Как только упал центурион, видимо, командовавший когортой, и его приметный шлем исчез из поля зрения подчиненных, желание погибнуть за римский народ сразу же пропало у многих.
— Сдаюсь! — послышалось сперва редко, потом все чаще.
— Не убивать! Берем в плен! — крикнул я на языке германцев.
Повторять пришлось несколько раз, потому что многие германцы слишком увлеклись избиением слабого противника. Мы захватили сто двадцать семь человек, считая легкораненых — примерно треть когорта. Их тут же обобрали и отогнали дальше по дороге к арбам, на которые погрузили и быстро собранные трофеи. С убитых сняли даже стоптанные калиги, хотя покупателя на них вряд ли найдут. Когда добычи мало, забирают всё.
Четверть своих подчиненных я отправил под командованием Гленна сопровождать обоз и пленных к нашему мосту. Мой воспитанник — парень спокойный, рассудительный, задание как раз по нему. Это был редкий случай, когда и германцы так подумали и не стали требовать, чтобы командиром был их соплеменник, потому что воинов в отряд сопровождения отобрали по жребию. Все хотели остаться и продолжить сражение с таким слабым противником, а неудачниками может командовать и кельт.
Я отвел оставшихся германцев за поля, туда, где дорога, петляя, проходила между двумя холмами, поросшими маквисом. Нет, я не собирался заманить легион в засаду. Слишком крупная для нас добыча. Я давал помпеянцам возможность полюбоваться трупами соратников и представить, что их ждем в следующем узком месте. Они ведь не знают, сколько нас здесь. Пусть предполагают, что на левый берег Сикора переправились значительные силы противника. Мы всего лишь поможем им увериться, что так оно и есть.
До деревни легион шагал расслабленно, без разведки. Точнее, они были уверены, что впереди топает налегке когорта, которая предупредит их, если что. Пока не наткнулись на трупы. Простояли там в полной боевой готовности не меньше часа. Наверное, отправляли гонца с печальной вестью к Луцию Афранию и ждали его распоряжений. Не знаю, что именно приказал их главнокомандующий — только разведать или напасть — но легион в боевом порядке двинулся дальше.
Метрах в двухстах впереди шагали без строя болеарские пращники, десятков восемь. Римляне не ценят их, используют в той же роли, что и первобытный человек любимую женщины, заталкивая ее первой в необследованную пещеру. Во-первых, инородцы. Во-вторых, сказывается, как думаю, извечная неприязнь легионеров (тяжелых пехотинцев) к стрелкам. Пращники и лучники в рукопашную с ними не вступают, безнаказанно обстреливают с дистанции, что, знаю по себе, сильно бесит. Зато сами стрелки точно так же недолюбливают конницу. Их сильная сторона — быстрые ноги — ничто в сравнение с лошадиными. В чем сегодня они и убедились лишний раз.
Дорога к ложбине между холмами подходила под углом, поэтому болеарцы заметили, что там конница, слишком поздно, когда мы уже выезжали им навстречу. Дальше был чистый дарвинизм: кто из пращников сообразил быстро и еще быстрее драпапнул под защиту легионеров, тот и даст потомство. Я успел догнать троих. Последнего заколол уже метрах в двадцати от передней шеренги легионеров, образовавших стену щитов, и сразу поскакал в обратную сторону.
Один из моих подчиненных, увлекшись преследованием, приблизился к строю слишком близко и тоже стал жертвой естественного отбора, поймав пилум в бочину. Остальные германцы оказались предусмотрительнее, занялись на безопасном расстоянии шмоном полусотни трупов. У некоторых пращников есть пули из свинца, часто с именем владельца или добрыми пожеланиями жертве, десяток которых стоит дороже, чем праща, грязная туника и стоптанные калиги вместе взятые. Впрочем, большая часть болеарцев была босой, с черными, закаменевшими пятками и подошвами.
Закончив сбор трофеев, мы повертелись перед носом у помпеянцев, а потом вернулись в ложбину между холмами. Возле въезда в нее остался дозор из десятка всадников. Поскольку враги не знали, сколько нас всего, они развернулись на всю ширину долины и с час простояли так. Может быть, опять посылали гонца к Луцию Афранию, а может, просто ждали, что мы нападем еще раз. Затем одна когорта была послана на разведку. Убедившись, что, кроме дозора, в ложбине никого нет и тщательно обследовав заросли на склонах холмов, легион двинулся дальше.
