вам! Приказываю! – раздельно, по словам, сказал Павел. – Дойти до расположения отряда майора Сапожникова и доложить результаты нашего рейда! Приказ понятен?
– Так точно! – по-уставному ответил Ложкин, но, помедлив, добавил: – Пусть девушка идет, а я останусь!
– Она одна не дойдет!
– Дойду! – невпопад сказала Катя. – Только я никуда не пойду без тебя!
«Придется применить военную хитрость… – подумал Паша. – Не уйдут ведь…»
– Катя!
– Что? – всхлипнула девушка.
– Красноармеец Панкратова! – почти в полный голос рявкнул лейтенант.
– Я!
– Слушай и запоминай, два раза повторять не буду! Вот это, – Паша протянул девушке рюкзак с упакованной в нее рацией, – тебе. Береги как зеницу ока – там не только станция, но и шифроблокноты. И они ни в коем случае не должны попасть в руки врага! Поняла?
Катерина Матвеевна неуверенно кивнула.
– Красноармеец Ложкин!
– Я!
– Принимай отряд под свою команду, и уходите отсюда марш-броском. Не изгаляйся – иди по прямой. Твоя задача – вывести радистку в расположение наших войск. Задание понятно?
– Так точно!
«Уже лучше! Прониклись ребята…»
Катя открыла было рот, явно собираясь оспорить приказ, но Паша не дал ей такой возможности.
– Молчи и слушай! Со мной вам не уйти. Догонят, свяжут боем, дождутся подхода остальных, и все труды, все наши смерти – псу под хвост! Вы, блин, этого хотите?
Ребята молчали, понимая правоту командира. Пашка перевел дух:
– Мне оставьте все патроны и пулемет. Все! Бегом марш!!!
Они ушли, пряча глаза, изо всех сил стараясь не глядеть в сторону лейтенанта. Катя тихонько рыдала. Ложкин тоже как-то подозрительно хлюпал носом, но, связанный прямым приказом и ответственностью за жизнь девушки, вынужден был возглавить отряд. Когда их фигуры скрылись за деревьями, Павел устроился поудобнее в выворотне здоровенной сосны и вогнал себе инъекцию обезболивающего. Уже не считаясь со здоровьем, слоновью дозу. Боль ушла. Не сразу, не смытая теплой волной, как уходила раньше, а медленно, постепенно, словно отползла, скалясь и огрызаясь. Но как бы там ни было, а теперь у лейтенанта Красной Армии Павла Скорострелова ничего не болело.
«…Двадцать – двадцать пять человек один пулеметчик может задержать в лесу надолго. На час, а то и на два… Потом все равно обойдут и закидают гранатами. Главное – у него должно быть достаточно патронов, и САМОЕ главное – он не должен уходить. Пулеметчик-смертник… – рассуждал Павел. – Где же такого взять? Да знаю я где…»
Преследователи появились как-то сразу, словно бы вынырнули из-под земли. Всего двенадцать человек. Шли нагло, не таясь, видимо, поняли по следам, что преследуют всего троих. И зря, что не таясь. Хотя кому как…
Первая очередь снесла едва ли не четверть отряда. Остальные успели залечь, но Пашка упорно нащупывал их поодиночке. Что-то вопя, егеря старались рассредоточиться, задавить огнем, начать обход. Но Скорострел недаром выбрал для встречи именно это место – довольно большая, около сотни метров шириной, и вытянутая поперек маршрута на полкилометра, заросшая невысокими редкими кустами заболоченная поляна.
«Повезло, что я выманил этих козлов на ее середину!»
Матерясь, «подземные» пытались укрыться за кочками, за кустами, но все чаще и чаще брань обрывалась болезненным вскриком или предсмертным хрипом.
Но егеря – парни упорные. Их осталось всего четверо, но, распластавшись в траве, прикидываясь трупами, они миллиметр за миллиметром продвигались все дальше и дальше.
Пашка добил последнюю ленту, отпустил горячий пулемет и перевернулся на спину. Высоко-высоко, там, в немыслимой дали сосновых верхушек, разливалось сияние. Уже закат? Нет, это какой-то светящийся туман…
– Паша? Что, сыночек, устал?
«Отец? Не может быть!»
– Почему «не может быть»? Очень даже может. – Отец присел рядом со Скорострелом, похлопал по плечу. – Теперь все может быть…
