отели.
Мы с Беатой решили, что не будем продавать отель. Мы приходили в монастырскую столовую, отец Алоиз наливал нам наваристого супа, по воскресеньям выдавал кренделя, и каждый раз велел молиться, восхваляя милость Всевышнего.
Мне было 17, я заканчивала четвертый класс старшей школы, и каждый раз после этих напутствий мне хотелось сказать отцу Алоизу, что ни один Господь не дает таких испытаний своим чадам. Суп вставал в горле комом, но я все равно продолжала есть.
Беата сняла похоронные деньги, всеми правдами и неправдами выбила нам лицензию на сбор лесных даров, мы собирали с ней лисички, черную и красную смородину, дикую землянику.
Я нанялась чистить коровник в ближайшей ферме, хозяин взамен давал немного денег и свежего молока. Молоко пахло травами и надеждой.
Мы не могли встречаться и с Дитрихом. В 2020 было запрещено видеться даже с близкими родственниками. Дитрих не унывал, слал мне смешные картинки в вотсап и голосовые.
Каждое воскресенье курьер приносил от него посылку: ароматные сосиски, кнедлики, колбасу из оленины, и свежайший хлеб. Дитрих знал, что я не возьму у него ни цента.
3.
Дитрих давно погиб в каменоломнях. А еще раньше он предал меня. Я делаю вид, что живу ради Беаты, а Беата говорит, что живет ради меня.
Потом, зимой 21 года пришли вакцины. Любой медик раньше бы сказал, что в пандемию прививаться нельзя, да и минимальный срок испытаний не должен быть меньше 5 лет.
Новые вакцины содержали в себе ген xNrA, и, как выяснилось впоследствии, наночип.
Тогда мы с Беатой не придали должного значения всем происходящим смертям. Медики говорили, "никакой связи". У совсем молодых и здоровых людей нередко диагностировали "внезапную лейкемию", "скрытую сердечную недостаточность, перикардиты, миокардиты", и об этом замалчивалось. Тех же служителей Гиппократа, кто рискнул открыть рот, увольняли с позором.
Помню, Беата тогда сказала, если тебе что-то дают бесплатно, то это неспроста, а если навязывают, то неспроста тем более.
Отелям разрешили открыться, и мы радовались тому, что можем снова начать работать. Нам пришлось закупать дезинфицирующие средства в промышленных масштабах, убрать столики в ресторане — выдерживать дистанцию в 1,5 метра.
Наши прежние постояльцы вернулись почти сразу же после разрешения отелям работать. Мы с радушием встречали многодетные семьи, молодые пары, пожилых людей со множеством собак.
Я каждый день убирала номера, расставляла на столиках веточки лаванды, и верила, что все прошло, и дальше нас с Беатой ждёт только светлое будущее. Мне оставалось закончить два класса старшей школы, и потом я хотела отправиться учиться отельному делу. Я мечтала, что наш маленький отель расширится, и мы станем известны за пределами страны, превратимся в сеть отелей.
По утрам ко мне приходит рыжая белка. Я делюсь с ней крошками от круассана, в те годы я поверяла ей свои надежды. А сейчас я рассказываю ей о своей тоске, не хочу расстраивать Беату. Я сказала ей, что работаю прислугой.
4.
Мы наконец могли видеться с Дитрихом. Больше нельзя было обниматься на улицах, все люди вынужденно носили маски даже на улицах. Мы с Дитрихом искали укромные местечки, стягивали с себя ненавистные намордники, и упоенно целовались. Наши поцелуи отдавали надеждой и верой.
Беата отпускала меня вечером пораньше, собирала рюкзак с нехитрой едой. Мы с Дитрихом отправлялись в лес, или к горному озеру — прозрачному, как стекло, и ледяному, как верхушки гор.
Мы обнимались, смотрели, как коровы пасутся на лугах, иногда мелькали белки или лисы. Дитрих тоже собирался в университет, он хотел стать инженером, как и его родители.
А тем временем над нашими беззаботными головами сгущались тучи.
5.
Мой первый мужчина едва меня не задушил, не успела я раздеться, как он принялся меня душить и орал: ты непривитая, ты непривитая! Страшно подумать, что было бы, не дотянись я до тревожной кнопки. Ульрих выкинул этого наглеца, а Илзе слупила с него штраф.
Следующий гость демонстрировал ужасные бордово-синие пятна и, видя невольную брезгливость на моем лице, просил его гладить, гладить по всему обезображенному телу.
Еще один признался, что ничего уже не может, и требовал, чтобы я помогала ему руками.
Первое время я приходила затемно домой, и никак не могла отмыться. Стояла под душем часами, терла себя, терла.
В конце месяца Беата молча оплачивала астрономические счета за воду. Мне кажется, она все понимала.
-
Тогда, в 2019, мы пережили кошмарную зиму.
— Живи, Эльза, — говорила мне Беата, — живи, даже если останешься без гроша. Судьба всегда даст тебе шанс.
Та зима стала сезоном самоубийств. Люди не выдерживали локдауна, не выдерживали безденежья, не выдерживали патетических речей с экранов — "потерпите две недели ради всеобщего блага". Потом еще две. Потом еще и еще.
Не удивительно, что люди сводили счеты с жизнью.
Молодой бармен кинулся под колеса поезда. Владелец небольшой обувной фабрики повесился в собственном гараже. Мать семейства выбросилась из окна.
— Живи, Эльза, — говорила мне Беата, читая очередной случай "редкого самоубийства" в хронике. Живи, не смотря ни на что.
Зимой 2019 у нас не было денег даже на свечки. Мы молились с Беатой Пресветлой Богородице за всех несчастных, пекли пироги на продажу, ждали весны, когда сможем собирать килограммами смородину, землянику, лисички. Мы желали спасти наш отель, наш Вальдхайм.
-
Сейчас Беата совсем сдала. Вчера я принесла домой продукты — пачку пасты, молоко, баварские сосиски, то немногое, что можно купить без чипов, она внимательно посмотрела на меня, грустно качая белой как снег головой.
— Живи, Эльза, живи, несмотря ни на что.
6.
Летом 21 мне исполнилось 19 лет. Мы с Беатой за два года открытий-закрытий давно проели те деньги, которые откладывали на поступление в институт, решили, что будем работать и постепенно накопим на мою учебу.
В мой день рождения Дитрих пригласил меня встретить закат на вершине горы. Дитрих заплатил за подъемник, мы не стали накрываться крышкой, я смотрела, как у меня под ногами проплывают луга, кроны деревьев,
