— Что же князь тебе сказал? — допытывался воевода.
— Сказал, что еще будет со мною говорить, позже. Сказал, что законы есть. Все говорил, что я какую-то пошлину беру.
Воевода посмотрел на священника. Тот подчеркнуто равнодушно пожал плечами.
— По-моему, — заметил он, — нужно спрашивать, не что князь сказал Уржу, а о чем Урж успел сказать князю.
— Что ты сказал князю? — грозно спросил воевода.
— Да не кричи ты так. Что-то сказал, всего не упомнишь.
— Ты не говорил ли, что мы с караванщиков деньги берем?
— Говорил.
— Как!
— Но ведь это правда. Он спросил, я ответил.
— А что потом с этими деньгами делаем, говорил ему?
— И ты туда же! — удивился Урж. — Князь тоже самое спросил. Ну, куда идут семейные деньги? Не хвесты же на них закатывают! Еда, одежда, починка дома, все для семьи стараемся.
— Так, — сказал воевода.
— Ага, — сказал священник.
— Ну, спасибо, что предупредил, — заметил воевода. — Всего вам доброго, друзья мои.
Но убежать из города он не успел. Ярослав, занятый охраной собственной персоны, управился тем не менее отдать приказ, и когда воевода, влекомый любовью к сбережениям, честным трудом нажитым, все-таки появился у себя дома, чтобы эти сбережения забрать с собой, его схватили. Священника тоже было схватили, но он открыл подвал церкви и представил доказательства, что все золото, изъятое у караванщиков, находится в сохранности и будет передано князю по первому же требованию.
— Возьми золото, mon roi,[14] — посоветовал князю Жискар. — Чувствую я, пригодится оно тебе в самое ближайшее время.
— Нет, не желаю, — недовольно ответил Ярослав. — Сколько нужно наложить запретов, чтобы подействовало! Не желаю я, чтобы людей, рожденных на моих территориях, продавали в рабство за тридевять земель!
— Все так делают.
— Я — не все. Да и кто — все? В Швеции есть хоть один работорговый центр? Нет, шведы своих рабов себе же и оставляют. Чем мы хуже?
— Всех оставлять — владельцев не хватит. В Швеции народу меньше.
— Не язви, Жискар, не до того. Я вообще против продажи людей нехристям, хоть бы и своим. Если христианин покупает холопа, он за него ответственен перед Создателем, и он об этом знает.
— Морализаторствуешь, mon roi.
— …Нехристи же… Нет, Жискар, с этим нужно что-то делать.
— Огромные доходы, — сказал Жискар. — Нечем заменить.
— Пусть торгуют шкурами или деревом.
— Это совсем не то. Намного дешевле. Что будем делать с проворовавшимся воеводой?
— Не знаю… Много наворовал?
— Вроде много.
— Продать бы его самого какому-нибудь халифу.
— Возрастом не вышел. Старые ценятся низко.
— Посадим в подземелье?
— После нашего отъезда его сразу выпустят. Может, просто на кол его посадить?
— Не болтай, Жискар. Ты знаешь, я не люблю жестокости даже в шутку.
— Думаешь, нигде на твоих территориях не сажают на кол, без твоего ведома?
— Думаю, что сажают. Но меньше, чем раньше. Ну, что ж, едем мы в Киев или не едем?
— Золото у священника возьми все-таки.
— Нет.
— Ну тогда я возьму.
Ярослав мрачно на него посмотрел.
— Я что, для себя, что ли, стараюсь? — обиделся Жискар. — Мне лишнего не нужно, я, тебе служа, все, что хочу, имею и так. Просто есть предчувствие, что золото это нам понадобится.
— К ворожихе ходил?
— Mon roi, тебе не идет сарказм. В крайнем случае отдашь супруге, а она раздаст его бедным.
Хорошая мысль, подумал Ярослав.
* * *
В дубраве на окраине Хоммеля Лель вдруг заупрямился.
— Езжай-ка ты дальше одна, — сказал он. — С князем я встречаться не хочу.
— Почему? Разве тебе не интересно, какой он?
— Уж я его видел.
— Не дури, Лель. Что ты как маленький.
— Не желаю. Я тебя здесь подожду. Сяду вон под тем дубом и подожду.
— В Хоммеле, наверное, есть кроги.
Лель подумал.
— Хорошо, — сказал он. — Тогда поедем в крог, поедим, и я тебя подожду в кроге, и постараюсь не напиться.
— Согласна.
Светило солнце, таяла ледяная корка на улицах. В кроге отвратительно пахло, было грязно, и Ширин поняла, что киевские кроги отличаются от провинциальных. А в Константинополе кроги, наверное, мраморные. Впрочем, в Константинополе нет крогов — там капилеи. Но каждый капилей обязательно из мрамора.
