Весь вечер они провели вместе - сначала танцевали и пили коктейли, пьянея не от рома, а от взглядов друг друга. Затем стояли на открытой веранде, опершись о гранитную балюстраду, откуда открывалась чарующая панорама уснувшей гаванской бухты, озаряемая ярким, как пожар, светом маяка крепости Эль-Морро. Сама крепость, ее крутые высокие стены, казались сейчас нереальными, призрачными - как и американские военные корабли, стоящие на рейде у входа в бухту...
Фидель и Мария о чем-то разговаривала - и хотя прошло не больше суток, Фидель, как ни старался, так и не смог вспомнить, о чем они говорили... а сейчас, когда минуло больше года (и еще одна листовка прилеплена к шершавой стене...) - и подавно не вспомнить...
Расстались они лишь на рассвете, договорившись, что встретятся в первую ночь нового года на Малеконе.
Сквозь резной переплет этажерки, которая возвышалась напротив кровати, где лежал Фидель, были видны настенные часы. Грузный маятник, похожий на пиратский галион, медленно раскачивался из стороны в сторону, словно был "летучим голландцем", которому никогда не пристать к берегу... Фидель улыбнулся - странные у него, однако, ассоциации... Часы показывали половину второго, и Фидель поднялся с кровати - если сейчас выйти из дома, то как раз к двум доберешься до Малекона, где уже наверняка собралось пол-Гаваны - отмечать приход Нового года... "Как бы нам не разминуться", - кольнула сердце Фиделя острая иголка тревоги, но он поспешил отмахнуться от неприятного сигнала, потому что знал: он найдет Марию в любой толпе...
Где-то вдалеке раздался нарастающий рокот, затем - резкий неприятный свист, и за окном что-то громыхнуло - да так, что зазвенели оконные стекла. Маятник галиона, словно испугавшись, остановил на мгновенье свой размеренный бег. Словно почувствовал, что может наконец-то пристать к берегу...
Фидель подбежал к окну: неужели гроза? И в этот самый момент снова раздался резкий свист - оглушительный, похожий на истеричный паровозный гудок, когда машинист резко тормозит, заметив в последний момент на путях неожиданное препятствие. Затем снова ударил яростный раскат грома, как во время тропического ливня. И следом за громом в районе порта полыхнуло алое зарево. Багровое, цвета крови, пламя исступленно рвалось в ночное звездное небо, жадно облизывая крошечные веснушки звезд.
Фидель встревожился: нет, это не гроза... Звезды сияют по-прежнему ярко, на ночном небе - ни единого облачка... И в этот миг застывший в тревожном ожидании воздух разорвала новая череда взрывов.
Да, теперь у Фиделя не было никаких сомнений: это были именно взрывы, а не раскаты грома. Первая мысль, которая стрелой пронеслась в мозгу Фиделя: неужели немецкие агенты проникли в порт и совершили диверсию?.. Скорее всего, это было именно так: чуть левее бухты - там, где располагались казармы Национальной гвардии, к небу взметнулись новые языки яркого пламени.
Что же случилось?- подумал Фидель, глядя на пламя. И огонь подсказал ему единственно верный, а оттого страшный ответ ...
"Скоро здесь будет жарко", - сказал отец всего два часа назад, когда они сидели за столом, наслаждаясь пьянящим вкусом крепкого гаванского рома. Фидель внутренне был согласен с отцом - о возможной войне с Германией давно уже говорила вся Гавана, а немецкие военные корабли курсировали в непосредственной близости от острова, в ясный день их черные силуэты можно было разглядеть невооруженным глазом.
Но одно дело - это слушать обывательские разговоры, и совсем другое - всерьез поверить, что Германия всерьез решится вторгнуться на Кубу, которая находится под носом у янки... Тем не менее многие состоятельные кубинцы начали паковать чемоданы сразу после Перл-Харбора, и спешили на северный берег Карибского моря, где - как они надеялись, можно будет отсидеться, если Гитлер всерьез решится ударить по Кубе.
И отец тоже собирался уехать в Штаты...
Где-то в запредельно далекой вышине неба злобно взревели моторы - Фидель догадался, что это со стороны океана идут на Гавану самолеты. Военные самолеты...
Он не видел летящих машин, но что-то - наверное, пресловутое шестое чувство, - подсказало ему, что эти самолеты - немецкие.
И летят они бомбить Гавану...
"Скоро здесь будет жарко..."
Но... Неужели это случилось так быстро?
Нужно найти отца - понял Фидель.
Он рванулся к двери - и вовремя: где-то совсем рядом, возможно даже, на соседней улице, рвануло так, что брызнули стекла, разлетевшись по комнате острыми блестящими осколками.
