– Верные людишки с Литвы весточку прислали.
Моментально поняв, о чем идёт речь, Дмитрий насторожился – уж слишком много надежд и планов он связывал с тем, чтобы отцовские прознатчики установили УДОБНЫХ для него заказчиков покушения на его жизнь. Даже, наверное, и не удобных – а единственно необходимых. Мало ли что там Ходкевич лепетал про вечных соперников своего рода, магнатов Радзивиллов? Даже если вдруг это и правда, всё равно – мелко, слишком мелко для задуманного…
– Бенедиктинцы.
Чувствуя, как в родителе вновь начинает разгораться гневный огонь, сереброволосый подросток легонько погладил отцовскую руку.
– Я сразу о том говорил, батюшка – или иезуиты, или бенедиктинцы.
– Помню. Как и о том, что сам Жигимонт Август к сему злоумышлению руку приложил.
Не сдержавшись, глава правящего дома рыкнул в приступе злобы:
– Прихвостень папежный, сам пустоцветом живёт, и других потомства лишить желает!!! Словно тать ночной, все дела свои норовит исподтишка обстряпать…
Окончательно успокоившись, московский властитель не удержался и сплюнул на пол.
– Висковатов ведь доподлинно вызнал – Жигимонтишке мир и дружба меж нами и Литвой, что в сердце нож острый!..
Дверь в предбанник открылась, пропуская князя Вяземского.
– Поди вон!
Афанасия словно ветром сдуло. Не приходилось даже и сомневаться – через пять минут все заинтересованные лица уже будут знать о плохом настроении повелителя.
– Что молчишь, сыно?
– Думаю и вспоминаю, батюшка.
– И о чем же ты думаешь?
– О том, что долг платежом красен. И о том, почему меня поперёд тебя отравить решили.
Внимательно поглядев на своего наследника, Иоанн Васильевич надолго замолчал. Убийство правителя соседней державы не было чем-то запретным – если смерть приходила к нему на бранном поле. Или в результате ловко организованного дворцового переворота. Бунт черни или смута среди бояр тоже были уважительной причиной – слабому государю не дано удержать власть. Остальное же… Было невместно. С другой стороны, раз последний Ягеллон действует столь бесчестно, так и держать его стоит не за собрата-государя, а за погань, чести никогда не имевшую! А с такими – всё дозволено, всё разрешено. Хотя конечно торопиться с такими решениями никак нельзя, надобно всё хорошенько обдумать и взвесить.
– Ты, сынок, живое доказательство того, что вера наша истинная. Что деяниями и помыслами своими мы идём по стезе, заповеданной Создателем. Всего лишь прослышав о благодати твоей, людишки литовские да польские переходят под руку Москвы. Под нашу руку! А не станет Жигимонтишки – и всё княжество Литовское от королевства Польского тотчас отшатнётся, государя себе на стороне искать станет. Бояр да шляхты православной там покамест поболее, чем предателей-католиков!
Помолчав и бесцельно погоняв стаканчик с квасом по столу, тридцатипятилетний Рюрикович внезапно хмыкнул:
– В посольстве великом многие именитые литвины к тебе присматривались. О делах и привычках твоих расспрашивали – что за нрав у тебя, какие забавы любишь, и не бываешь ли гневлив попусту. Смекаешь, Митька, к чему их интерес?
– Да, батюшка. Только католики, и в особенности иезуиты костьми лягут – но не допустят меня на трон великого князя Литовского.
– Ну, это мы ещё поглядим… Ладно, что ты думаешь, я понял. А вспоминал о чем?
– Поначалу о бабке двоюродной, княгине Елене Ивановне. Потом о бабушке родной, Елене Васильевне. А напоследок и матушка вспомнилась.
Намёк получился что надо, ибо все три великих княгини умерли как раз от яда. Поэтому совсем не удивительно, что прямо на глазах у сына отец потемнел лицом, и с явственной надеждой поинтересовался:
– Узнал, кто Настеньку отравил?..
– Сколько не вопрошал об этом, знание сие так и не открылось.
Сереброволосый подросток и его родитель помолчали, каждый думая о своём.
– Батюшка. Папежники не успокоятся, пока не добьются своего. Есть яды, называемые составными, и состоящие из нескольких разных жидкостей. Каждая в отдельности безвредна, поэтому – сколько ни снимай с питья и еды пробы, такую добавку не различишь. Соединившись же в теле жертвы, они превращаются в страшную отраву. Ещё есть яды с долгим действием, добавляемые малыми частями…
– Я и без тебя про то знаю!..
Моментально вспыхнув и так же быстро успокоившись, великий государь Московский пошарил взглядом в поисках вина. Не нашёл, и тут же нетерпеливо прикрикнул:
– Эй, кто там есть?!..
Почти без задержки показался один из служек – ближные бояре и дворяне, кои обычно и прислуживали князю в банных делах, предпочли проявить предусмотрительную скромность.
– Вина.
Вновь оставшись вдвоём, отец положил руку на плечо сына, тем самым молчаливо извиняясь. Открылась дверь, пропуская князя Вяземского, рискнувшего вновь появиться перед гневными очами своего повелителя, тихо стукнул стеклянный графинчик с вином и небольшой серебряный кубок…
– Ступай, Афоня.
Подождав, пока дверка плотно закроется, Иоанн Васильевич самолично наплескал себе вина, затем с сомнением поглядел на сына. Подумал, но всё же налил и ему. Кваса.
– Про яды твои составные много кто слышал, да никто их не видел – аптекарь наш Арендишка как-то говаривал, что-де перевелись умельцы, способные такое сварить. И я те его слова крепко проверял, сыно. Так что не бери себе в голову все эти…
– Я могу.
Открывший было рот для очередной успокоительной сентенции, правитель понял, что вновь недооценил таланты своего первенца.
– М-да.
– Батюшка. От меня не скрыть любую отраву в еде и питьё – но ты, и братья с сестрой того не могут. Я… Очень боюсь потерять кого либо из вас. Как матушку.
– Ну-ну, откуда такие мысли?
Осушив свой кубок, Иоанн Васильевич вздохнул и слегка сгорбился. Вновь налил себе вина, чуть-чуть поколебался, затем всё же выплеснул на пол квас из берестяной кружечки сына и наполнил её сладковатой романеей. Не полностью, конечно – наполовину.
– Вижу ведь, придумал уже что-то. Говори уж.
Через пять минут размеренного шепота, разбавленного очень тихими вопросами и ответами, великий государь, царь и великий князь всея Руси ненадолго замер в полной недвижимости, затем медленно и как-то грузно поднялся, напрочь позабыв о вине. Уже перешагнув высокий порог, он остановился, глянул на вскочивших на ноги ближников и нехотя обернулся назад:
– Я подумаю.
***
Тёплой июльской ночью царящая в небе Луна, заметив наплывающие с запада дождевые тучи, начала светить особенно ярко – с извечным своим любопытством заглядывая в окна домов и проникая в людские чаянья и сны. Скользила пальчиками прозрачных лучей по крестьянам и боярам, ремесленникам и купцам, монахам и воинам, смотрела – и не видела ничего для себя нового. Хотя?.. Проникнув сквозь удивительно чистое и большое стекло в одну из спален Теремного дворца, небесная красавица прикоснулась к разметавшейся по подушке светлой гриве волос, скользнула по нежной коже лица и закинутой за голову руке…