Еда в Хоммеле оказалась не очень вкусная. И даже названия звучали непривлекательно — зморыш половинный, бузырь в туне, жика кислая. Из цивилизованных блюд наличествовали новгородские стегуны под рустом. Название Ширин помнила, но Лель отрицательно мотнул головой.
— Они может и стегуны, но не новгородские, а уж какой тут руст делают — лучше не пробовать. А вот свир у них неплохой. Я, впрочем, не любитель свира. Но, за неимением лучшего, придется лакать. Может не пойдешь к князю? Зачем тебе князь? Он старый, некрасивый, и сварливый.
Ширин не ответила. В конце концов они заказали бычину дутую, которая оказалась обыкновенной несвежей ветчиной, сдобренной укропом. Лель залпом выпил кружку бодрящего свира и принялся за еду. Ширин, немного поев, встала и сказала:
— Жди меня здесь.
У ворот детинца пятеро стражей подозрительно оглядели неестественно рослую, темноволосую девушку в мужской одежде, со свердом у бедра. Стражники были не хоммельские, а из дружины Ярослава.
— Здравствуйте, добрые люди, — Ширин поклонилась им. — Мне необходимо попасть к князю, у меня к нему важное дело.
— К князю, говоришь? — спросил один из стражей. — Ну так покажи нам что-нибудь.
— Показать? Что показать?
— Можешь арсель показать. А можешь грамоту. К князю без грамоты посторонние не ходят, он не пекарь и не мельник.
Ширин сунула руку в походную суму и с ужасом поняла, что грамоты Гостемила там нет. Оттянув край сумы, она заглянула внутрь и убедилась — нет грамоты. Лель не мог стащить грамоту — зачем ему? Значит, обронила где-то, потеряла! Что же делать? Свежепредупрежденные о возможной попытке похищения правителя, стражи придвинулись ближе.
— А ну-ка, милая, расскажи добрым молодцам, кто тебя послал и зачем.
— Меня послал мой отец.
— Речь твоя странная какая-то. А кто твой отец?
— Гостемил из рода Моровичей.
— О! — стражники переглянулись.
— Видел я Гостемила не единожды, — авторитетно сказал один. — Нисколько ты на него, девушка, не похожа. А вот мы тебя теперь возьмем под белы руки да сунем до дальнейшего разбирательства в погреб.
Они придвинулись к ней вплотную. От них пахло чесноком и потом, и было их пятеро. Ширин коротким ударом уложила одного, а выхватить сверд ей не дали. Ее повалили и стали заламывать руки за спину.
— Сильная, хорла, — сказал один, едва удерживая правое запястье Ширин обеими руками.
Другой, пытаясь удержать левое запястье, понял, что не удержит, что Ширин сейчас вырвется, разозлился, и въехал ей коленом в бок несколько раз подряд. Ширин сделала отчаянную попытку подняться, но третий страж сел сверху ей на арсель и быстро связал заломленные руки толстой колючей веревкой. Ее взяли за волосы, подняли на ноги, сняли с нее сленгкаппу и бальтирад со свердом.
— Гадина, ведьма, — сказал один.
Ударенный поднялся, подошел к Ширин, и с размаху ляпнул ей кулаком в глаз — она успела слегка отклониться, и удар пришелся в скулу.
— Посадим ее покамест в землянку, — сказал кто-то. — А через два часа нас сменят, так и поквитаемся.
* * *
Лель ждал в кроге уже целый час. Сколько можно торчать у князя? О чем она говорит с князем? Неужто Ярослав стал разговорчив последнее время с молодыми девушками? Еще через полчаса он заподозрил, что с Еленой что-то случилось. Вспомнилась катающаяся по полу домика грамота. Расплатясь с хозяйкой, он вышел из крога и спокойным шагом направился к детинцу. Каждый опытный охотник знает, что на бегу внимание рассеивается. Медленно идешь — больше видишь. Слева несколько горожан спешили по своим вселенской важности делам. Справа, в ста шагах от детинца, обнаружилась группа из четырех человек, что-то возбужденно обсуждающих.
— Врагами подослана, говорю вам! — сердился один из них.
— А силища какая! — восхищенно замечал другой. — Ребята еле с нею впятером справились.
— Да нет же, она их просто оскорбила!
— Нет, подослана!
Лель еще немного послушал и двинулся дальше. Подойдя к воротам детинца, он слегка приподнял левую руку, приветствуя стражей.
— Здравствовать вам, люди мелкие, — холодно сказал он им. — Князь в детинце?
Один из стражей его узнал и остановил другого, собравшегося было хамить.
— Здравствуй, молодой болярин. Да, князь в детинце, и Жискар там же.
— Об этом я тебя не спрашивал. Мне нужно видеть князя.
— Князь занят нынче.