"Нужно найти отца", - билась в мозгу Фиделя отчетливая мысль. Он старался не думать о том, что сталось бы с ним, останься он у окна...
Фидель выскочил на улицу, озираясь по сторонам.
В двух кварталах от его дома ярко пылал особняк, разбрасывая вокруг себя ореол ярко-красных искр. Как от праздничных бенгальских огней... Фидель невольно улыбнулся такому сравнению - нелепому и жуткому...
В ночном небе ревели невидимые самолеты, обрушивая на новогодний город смертоносный груз, взрывы гремели где-то совсем рядом, в воздухе висел терпкий запах пороховой гари, и Фиделю казалось, что все бомбы нацелились прямо на него. Фидель понимал, что нужно бежать, спасаться от несущейся с неба смерти - но он словно прирос к каменной мостовой, превратившись в безжизненную мраморную статую. Он не мог сдвинуться с места, понимая, что умрет прямо сейчас, у порога собственного дома.
... а Мария будет ждать меня на набережной... будет ждать, а потом уйдет, обидевшись на меня... мы же договорились...
Какая Мария... сейчас, когда в воздухе царит настоящий ад?... Фидель до саднящей боли в костяшках пальцев сжал кулаки, чтобы отогнать липкий страх.
Кажется, помогло... Фидель обрел способность логически рассуждать... Мария не будет ждать меня под бомбами, она побежит искать укрытие, а мне нужно искать отца, а не ждать, когда мне на голову упадет бомба, а она не может упасть мне на голову, потому что мне нужно найти отца...
Фидель медленно пошел вверх по улице, в сторону Ведадо... Но через пять или шесть шагов остановился... мне нужно найти отца, но я не знаю, где искать его и куда идти...
Из узкого темного переулка метнулась плотная тень, и сердце Фиделя резко упало: он решил, что это бомба, которая обрела способность самостоятельно передвигаться... Фидель успел вознести Господу молитву и покаяться во всех своих грехах, прежде чем понял, что никакая это не бомба...
То был чернокожий парень, чуть старше Фиделя. Полногубое лицо парня сковала маска смертельного страха, и если бы он не был негром, можно было бы сказать, что он бледен, как мел...
- Бомбят, - свистяще прошептал негр. Его глаза - красные, испуганные, как у кролика, который почувствовал у своего горла острый нож, беспомощно бегали.
- Бомбят, - согласился Фидель.
- А я знаю, что нужно делать, - доверительно прошептал парень, хватая Фиделя за руку. Его пальцы были цепкими и холодными, как искусственный лед в холодильнике. Прикосновение было неприятно Фиделю, и он брезгливо отдернул руку, хотя никогда не испытывал расовой ненависти к чернокожим. - Надо спасаться. Бежать... Бежать очень далеко... очень далеко бежать...
С этими словами он сорвался с места, увлекая за собой Фиделя. Фидель испуганно вырвал руку из холодной ладони негра и остался стоять на прежнем месте.
Негр, похоже, этого не заметил. Смешно размахивая длинными неуклюжими руками, он кинулся обратно в тот же переулок, откуда выскочил мгновение назад. Движения парня были неуверенными, словно тот не рассчитал дозу гаванского рома, и в другой ситуации Фидель посмеялся бы над ним, но сейчас ему было не до смеха, потому что он понимал, что чернокожим парнем движет только страх и желание спастись от неминуемой смерти, которая гонится за ним по пятам.
Не успел негр скрыться в черном зеве переулка, как небесный свод обрушился на землю, погребая под тяжелыми каменными обломками весь мир. Мостовая взбрыкнула, как дикая лошадь, и ушла из-под ног. И Фидель с ужасом ощутил, что какая-то неведомая сила поднимает его над землей, и чей-то злой кулак изо всех сил бьет его под ложечку, выбивая из легких остатки воздуха, и чья-то громадная ручища стискивает его грудь, круша ребра. А затем с равнодушной злостью бросает вниз, на острые клыки развороченной каменной мостовой...
Инстинктивно Фидель успел сгруппироваться, втянуть голову в плечи и закрыть макушку руками....
... Он не помнил, долго ли он так пролежал, оглушенный и разбитый взрывной волной, на горячих плитах мостовой. Но когда Фидель очнулся, ночь уже ушла, уступив место утру. Стрелки наручных часов застыли, показывая без четверти два, стекло покрылось трещинами, циферблат был помят. Фидель с запоздалым сожалением подумал, что теперь часы придется выкинуть.
Крупное оранжевое солнце, похожее на зловещее кровавое пятно, расплывшееся на голубой стене, стояло над крышами. Гулкая тишина тошнотворно звенела в ушах, голова казалась пустой, как бутылка из-под гаванского рома, правый локоть нестерпимо горел, словно по нему несколько раз прошлись шершавым наждаком.