Мы его ждали в следующем узком месте примерно километрах в двух от предыдущего. На этот раз в авангарде шла когорта легионеров, так что повеселиться и поживиться у нас не получилось. Мы всего лишь выехали ей навстречу, подождали, когда подтянутся остальные когорты и приготовятся к бою, повертелись перед их носом, обменявшись традиционными жестами, после чего ускакали. Помпеянцы подождали, сколько вытерпели, и двинулись следом.
Так продолжалось почти до захода солнца. За это время мы одолели с половину пути до нашего моста. Потом эти игры надоели легату легиона, приказал возвращаться в каструм. Потопали они бодренько, наверное, чтобы успеть до темноты. Теперь уже мы ехали за легионом. Впрочем, не долго. Убедившись, что враги сегодня навоевались, мы развернулись и быстро поскакали в свой лагерь. Нам ведь еще надо получить награду у Гая Юлия Цезаря и поделить добычу.
124
Большей части населения любой страны абсолютно до задницы, кто ими правит, если смена власти не привела к резкому ухудшению жизни. Вот какое дело крестьянам на Иберийском полуострове, кто будет править в Риме?! Да никакого! Зато им есть дело до армий, которые находятся на их землях. Точнее, армиям есть дело до того, что крестьянин вырастил и собрал, и абсолютно плевать, что станет с его полями, если по ним пройдется пара легионов, не говоря уже о том, что сделают на них привал. Впрочем, в последнем случае знатно удобрят. Жители ближайших пяти округов долго верили обещаниям Луция Афрания, что скоро из Африки прибудут пять легионов от Гнея Помпея, после чего Гай Юлий Цезарь будет разбит и, если уцелеет, с позором изгнан не только из Иберии, но и из Римской республики. Время шло, помощь не приходила, а цезарианцы грабили аборигенов, как врагов. В последнее время наши отряды разъезжали по окрестностям, ближним и дальним, днем и ночью, а наши враги сидели в каструмах и носа не высовывали. Сперва они попытались выходить на фуражировку по ночам, но наткнулись на один из конных отрядов германцев, который тоже решил поохотиться в темноте, после чего возле вражеских каструмов были выставлены круглосуточные дозоры. Аборигены посмотрели на всё это дело, почесали затылки или лысины, кто имел, посовещались и направили к Гаю Юлию Цезарю послов, предлагая взять под свою руку, то есть прекратить грабежи, пообещав взамен снабжать зерном. Тот искренне заверил, что грабежей больше не будет, и даже приказал своим подчиненным больше не нападать на крестьян, ставших верными ему. Германцы и не нападали, потому что в этих пяти округах ничего ценного уже не осталось. Теперь мои подчиненные отравлялись в дальние, возвращаясь дней через пять-семь. Поскольку боевых действий не было, я не возражал.
Тем временем деятельная натура Гая Юлия Цезаря придумала новое развлечение для подчиненных. Легионеры теперь рыли каналы, чтобы отвести воду из реки Сикор, сделать основное русло настолько мелким, чтобы свободно переправлялись и конные, и пешие. Вскоре задача для конных была решена: мы без особых проблем переправлялись в месте неподалеку от лагеря. Больше не надо было делать многокилометровый крюк, чтобы оказаться на противоположном берегу в этом месте. Пешим там пока было по шею, а малорослым и с головой.
Поскольку кавалеристов рытье каналов не касалось, мои починенные, разбившись на отряды, поскакали на промысел, а я отправился рыбачить в компании с генетой, которая получила бандитскую кличку Мурка. Место выбрал выше начала канала, где было глубже. В последнее время уровень воды в реке сильно понизился, и стала она чище, прозрачней и не такая холодная, как во время дождей, когда обильно таяли льды на вершинах гор. Окунь брал жадно. Видать, изголодался за время паводка. В мутной воде только людям ловить сподручнее. Рыба была не крупная, но ловилась часто, так что за час я натаскал килограмма три. Честное рыбацкое! К тому же, и генета получила свою долю и наелась от пуза, но все равно азартно реагировала на каждую подсечку рыбы.
